Карл шел мимо пенисных столбов в город известняковых хижин. Вокруг столбов кольцом сидели, раздвинув ноги, жрецы, эрекции пульсировали в такт мерцанию их глаз. Пока он шел сквозь взгляды электрических глаз, губы его распухли, а легкие стали задевать мягкую внутреннюю сторону ребер. Он подошел и дотронулся до одного из жрецов: электрический удар отбросил его через дорогу в сточную канаву. Город окружен маисовыми полями с каменными статуями Юного Кукурузного Бога — стоячий пенис, пускающий маисовые побеги, взор, исполненный юношеской жестокости, но невинные губы слегка раскрыты, и в слезящихся глазах затаилась неизбывная нежность. Юного Кукурузного Бога открывают жрецы-омары, снимая с его тела покрывало из кукурузного шелка. К каменному пенису Маисового Бога привязана веревка из лозы. Член мальчика встает, играя всеми цветами радуги в лучах утреннего солнца, и с того места в зеркале на шкафу видна другая комната… Так вот, в город эта компания явилась, чтобы выращивать в долине кукурузу, немного поохотиться и порыбачить на реке.
Карл шел вдоль длинного ряда живых пенисных урн, сделанных из мужчин, чьи пенисы абсорбировали тело, с рудиментарными руками и ногами, дышащих лиловыми губчатыми жабрами и медленно роняющих металлические экскременты, похожие на расплавленный припой, который образует на ржавых железных полках под подставкой для урн твердую памятную табличку около трех футов высотой, ячейки проволочных сетей соединены лестницами и подвесными лесами, громадное хранилище живых пенисных урн, постепенно превращающихся в гладкую красную терракоту. Другие выделяют из головы кристаллические жемчужины смазочного материала, который образует покрывающую красную пенисную плоть оболочку из твердого кристалла.
Трубят золотые рожки: из Священной Рощи выходит Друидский Жрец, вокруг него испанским бородатым мхом висят гниющие тела. Глаза его, голубые и холодные, как жидкий воздух, сужаются и расширяются, пожирая свет.
Мальчик для жертвоприношения выбирается с помощью эрекционного одобрения. Всеобщая эрекция нащупывает его до тех пор, пока все члены не обращаются в сторону: “Да”, мальчик чувствуете, как “Да” течет сквозь него и растапливает его кости в “Да”, раздетое донага в Священной Роще, дрожащее и подергивающееся под Древом Повешения, дисковидные рты высасывают его последнюю костяную муку. Он направляется к древу обнаженный, на увитых цветами платформах, по обсидиановым улицам мимо зданий из красного камня и медных пагод рыбьего города, останавливаясь в турецких банях и комнатах секса, чтобы сняться с молодежью в порнофильмах. Во время этой церемонии весь город пребывает в лихорадочном состоянии, лица раздувает распухшая лиловая пенисная плоть. На каждом углу молнией сверкает ебля, оставляющая запах горящего металла и голубые искры, летящие вверх и вниз по хребту, огромный город-баня с красными глинобитными кабинками, зеленые мальчики-крабы, неторопливый шершавый язык, высовывающийся из дисковидного рта, на центрах позвоночного столба, извивается в теплой черной тине.
Примечателен Обряд Глазуровки, когда некоторые из живых урн покрываются терракотой и их запекают в краснокирпичных печах женщины, которые своими пенисными вилками вынимают оттуда нежное красное мясо и украшают пустыми урнами дом и сад. Гомоурны для Обряда Глазуровки ежедневно выбираются по номеру отделения в публичном урнохранилище, и номера оглашаются по мягкому громкоговорителю в голове, беспомощные урны, слушая перечисление номеров, заряжают нашу мягкую страхо-питающую субстанцию, нашу жирную субстанцию.
Ныне появилась возможность обезопасить номер до переклички, кастрировав урну, либо после переклички — с помощью ретроактивной кастрации, на что способны лишь немногие. Кроме того, существует Обрядовый Массаж, во время которого пенисную плоть массируют в одном оргазме за другим, пока не наступает “Смерть в Многоножке”. “Смерть в Многоножке” является самым суровым приговором Суда Насекомых, а все гомоурны, разумеется, ожидают приговора за разнообразные мужские преступления. Pues[42], каждый год несколько опытных гомоурн обходят закон, добиваясь Степени Кристалла. Когда кристаллическая оболочка достигает определенной толщины, гомоурна освобождается от обрядовой переклички и становится бессмертной, не имея никаких занятий, кроме обрастания все более толстой оболочкой в Кристаллическом Зале Славы. Немногие обходят закон, громадная известняковая дубина, высокогорная долина отрезана самым суровым приговором симбиозного каннибализма, короче, игра друг с другом.
— Мне-то почем знать! Я здесь просто работаю. Техник-сержант.
— Плюнь на это дело, старина.
Выходит сутенер и заглядывает в окно загородного клуба.
— Посетите Дом Дэвида, мальчики, и полюбуйтесь, как девочки едят дерьмо. Бесподобно повышает мужчине настроение. Стоит лишь представиться мадам моим личным другом.
Он опускает в задний карман мальчишки клинообразный цилиндр, ощупывая его жопу пропавшим языком пенисных людей-урн из высокогорной долины симбиозного каннибализма. Туземцы светловолосы и голубоглазы, род занятий — секс. Испытывать оргазм в одиночку запрещено законом, и жители обитают в муравейнике секс-комнат и мерцающих голубых кабинок с порнофильмами. На фоне кабинок туземца можно разглядеть за много миль. Все мы вечно живем в голубом образе. Кабинки теряются в подземных парилках, где скрываются турлинги — сбежавшие из порнофильмов злые мальчики-духи, которые обманом завлекают в подземные реки (путешественника пожирают водяные многоножки и плотоядные ползучие водоросли).
Над платформами, увитыми цветами, бьет струей оргазменная смерть… Известняковый Бог в миле отсюда… переход в пенисную плоть, отрезанную этой компанией, — явилась на игру под древом повешения… лапки насекомых в красной полярной ночи… Он носил мои одежды и страх…
Мальчишка извергает кровь над увитыми цветами платформами. Неторопливая веревка из лозы роняет его в фаллический фонтан, ячейки проволочных сетей задевают мягкую внутреннюю сторону ребер, громадное хранилище пениса и электрический удар отбросили его на десять футов в однородную грязь и зенитный словесный огонь, бог со стоячим пенисом, пускающий побеги кристаллической юношеской жестокости и твердой вражеской породы, поразительная неизбывная нежность в безмолвных коридорах Кукурузного Бога, эрекция нащупывает переход в лучах утреннего солнца, чувствует, как “Да” с того места в зеркале на вас раздето донага. В город эта компания явилась на последнюю костяную муку под древом повешения.
Жрецы вошли в известняковые ворота, играя на зеленых флейтах: полупрозрачные люди-омары с бешеными голубыми глазами и панцирями из мягкой меди. Беззвучная вибрация в позвоночнике коснулась центра эрекции, и туземцы двинулись в сторону флейтовых нот на твердеющей кровавой трубке для Ритуалов Многоножки. Каменнопенисное тело стоит, расставив ноги, над входом в пещеру парилок, секс-кабинок и зеленых мальчиков-крабов, которые движутся до конца любым маршрутом.
Из члена живого бога течет в известняковый желоб, зеленый от водорослей, поток смазочного материала. Жрецы выстраивают вновь принятых длинными рядами в позе ебли по-собачьи и отливают их в единую форму с помощью желе, содержащегося в баках со смазочным материалом. И вот тела стянуты шкурой многоножки, на каждое тело по полоске, и многоножка бьется и потрескивает в электрических спазмах наслаждения, сбрасывая с себя подоски, судорожно брыкаясь и пуская струи непроизвольного поноса, один оргазм за другим синхронизируется с фонарями-мигалками. Лапы многоножки схватили Карла и затащили в плотское желе, растворяющее кости… Его распухшая плоть покрывается густой черной шерстью… Он падает сквозь лабиринт грошовых аркад и непристойных картинок, раздевалок, бараков и тюремной плоти, опустошенной бесцветным запахом смерти…
Холодные металлические экскременты на всех стенах и скамейках, с серебристых небес обрушиваются металлические словесные осадки… сексуальный пот, точно железо во рту. Передают результаты. Оцените башмак. Изобразите интерес.
В театре марионеток кукловод фотографирует скучающих надменных кататоников с восьмичасовой эрекцией, читающих комиксы и жующих резинку, импресарио — костлявый нордический тип с зеленым пушком на груди и ногах. «Свое я получу потом, от фотографий. До артистов я дотронуться не могу. Стеклянная стена, сами знаете, покажу вам кое-что интересное».
Он отодвигает занавеску: комната школьника — с флагом и фотографиями красоток на стене, на кровати голый мальчик-марионетка читает комиксы и с легким скрипом жует резинку. Кукловод смазывает его маслом с помощью шприца.
Стань призраком своего немца. Плюнь на грошовые аркады, татуировальные кабинки, нордические процессии, живых артистов, акробатов на трапеции. Шлюхи всех полов назойливо зазывают с американских гор и чертовых колес, где они арендуют кабинки, сдвигают в клубах пара крышки люков, хватаются за ускользающие отвороты брюк, устало ковыляют из Туннеля Любви, размахивая наполненными спермой презервативами. Старые слепые гомики с пип-шоу в глазницах маскируются под грошовые аркады и холодными металлическими руками нащупывают пульсирующий мальчишеский член, в наряде афганских борзых задумчиво обнюхивают велосипедные сиденья, Пуэрто-Хозелито расположен между ног. на татуировальных кабинках обосновалась голая призрачная слизь, бурая вирусная плоть проклятия. удушливый город, не иначе. могила для путешественника.
Старые джанки-уборщики, толкая перед собой красные тележки, выметают с улиц презервативы и пустые капсулы из-под гера, тюбики из-под K-Y8, рваные грыжевые бандажи и сломанные секс-устройства, гашишные отходы и конфетти, заплесневелые суспензории и окровавленные котексы, заляпанные дерьмом цветные комиксы, дохлых котят и детские места, героиновых малюток, родившихся от постельной боли и джанки.
Повсюду звучит приглушенный, вкрадчивый голос уличного торговца, языковой урок замедленного действия, бормочущий под всеми вашими подушками: «Демонстрируются все виды мастурбации и самопоругания. Особенно пригодится юным мальчикам», поблекшие сепиевые гениталии в ящике татуировального салона… серебристая бумага на ветру… потрепанные звуки далекого города.