Звяк, звяк.
На экране появилось лицо.
Длинные темные волосы. Тонкие, чуть смазанные черты лица. Пристальный взгляд, какой бывает у большинства людей, фотографирующихся на паспорт. На вид парню было лет двадцать.
– В чем дело-то? – во второй или третий раз спросил Август.
– Кажется, они установили личность трупа из Локне.
– Вот черт.
Телефон снова звякнул, пришло еще два снимка. Тот же самый парень, только уже чуть моложе. Те же длинные волосы, но на этот раз на нем была футбольная форма. Зеленый и белый – цвета «Хаммарбю». Въезжая на участок Нюдаленов, Эйра подумала, что она была права – парень действительно нездешний.
Перед гаражом стояли две машины, одна – ослепительно новая, взятая напрокат. На крылечко вышла молодая женщина в закатанных до колен джинсах и поставила на землю черный пластиковый пакет с мусором.
– Это моя дочь Йенни приехала, – объяснил Трюггве, когда вышел их встретить. Сдержанно поздоровался, глядя на них с подозрением. – Из Австралии. Вы и с ней собираетесь ругаться?
– Я только хотела попросить вас посмотреть несколько фотографий, – сказала Эйра.
– Когда же, наконец, это закончится?
Эйра щелкнула по первому снимку и поднесла мобильный к его носу.
– Мог ли этот человек быть тем, кого вы видели на реке в тот вечер, когда Лина Ставред пропала?
Трюггве похлопал по карманам и, извинившись, вернулся обратно в дом за очками. Молодая женщина захлопнула крышку мусорного бака и пошла к ним, но остановилась на почтенном расстоянии. Она выглядела моложе своих двадцати семи лет.
– Что вам нужно? – спросила она и, сунув руки в карманы джинсов, с упрямым видом расправила плечи.
– Мы здесь совсем по другому делу.
– Вот как.
Йенни осталась стоять, словно ждала, что они спросят ее о чем-нибудь еще.
– Должно быть, это стало для вас шоком, – сочувственно проговорила Эйра и сама услышала, как плоско это звучит. Что может сказать человек, чья мать арестована за убийство? И который только что узнал, что его собственный отец совсем не тот, за кого себя выдает?
– Я здесь по делам, – отрезала Йенни, – когда уезжала, взяла с собой только один рюкзак. Подумала, что, возможно, здесь осталось что-нибудь, связанное с моим детством, что мне захочется сохранить, пока отец не продал, но что это может быть? Разве что воспоминания. Да только о чем?
– Он собирается продавать дом?
– По мне, так пусть поступает, как хочет, – девушка бросила взгляд в сторону дома, откуда снова появился ее отец, с очками в руках.
– Снаружи выглядит красиво, верно? – спросила Йенни. – Господи, сколько же сил они вложили в этот сад и дом, чтобы все было идеально.
Эйра хотела что-нибудь еще у нее спросить, но они приехали не за этим. Она больше не расследовала убийство Свена Хагстрёма. А потому пусть хоть что-то останется невыясненным. У них на руках было признание, орудие убийства и мотив. Улики против Мейан выглядели вполне надежными, и у полиции больше не было причин копаться дальше в ее психике и биографии. Теперь пускай этим занимается адвокат, если он вместе со своей подзащитной решит ссылаться на подобные вещи. А дальше все должен определить суд.
Когда Нюдален подошел к ним, Йенни повернулась и зашагала прочь, по дороге пнув футбольный мяч, который приземлился на ухоженную клумбу. Когда они проходили мимо веранды, она смотрела в сторону.
Проводив свою дочь взглядом, Трюггве надел очки для чтения и взял телефон в руки.
– Кто это? – спросил он, изучая снимок.
– Вы сказали, что у второй девушки, что сидела на веслах, волосы падали налицо?..
– Да… Я помню эти волосы, длиной до плеч, и что гребла она из рук вон плохо. Ну вы понимаете, бабы в лодке… – он попробовал рассмеяться, обращаясь к Августу, но, не встретив у того поддержки, снова опустил взгляд на экран.
– Вы хотите сказать, что это не она, а он?
– А вы что скажете?
– Не знаю. – Он остановился на снимке парня в футбольной форме. – Пожалуй, он немного смахивает на девчонку. Щупленький такой. Не особо на мужика похож…
– Я понимаю, что по прошествии стольких лет вам трудно решить.
Трюггве протянул ей телефон обратно.
– Ага, – произнес он на вдохе, что выдавало в нем уроженца северных краев. Эйра еще успела подумать, не туда ли он теперь собирается вернуться, найдутся ли там деревушки, умеющие забывать плохое. – Может, это был кто-то другой, но вполне мог быть и он.
Так быстро установить личность погибшего помогли зубы.
Кеннет Эмануэль Исакссон.
– Мы нашли его в картотеке пропавших граждан, – объяснила Силья, которая ненадолго заскочила в Крамфорс поделиться новостями. Она развернула свой ноутбук, чтобы Эйра тоже посмотрела.
Родился в 1976 году в приходе Хэгерстен, Стокгольм. Кеннету как раз исполнилось двадцать лет, когда его объявили пропавшим, в начале июня 1996-го.
Эйра принялась считать, прикидывая так и сяк. Выходило, что парень пропал меньше чем за месяц до исчезновения Лины. Прошло не больше четырех недель, скорее всего, двадцать шесть дней.
– Он сбежал из Общины Хассела, центра лечения от наркозависимости, что в Северном Хельсингланде, – сказала Силья.
– Он все еще существует? – Эйра припомнила какое-то лечебное учреждение для малолетних наркоманов и алкоголиков, порядка пятнадцати миль к югу по ту сторону от границы лена[15].
– Теперь там что-то другое, но когда наш парень находился там, у них была очень развита товарищеская поддержка в марксистском духе.
– Мне помнится, это был довольно спорный момент.
– Коллективное воспитание, – провозгласила Силья. – Они добились неплохого результата, но и удостоились острой критики. К примеру, среди подростков поощрялось доносительство.
Силья пролистала материалы на экране – краткое заключение полиции, составленное по результатам расследования исчезновения Кеннета Исакссона, пропавшего в 1996 году.
– Они думали, что он сбежал в Стокгольм. Прежде такое уже случалось, и не раз, но полиция находила его то на Платтан, то еще в каких-нибудь местах, где любят тусоваться наркоманы.
– Вы уже связались с его родственниками?
– Отца нет в живых, а мать оборвала все контакты за год до исчезновения сына. Кеннет обчистил ее дом. Унес оттуда все, что только можно было продать.
– Тогда что же он делал в Одалене?
– Скрывался? Должно быть, не хотел, чтобы его снова нашли. Или донесли.
– Он мог быть здесь проездом, – выдвинула предположение Эйра, – по пути в Норвегию или Финляндию… В конце концов, наркоту можно достать где угодно.
– В центре Хассела сказали, что он уже довольно долго был «чистым».
– Получается, никто не знал, куда он направился?
– Выходит, что так, – откликнулась Силья, – на этот раз он держал язык за зубами и не проговорился своим товарищам.
Эйра еще раз перечитала довольно короткий текст.
– Если именно его видели в лодке с Линой Ставред, то это не могло быть их первой встречей. Вряд ли бы она отправилась к реке на свой страх и риск, они должны были заранее условиться о свидании.
– Хм, – проговорила Силья, – кое-кто скажет, что пока еще довольно рано делать подобные выводы.
Эйра снова вернулась к снимкам Кеннета Исакссона.
Непослушные волосы, ускользающий взгляд.
– Что бы ты сказала про этого паренька в свои шестнадцать-семнадцать?
Силья окинула пристальным взглядом фото из паспорта.
– Меня, пожалуй, привлекло бы в нем то, что он в бегах, или, наоборот, испугало бы. Черт его знает, что взяло бы верх. Еще я бы сказала, что он похож на рок-звезду.
– Лина шла пешком всю дорогу до Мариеберга, – сказала Эйра. – Это больше километра от ее дома, почти два. Она была нарядно одета и не хотела испачкаться… – Эйра снова мысленно оказалась в лесу, в зарослях крапивы – тропинка, которая, петляя, ведет к реке. Представила мальчишку в лодке. Где он ее взял? Украл, конечно. Порой их по дюжине пропадает за сезон.
Берег, где остались последние следы.
– Косметичка, – проговорила она.
– Что?
– Ее нашли на песке. Лина красилась перед тем, как он появился.
Сильно пахло ацетоном и духами. Возможно, было несколько самонадеянно назвать подобное место салоном – лестница, ведущая в подвал под обычным жилым домом, – но Эльвира Шьёгрен сделала все возможное, чтобы оно походило на таковой.
Постеры с французскими пейзажами на стенах, зеркала в позолоченных рамах, ароматические свечи на всех горизонтальных поверхностях. Сандаловое дерево и розмарин.
– Но, милая моя, – воскликнула она, изучая руки Эйры, – когда ты в последний раз приводила в порядок свои ногти?
– Мне бы что-нибудь самое простое, – попросила Эйра.
– Но как насчет того, чтобы побаловать себя? Мне кажется, ты этого достойна.
Женщина, которая называла себя Элвис, принялась выкладывать образцы искусственных ногтей – длинные и острые, круглые и ухоженные, сотни оттенков – пока Эйра прикидывала, насколько честной ей следует быть с хозяйкой салона. Для полицейского такое поведение было на грани дозволенного, если не за его пределами, но ведь никто не может обвинить ее в желании сделать себя чуточку красивее.
Она указала на почти белый лак, отливающий перламутром.
– И еще немножко их нарастим, – сказала Элвис и нежно потерла ее пальцы между своими.
– Но только не слишком сильно, – попросила Эйра, – длинные ногти не годятся для моей работы.
Это было не совсем правдой. В рядах полиции хватало женщин, которые предпочитали ярко-красные наращенные ногти, дабы хоть как-то скомпенсировать мужскую униформу.
– Боже, как это печально, а кем вы работаете?
– Я полицейская.
– Ух ты. Звучит захватывающе. Должно быть, серьезные дела расследуете.
– Делаю только то, что скажут, ничего серьезного, – ответила Эйра и выдавила из себя горькую усмешку – вроде как одна женщина жалуется другой женщине на то, что ее не так сильно ценят, как хотелось бы.