Я вынужден был констатировать, что вся эта лавина случаев весьма далека от категорий здравого смысла. Примерно так я и ожидал. Впрочем, здравый смысл — весьма относительное понятие.
Я вздохнул и перешел к распределению по регионам. Сенсаций не оказалось: повсюду примерно одно и то же, с незначительными отклонениями, дисперсия мала. Уже одно это уничтожало на корню всякие гипотезы об эпидемии. Но пусть мои ребята покопают и в этом направлении, останавливать не буду… И заведомо ложные гипотезы полезны. Лучше искать то, чего не существует в природе, чем искать вообще неизвестно что.
Правда, в сельской местности процент оказался несколько меньшим, чем в городской, но что это означало — влияние свежего воздуха или скверную работу структур, информирующих Домоседова, — я не понял. Вполне можно предположить, что информация из малообжитых районов приходит с опозданием на несколько дней — вот вам и разница в статистике.
В 35 процентах случаев самоубийство совершалось дома, 59 процентов приходились на тот же населенный пункт или ближайшие окрестности. В остальных случаях люди лишали себя жизни вдали от привычного места жительства, в том числе чуть менее двух процентов выпадало на заграницу.
Какой-либо закономерности тут не просматривалось. Обыкновенное среднестатистическое распределение населения по территории.
Строго говоря, такой вывод уже кое-что дает, рассудил я. Выходит, ненормальным самоубийцам все равно, где уходить из жизни, важен результат, а не обстановка. Вывод интересный, аналитики за него, несомненно, уцепятся, а что он даст мне сейчас?
Ничего.
Дата. С первого взгляда было ясно, что Нетленный не врал. Экспоненциальный рост.
Стоп!.. Мне показалось, что я напал на некую мысль. Не в дате дело. Ага, вот оно что: распределение по регионам оказалось практически равномерным — в процентах к численности проживающего там населения, разумеется. Но ведь так не бывает! Не знаю, с чем связан сей прискорбный факт, какой геофизический или человеческий фактор играет тут роль — такие вопросы спокон веку в ведении Службы духовного здоровья, — но есть регионы, в которых количество самоубийств из года в год заметно превышает средний фоновый уровень! Я немедленно затребовал суицидальную статистику за позапрошлый год, развернул ее в трехмерную гистограмму по регионам и провел сравнение. Так и есть: теперь региональные «пики» и «впадины» заметно сгладились, а некоторые из не очень явно выраженных исчезли почти совершенно! Итак, запишем: всплеск аномального суицида не связан с региональными особенностями и проявляется равно по всей терри…
Стоп. Такой вывод я уже делал. Пока он никуда меня не привел, кроме как ткнул носом в то, что аномальный суицид — это не суицид фоновый. Так я это и сам знаю.
Странно. Совсем не похоже на эпидемию — нет картины распространения. Даже если предположить неожиданную активацию сразу сотен, если не тысяч, природных очагов и учесть мобильность заразных попрыгунчиков… нет, не получается.
Стоп! В третий раз. Прежнюю формулировку вывода побоку, пишем новую. Итак, существует неизвестный нам фактор (допустим, один, а не группа), определяющий наблюдаемый всплеск. И фактор этот практически не зависит от простых, понятных вещей и уж меньше всего — от региона.
А от чего еще он может зависеть? От политической системы, что ли? Глупости. То есть и от нее, родимой, зависит, конечно, но крайне слабо. При любой системе люди жить хотят. А тут словно кто-то сверху спускает разнарядку: в этом месяце каждого стотысячного (или тысячного) — в расход…
Меня даже потом пробило от этой мысли. Что же получается? Фактор — глобальный? Разумеется. Выходит, в нашем привычном мире, вполне терпимом, а кое-где даже уютном, в мире, где двенадцать миллиардов человек со своими автомобилями, реакторами, правительствами, благотворительными фондами, камнями в печени, компьютерными сетями, малыми войнами и глобальными противоречиями, спецслужбами, еженедельными перечислениями на счет, футбольными матчами, канарейками, эпидемиями, орбитальной обсерваторией «Цвикки» и детским стишком «Есть ли уши у горбуши?» живут себе и намерены жить дальше, — существует нечто неизвестное нам, в чем было бы еще полбеды. Хуже, что это неизвестное — убивает.
Для проверки я вывел динамику обычного суицида во времени, наложив на нее метеоусловия, и убедился, что ошибки нет никакой. В дни, когда прыгало атмосферное давление и геомагнитное поле проявляло нестабильность, число самоубийств было заметно больше нормы. Собственно, я и раньше об этом слышал. Не у всех гранитная психика, и невротики сами регулируют свою численность, как ни цинично звучит такая формулировка. Я еще раз вернулся к аномальной статистике и снова заказал картину распределения во времени, но с более мелкой сеткой. На первый взгляд колебаний, явно выходящих за рамки случайной погрешности, не оказалось, однако программа сравнения уверенно выявила корреляцию с коэффициентом 0,09.
Примерно так я и думал. Суицидальные невротики первенствовали и здесь, однако «тонули» в массе случаев, не объяснимых ничем, кроме действия пресловутого нечто. Между прочим, и среди «фоновых» самоубийств всегда имеется известный процент необъяснимых. И если часть их при условии предельной скрупулезности следствия (а кому это надо?) все же удается более или менее правдоподобно объяснить, то вторая часть вообще не объясняется никакими разумными причинами, зато могла бы быть предотвращена обычной психотерапией, если бы склонные к суициду не зацикливались на своем пунктике, заранее уверенные, что никакой психотерапевт им не поможет.
Иными словами, неизвестный фактор действует не избирательно. Не точечное бомбометание, а бомбовый «ковер». Что и требовалось доказать.
Группировать свои скудные выводы и размышлять над ними я пока не стал. Все-таки это неполная статистика. Несмотря на весь профессионализм «летучего отряда», какое-то количество немотивированных самоубийств должно было попасть в раздел мотивированных, и наоборот. Трудно расписываться и за психически неполноценных — у них могли быть иные мотивы, отличные от наших. Наконец, некоторое количество самоубийц попросту не удается обнаружить — скажем, не все утопленники всплывают. Следовательно, нужно затребовать полную информацию о пропавших без вести за последние годы. Может, немытым трудоголикам Воронина и академичным экспертам Лебедянского удастся извлечь из нее что-нибудь рациональное.
А главное — им не придется впадать в популяризацию, объясняя мне суть своих изысканий.
Пусть работают. Толковый администратор не упражняется в спускании директив — он создает условия для того, чтобы его команда выкладывалась в полную меру сил, а сам стоит неподалеку, как нахальный любитель у гроссмейстерской шахматной доски. Правда, в шахматной практике подобных любителей гонят взашей, справедливо опасаясь их «свежего взгляда» и несдержанности языка, — но кто ж выгонит меня?
Не я же.
— Надеюсь, вы не попытаетесь меня интервьюировать? — спросил Малахов.
— Не думайте, что я такая дура, — немедленно отозвалась Ольга. — Во-первых, вы откажетесь, а во-вторых, этого все равно не опубликуют. Только зря потеряю работу.
Оказалось, что она не с телевидения, а из газеты, что было совсем уже необычно. Малахов газет не читал с детства, но слышал, что они и теперь выходят. Остались еще любители шуршать на досуге бумагой. Он с удовлетворением отметил, что Ольга, по-видимому, вполне оправилась после гибели своего знакомого — во всяком случае, она казалась спокойной, и умелый макияж (вчера его не было) делал ее еще больше похожей на леди Белсом. Сознательно стремится к портретному сходству? Не исключено. Если, конечно, она тоже любит смотреть старые фильмы, вдобавок бездарные.
Затылок молчал…
ЧПП с утра не отказывало — в этом Малахов смог убедиться, едва отъехав от Конторы. Кольнуло не сильно, но вполне внятно. И через секунду — еще раз. Он поколесил по столичным улицам и довольно скоро заметил «хвост». Судя по номеру, машина принадлежала Конторе, а значит, в «хвосте» не было ничего детективного — обычная ненавязчивая охрана. Но «демоний» подсказывал, что от нее надо как-то избавиться.
Игнорируя разметку, Малахов проскользнул в левый ряд, дал по тормозам так, чтобы машину развернуло, и вырулил на встречную полосу. Не повезло: тотчас противно вякнула сирена, и патрульный автомобиль дорожной полиции притер его к бордюру. («Документы!» — «Вот, пожалуйста». — «Прошу прощения…» — «Ничего, капрал, штрафуйте. Это ваша работа».) Расплатившись кредитной карточкой и неслышно выругавшись, он медленно поехал в противоположную сторону. В течение следующих десяти минут он еще дважды попытался сбросить «хвост» — уже без особой надежды. Без сомнения, охрана уразумела, чего он хочет, и висела цепко. Кто мечтает о лишней выволочке от начальства? Последнее покушение на функционера имело место больше двадцати лет назад, но им — плевать. Трудновато тягаться с профессионалами в их родной стихии…
В следующие двадцать минут Малахов не делал никаких попыток оторваться. Затем припарковал машину возле магазина электротоваров, не спеша захлопнул дверцу и спокойно вошел в магазин. К счастью, в магазине было людно, иначе бы не уйти. Он проскользнул за прилавок, махнул «пайц-зой» перед опешившей продавщицей, проскочил в подсобку и, спотыкаясь о какие-то коробки, выбежал наружу через черный ход. Все это заняло не более десяти секунд, охрана вряд ли успела понять, куда он исчез. Через минуту он уже был в метро и, ссыпавшись по эскалатору вниз, успел запрыгнуть в последнюю дверь хвостового вагона за секунду до того, как она захлопнулась.
Оторваться, кажется, удалось. Он вышел на Луховицкой, запер «пайцзу» в бокс камеры хранения и поспел как раз к экспрессу. Поезд был не самым удачным: делал две минутные остановки в Коломне и Раменском, — но затылок промолчал, а значит, неприятностей не предвиделось.
После сравнительно тихой столицы Москва в очередной раз неприятно поразила его шумом и сутолокой. Казалось, каждый в этом городе норовит куда-то выпрыгнуть — словно сельдь из спрессованной массы своих сородичей, набитых в чрево трала. Пока он ловил такси, ему дважды отдавили ногу и один раз чувствительно сосчитали ребра острым углом какой-то клади, попутно облаяв по матери. Доехали, слава богу, довольно быстро, постояв всего в одной пробке. И вот он здесь, в квартире Ольги на улице Талалихина, куда, положа руку на сердце, без подсказки ЧПП ни за что бы не приехал, — а журналисточка вместо доверительной или не очень — как получится — беседы о погибшем дружке пытается крутить вокруг да около. Э нет, так не пойдет.