у столкнулись лоб в лоб. Одна, желтая семейная «Изабель-турист», смятая в гармошку, чудом осталась на трассе, вторую отнесло в кювет. Малахов присвистнул про себя, прикидывая силу удара. Обломки расшвыряло по трассе метров на пятьдесят, одно колесо закатилось и того дальше — в поле и тоже зачем-то было ограждено переносными барьерами, а на шоссе, бегая от одного фрагмента к другому, суетились люди в форме и в штатском. Слышался скрежет — с таким надрывающим душу звуком режут изувеченные автомобили на предмет извлечения тел. Разверстой кормой на изготовку притулилась к обочине машина «скорой». И тут же, в некотором отдалении от места трагедии, хмуро наблюдая за действиями своего «летучего отряда», бродил взад и вперед сам Нетленные Мощи. Случайный плащ-самогрев, явно с чужого богатырского плеча, болтался на нем, как полощущийся парус на фок-мачте.
Увидев Малахова, он обрадовался:
— Уже пожаловал? Ну и нюх у тебя, Миша. Уважаю.
— Взаимно, — сказал Малахов, высматривая по ту сторону барьеров свою машину. В затылке внятно кольнуло и застучало молоточком. Не страшно: первый звоночек. Общаться дольше необходимого с Нетленными Мощами Малахов был не намерен.
— Это хорошо, что ты приехал, — продолжал Нетленные Мощи. — Воздухом дышал, да? Ботинки, вижу, лыжные… Уважаю. Мы активный отдых рекламируем всячески… Погоди, а почему ты не на машине? От самого города, что ли, на лыжах пер?
— На надземке приехал.
— Да ну? — сказал Нетленные Мощи. — А машина твоя тут, тут. Ты уж прости и не обижайся, мы ее придержали. Извиняешь?
Теперь закололо в висках. Нетленные Мощи придвинулся вплотную, сверху вниз заглядывал в лицо. Малахов даже отшатнулся — настолько Нетленные Мощи, он же Иван Рудольфович Домоседов, могущественный человек, походил сейчас на одетый в плащ рослый скелет, туго обтянутый выделанным неизвестным бракоделом пергаментом. Привыкнуть смотреть на него без содрогания удавалось не каждому. И кожа какая-то вся в жилках, едва ли не с прозеленью…
Дальше отшатываться было некуда. Дальше был барьер и профессиональный разговор за барьером: «Бомж какой-то… Машину установили — угнанная». «А второй?» — «А… его знает. Отскребут — посмотрим».
— А я-то думаю, что ты будешь делать, если я не извиню, — фыркнул Малахов. — Считай, извинил. Что это твои гаврики тут роятся?
— Сам видишь — происшествие.
Малахов пожал плечами. В голове пылало уже по-настоящему. Он даже испугался — такого с ним не случалось давно. Но какой-то черт продолжал тянуть за язык.
— Ты-то здесь при чем? Где духовное здоровье, где физическое…
— А. — Нетленные Мощи махнул рукой. — Почему бы нет? Кто их указывал, мои границы? Где они? Простой нюх и минное поле. Поди разберись, где подорвался — в границах дозволенного или вне границ. — Он ухмыльнулся. — Сам знаешь, как у нас: либо ты обезвреживаешь мину, либо она обезвреживает тебя. Проигрывает слабейший, как и полагается.
— Я это запомню, — сказал Малахов, через силу улыбнувшись. — Позволишь цитировать? Кстати, а если без красивостей?
— Бога ради. — Нетленные Мощи откашлялся и простер костистую длань. — Разделительного барьера тут нет, сам видишь. Некий псих выезжает на встречную полосу и шпарит не меньше ста шестидесяти. Три часа назад, выходной, считай еще утро, машин почти нет. Навстречу ему гонит второй псих и тоже по встречной полосе. Скорость не меньше. Что происходит? Вместо того чтобы разминуться, они, завидев друг друга, одновременно выезжают на разделительную линию. Результат… вон валяется. Два трупа. Причем что интересно: столкновение было умышленным. Если бы они хотели разъехаться, уже будучи на разделительной полосе, — разъехались бы, место у них было. Вот тебе и духовное здоровье на блюдечке. Убедил?
— Нет, — сказал Малахов. В голове пылал огонь.
— Миша! — вдруг с нескрываемой мукой простонал Нетленные Мощи. — Ну не могу я сейчас, Миша! Только не обижайся, вон и машина твоя стоит, шофер уже скандалил… Нет, стой! — Он внезапно схватил Малахова за рукав. — Ты погоди. Видишь ли, тут такое дело… Или нет, лучше езжай, ничего я тебе сейчас не скажу, все равно не поверишь… Давай завтра, а? Ты мне очень нужен, без тебя у меня хрен чего… Плохо мне без тебя будет, чую. Завтра заезжай ко мне с утра, лады? Что, нет? С утра не выйдет? Ну пусть не с утра… — Нетленные Мощи торопился, плюясь словами в ухо. — Прямо в Контору, а? Посидим, побеседуем в «берлоге», есть о чем… Миша, я тебя прошу, очень нужно. Приедешь?
Малахов кивнул, и тут боль обрушилась лавиной. «Нет! Нет! — отчаянно крикнул он про себя, хватаясь за воздух руками. — Интересно, упаду ли?» Он еще покивал: приеду, мол, не сомневайся…
Вон отсюда! Немедленно! Бежать!!!
И боль в голове исчезла. Сразу. Малахов почувствовал, как его шатнуло. Это было как удар, почти мучительный — вот так, сразу, без боли…
— Что с тобой? — участливо спросил Нетленные Мощи. Он снова был самим собой, Ибикусом, торчащим из поднятого ворота плаща, и та странная вспышка отчаяния, что была только что с ним, — была ли?
— Ничего, — буркнул Малахов. — На лыжах набегался, воздухом надышался. Слабогрудое городское дитя. Я ж на рекламу твою падок, ты знаешь…
В машине было тепло, и ноги мало-помалу отогрелись. Двухсотметровая колокольня недавно возведенного дорожного храма Христа За Пазухой с широчайшими проездными воротами для Третьей Кольцевой автотрассы уже нависла и царапала шпилем небо, когда Малахов вновь обрел способность соображать. Боль делала вид, что ее и не было, таилась за углом с кистенем наготове, подлая спасительная тварь. Что бы все это значило? Хм… опять огненных письмен в небе захотел?
Анализировать можно было сколько угодно. И как угодно. И прийти к каким угодно выводам. Адова мука, давно такой не случалось, — а все-таки не швыряющая наземь, как тогда, под лопнувшим проводом надземки. Значит, можно допустить, что прямой угрозы жизни не было. Это важно, это надо запомнить. Зато могла быть угроза здоровью, приказ сматываться немедленно, что и было сделано. Например, от резки металла мог рвануть бак, и какой-нибудь осколок… Вполне возможно, хотя почему-то кажется сомнительным — наверное, потому, что соблазнительно просто. Ладно, это мы оставим как вариант. Что еще?..
Угроза карьере? Вот это гораздо ближе к теме, подумал Малахов. Когда ударило по-настоящему? Когда Нетленные Мощи стал зазывать к себе, а я и подумал: «Почему бы нет?» Точно. Так и подумал. Заинтриговал меня Нетленный, это во-первых, а во-вторых, какой же функционер откажется перехватить кусок у своего ближнего? Нонсенс это, никогда такого не бывало, если только не пытаются спихнуть с рук на руки заведомый, очевидный всем «мертвяк». Каждый — сам себе центропу-пист, и Нетленные Мощи лучше бы завял, чем излагать старые байки про определение границ. Кто их не знает — то есть байки, а не границы. Границы деятельности Контор существуют на бумаге, там им и оставаться навеки, потому что иначе невозможно ни жить, ни работать. Четыре Конторы, и каждая контори-стее других…
Стоп, стоп!.. Малахов с опаской погладил затылок и переменил позу, устраиваясь поудобнее. Что-то тут не то. Объяснения Мощей — истинно детский лепет на лужайке, их и объяснениями назвать срамно. Что он делал на месте заурядного ДТП — вопрос номер раз. Видно, наклюнулось что-то серьезное и притом в удобном месте — интересно было бы посмотреть, как бы он перекрыл на три часа Московский тракт… Впрочем, если подумать, катастрофа как раз не самая заурядная. Лоб в лоб, смерть в смерть, будто заранее сговорились два придурка… Может, конечно, так и было. Не спасли ни гидравлические бамперы, ни ремни безопасности, ни надувные подушки — при скорости соударения свыше двухсот не спасет вообще ничто, если в машине сидит физическое лицо с инерцией, а не бесплотный дух… Кстати, почему вообще произошло столкновение? При неработающем радаре отключится компьютер управления, а при отключенном компьютере не заведется двигатель и машина встанет на тормоза. Допустим, они сумели — обоим пришла в голову одна и та же мысль! — обмануть всю многоступенчатую систему безопасности, хотя мало кто знает, как это делается, я, например, не знаю…
К дьяволу, подумал Малахов. Пусть дорожная полиция занимается придурками… Тут же неприятно вспомнился лыжный лихач, поборник кратчайших траекторий. С ума все посходили, точно. Приспичило им: один — в сосну, двое — друг в друга. В такой-то день расчудесный — помирать! Психи. Жить надоело — иди еще выпей и не осложняй окружающим существование. Впрочем, наверняка совпадение, но — любопытное…
Чепуха, отмел Малахов. Это потом, это детали. Почему Нетленные Мощи юродствовал и прицепился как банный лист — вопрос номер два. Иван Рудольфович Домоседов, единственный в новейшей истории функционер, успешно завершающий второй трехлетний срок правления своей сатрапией, — и на тебе, риск потери лица, вегетативная нервная на пределе прочности… Интересно знать, зачем ему Малахов Эм Эн? Ничего не понятно. Как ежик в тумане — собственных колючек не видать. Кстати, можно попробовать сразу же отсеять гипотезу об опасности здоровью на месте катастрофы. Значит, так: завтра же встречаюсь с Нетленными Мощами, знакомлюсь с его проблемой и…
Тонкий гвоздик в затылке. Раскаленный. Шевелится.
Отсеяли…
Мазохисту бы такой дар, извращенцу-мазохисту!
— В Контору, Михал Николаич? — спросил шофер у развязки. Машина замедлила ход.
Малахов ладонью стер со лба выступивший пот.
— Нет, Володя. Домой. И не очень гони.
Только легкое покалывание напоминало о боли. Что ж, получил поделом: не лезь, куда не следует, и не будешь бит, как неразумный хазарин. Отстаньте и не трогайте меня, жалобно подумал Малахов, сегодня я болен. Заползу под одеяло и буду там жить, если только не развалюсь по дороге…
Еще через минуту он твердо решил, что ни к каким Нетленным Мощам прикладываться завтра не станет — и сам не поедет, и у себя не примет. Ни за что. Под любым предлогом.