— Фальсифицируешь статистику? — ухмыльнулся Малахов.
— Будто сам девственник, — отрезал Нетленные Мощи. — Ты этот тон брось, мы с тобой одни. Проблемы этой вообще как бы не существует. Население любит стабильность и уверенность в завтрашнем дне, вот моя Служба и заботится об этом. Преступность, в конце концов, вещь ужасная, но привычная. А ненормальный рост суицида? Представь реакцию обывателя — нам только паники не хватает. Мои аналитики утверждают, что безнаказанно водить наше уважаемое население за нос мы сможем еще месяца три-четыре, а дальше ни за что не ручаются. Подобная информация имеет свойство проникать сквозь стены, несмотря ни на каких функционеров. Кардинал тоже не станет прикрывать меня до бесконечности, сам понимаешь. Кстати, он мне и посоветовал обратиться к тебе.
— Любопытно, — сказал Малахов. — А я-то тут при чем?
— Экспоненциальный рост. Удвоение частоты случаев самоубийства каждые семьдесят пять — семьдесят семь дней.
— Ну и что?
— Это эпидемия, Миша.
Одну секунду Малахов пытливо смотрел на Нетленные Мощи. Потом расхохотался.
— Как ты сказал?
— Эпидемия. И нечего ржать, как жеребец на случке. Ты не зритель, а я не комик Руди Мент, понятно?
— Прости, — сказал Малахов, вытирая глаза. — Не обращай внимания, все медики — циники отвратные. Позволь только один вопрос вне регламента: ты когда-нибудь слыхал об эпидемическом суициде?
— Нет, — легко согласился Иван Рудольфович. — А ты до пятнадцатого года наблюдал хотя бы один случай английского пота?
Малахов промолчал. Его собеседник был прав. Все на свете когда-нибудь случается впервые. Даже ужасная пандемия с предельно точным названием — английский пот. Правда, она-то попыталась выкосить человечество не в первый раз, а как бы не в шестой, однако спустя почти пять веков после последней активации вируса о ней и думать забыли и даже начали полагать эту болезнь некоей разновидностью гриппа, пока она, вновь по привычке взяв старт на берегах Альбиона, не повергла полми-ра в постыдную панику, а вирусологов — в состояние мучительной и не менее постыдной беспомощности. Вот вам — грипп!.. Навалившись, как водится, справились, и вот тогда-то медленное осторожное движение невидимых, как дрейф материков, сил разродилось созданием — на руинах, на гумусе прежних бессильных структур — четвертой Службы, в дополнение к трем уже существовавшим, а часть кадетов Школы была переориентирована на новую специализацию. И вовремя: потери от ринувшегося в атаку пару лет спустя ВИЧ-7, передающегося воздушно-капельным путем, были сведены к теоретически достижимому минимуму, этой заслуги у Санитарной службы не отнять…
Малахов налил себе сам и выпил залпом. В голове была только тяжесть — привычная и неопасная. И абсолютно никакой боли.
— Локализация? — спросил он.
— По всей Конфедерации. Есть основания полагать, что и за ее пределами.
— Что значит «есть основания»?
— В последние месяцы число нераскрытых тяжких преступлений резко возросло по всему миру. И количество несчастных случаев со смертельным исходом, представь себе, тоже. Статистика — точная лженаука, Миша.
Ого, подумал Малахов.
— Значит, ты хочешь, чтобы я взял себе это дело, так? — Он дождался подтверждающего кивка и жестом остановил собеседника, вновь открывшего было рот. — Очень хорошо. Давай рассудим логически, не возражаешь? Ты был со мною откровенен, я это ценю и, в свою очередь, тоже постараюсь быть откровенным. Твоя байка об эпидемии — точнее, пандемии, — смехотворна, ты понимаешь это лучше меня. Погоди, дай сказать… Это первое. Явление, бесспорно, серьезное, но априори носит массово-психический характер и к санитарии никакого отношения не имеет, а, напротив, прямо касается Службы духовного здоровья населения. Это второе. Теперь третье: тебе перед уходом не нужны неприятности, и ты готов мне намекнуть, что, разрешив с блеском твою задачу, я могу заработать себе второй срок полномочий, верно? Прости, ты сам хотел откровенности… В свою очередь, я, ничем особо не рискуя, имею полное право отказаться, пока мне не поставил задачу лично Кардинал. Это четвертое.
— Миша…
— Погоди, я еще не сказал «нет». Кстати, почему ты решил, что мои аналитики сильнее твоих? По-моему, как раз наоборот. Вообще, сколько человек владеет ключевой информацией?
— Кроме меня, тебя и Кардинала, еще шестеро. Ну, мой первый зам, понятно. Плюс команда под руководством начальника отдела специальных проблем: социопсихолог, психиатр, специалист по масс-медиа, системный аналитик. Остальные не ведают, что творят. — Нетленные Мощи пожевал губу и вдруг, словно махнув рукой — хата сгорела, нехай горит забор, — заторопился: — Еще седьмой был, Миша. Филин Матвей Вениаминович, математик, специалист экстра-класса по каким-то разомкнутым и развернутым куда-то не туда системам — тут я пас. Опять же, фракталы, множества Мандельброта, что-то в этом ключе… Я не специалист. Он пользовался каким-то особым математическим аппаратом, боюсь, им самим и разработанным. Формально числился у аналитиков, руководил небольшой группой, фактически я ему ставил задачи сам. Теперь замену ему ищу, а все без толку — он ведь не мы с тобой, он гений был, где второго такого сыщешь? Не Школу же запрашивать — на черта мне администратор…
— Поделился бы опытом, — усмехнулся Малахов, — по каким критериям ты подбираешь математиков?
— Если он достаточно сумасшедший, я его беру, и часто не зря. Лишь бы на людей не кидался. — Нетленные Мощи потянулся было за бокалом и быстро схватился за вздрагивающую щеку. — Тик, черт… А если и ошибаюсь в выборе, то гоню не всегда. Иногда выгоднее нанять специальных мальчиков для битья — дискриминация посредственности облагораживает ум.
Малахов фыркнул.
— То-то ты меня отравой поишь… Шучу, шучу. Так что там случилось с твоим… ненормальным?
— Погиб пять дней назад. — Кадык Нетленных Мощей жутковато дернулся, проталкивая в пищевод содержимое бокала. — За упокой…
Малахов поставил бокал на стол.
— Самоубийство?
Высасывая дольку лимона и одновременно смахивая слезу, Иван Рудольфович помотал головой.
— Возможно, но не доказано. Записки нет. По виду типичный несчастный случай… если бы за час до этого он не стер на своем компьютере все, что только смог стереть. Хотел бы я знать, что там было…
— Восстановить пытались? — спросил Малахов.
— Обижаешь, Миша…
— Значит, дело «мертвяк», так тебя понимать?
— Не так. Миша, я тебя прошу! Я!
— С чего ты взял, что я соглашусь? Мое дело — надзирать за скотомогильниками.
— Миша!
Свинцовый кирпич в голове понемногу рассасывался, и мало-помалу исчезала давящая тяжесть под черепной крышкой. Так бывало каждый раз после особенно сильных болей — когда «демоний» находил выход не лучший из возможных, не оптимальный, но и не самый проигрышный и уж во всяком случае — не смертельный.
Значит, все кончится хорошо?
— Короче, — сказал Малахов. — В общем, так: я еще ничего не решил, и ты на меня не дави. Сейчас ничего не скажу. Не исключено, что я все-таки возьмусь за это дело, но вне зависимости от моего окончательного решения я хочу от тебя выполнения некоторых условий. Имей в виду, торговли не будет. Нет — значит нет.
Нетленные Мощи кивнул.
— Во-первых, — продолжал Малахов после паузы, — мне нужны все материалы по этому делу. Абсолютно все. Кроме того, мне нужно твое твердое обещание немедленно делиться со мною всеми материалами по теме, которые будут получены твоими ребятами впредь, — мне некогда развертывать информсеть по всей стране, а у тебя она работает. Со своей стороны, обязательства такого рода в отношении твоей Службы я на себя не принимаю. Согласен?
— Согласен.
— Во-вторых, мне нужны не только голые материалы, но и все без исключения наработки твоих аналитиков по данному вопросу. Кроме того, мне может понадобиться широкий статистический материал, на первый взгляд не имеющий прямого отношения к теме. Я хочу, чтобы мои люди имели свободный допуск.
Нетленные Мощи подвигал жилковатой кожей на скулах.
— Согласен. Будут иметь.
— В-третьих, я требую безусловной поддержки с твоей стороны во всем, что касается собственно расследования и возможных действий Санитарной службы по его окончании. Притом я не могу сказать сейчас, какого рода действия будут адекватными, поэтому будь готов к любым… разумеется, в том случае, если я соглашусь взять на себя эту проблему. Информационное прикрытие — раз. Это главное. Весьма вероятно, какие-то специальные меры в рамках социальной терапии, включая свежайшие экспериментальные разработки. Это два, и не мотай головой. Вообще любое содействие по первому требованию, вплоть до огневого, если понадобится… На всякий случай считай, что я сказал это не для красного словца. Мне нужен тьш, и моим тылом будешь ты.
— А не слишком ли? — спросил Нетленные Мощи.
Малахов пожал плечами.
— Если ты не согласен, значит, любовь не состоялась…
— Ладно, согласен. Это все?
— Нет. В-четвертых, полное невмешательство в расследование обстоятельств гибели вашего математика… Филин его фамилия, я не ошибся? Расследование будут вести мои люди, а на нарушение служебной этики мне плевать. Придумай сам, как это обеспечить организационно.
— Хм. — Нетленные Мощи с сомнением качнул головой. — Полагаешь, это перспективно?
— Не знаю, — отрезал Малахов. — Я не логик, я в лучшем случае интуитивист. Если мне кажется, что надо действовать так-то и сяк-то, я буду действовать так-то и сяк-то. Вот и все.
— Согласен. Еще что-нибудь?
— Там будет видно. А пока, — Малахов с отвращением повертел в пальцах свой бокал и выплеснул из него остатки на цементный пол, — попроси, чтобы нам подали коньячку поприличнее, что ли.
— Само собой! Двадцатилетний годится?
— Сойдет. И заодно что-нибудь от изжоги…
Дискета оказалась забитой под завязку — пять с прицепом гигабайт сведений о всех случаях немотивированного суицида, имевших место с апреля прошлого года, расположенных в хронологическом порядке, из них шестьсот килобайт унылого канцелярита — по две страницы убористого текста на каждого усопшего. Типично ознакомительный текст плюс результаты осмотра на месте. В большинстве случаев — фотографии мест происшествия, часто трехмерные и довольно качественные, реже — короткие телематериалы, иногда — протоколы допросов свидетелей. Более подробную информацию, включающую в себя следственные материалы и кое-какие наработки экспертов, Нетленные Мощи обещал передать не позднее завтрашнего утра, и если он этого не сделает, я начну капризничать и надувать щеки.