Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта — страница 50 из 116

— А вот этого я вам не скажу, Оля.

— Хорошо, я задам вопрос иначе. Произошло нечто — скажем, катастрофа, которую вы не смогли предотвратить. Кто определяет, виновны вы или нет?

— Суд чести. Вообше-то я не очень хочу развивать эту тему.

— Больная мозоль?

— Если хотите, да.

— Простите. Я просто не понимаю, как можно не подсидеть функционера. По-моему, это само напрашивается… Только не говорите мне, что никакой подчиненный не мечтает занять место начальника из-за боязни, что кто-нибудь с ним поступит точно так же. Не поверю.

— И не надо. Сразу видно, что вы не кончали пашу Школу, Оля. Мне будет трудно вам это объяснить. Ну а кроме того, каждый функционер сам подбирает себе команду. Кому нужен функционер, не умеющий разбираться в людях?

— Понятно. — Она затушила сигарету и откинулась в кресле. — Вы ко всему еще и психолог? Тогда скажите, что, по-вашему, представляю собой я.

За две секунды Малахов перебрал с десяток вариантов ответов и каждый раз получал укол в мозг.

— Вы для меня загадка, Оля, — нашел он наконец. И улыбнулся, не получив укола.

«Охмуреж?.. Чистейшей воды. Что-то дальше будет…»

Она усмехнулась.

— Подите вы с вашими комплиментами… Еще один вопрос можно? Последний. Насколько я вас поняла, вы убеждены, что цель оправдывает средства, а ваша цель состоит в уменьшении человеческих потерь. Скажите, могли бы вы лично, своими руками убить человека, чтобы спасти сотню?

Малахов выпустил кольцо дыма и решительно воткнул окурок в пепельницу.

— Наверное, мог бы. Не пробовал.

Зачем же лично, подумал он. Вопрос его развлек. Однако, ну и представления о жизни у этих журналистов — наивнее, чем у Витальки, ей-богу!

— Черт знает, как мы докатились до такой жизни! Бардак какой-то людоедский…

Малахов улыбнулся:

— Знаете, Оля, в подготовительном интернате у нас был учитель истории — его потом выгнали, — так вот он, когда не знал ответа на вопрос, любил повторять: «Так исторически сложилось». А я добавлю: могло быть хуже. Вы что же, хотели, чтобы тот кошмар, что был в начале века, продолжался до сих пор? Про социальные катаклизмы я и вспоминать не хочу, а вот представьте себе такой совсем мелкий штришок: вы смотрите хороший фильм, и вдруг его прерывают, чтобы сообщить, что такая-то и такая-то, простите, гигиеническая прокладка — лучшее средство восстановить кислотно-щелочной баланс после мякоти кокоса. Вы вряд ли это помните, а я еще застал. Оглуплять людей очень просто, вы попробуйте сделать наоборот… Кстати, именно Службы привили нашему обществу чуточку пуританства, благодаря чему удалось приостановить рас-нространение ВИЧ-инфекций. Либо терпеть Службы, либо идти к пропасти, альтернативы не вижу. О том, чтобы страну опять не подбили на взлете, пусть думают другие — наша задача не позволить ей запутаться в собственных крыльях. Всему свое время, Оля; глухонемому прежде логопеда нужен отоларинголог… Не настолько я туп, чтобы вообразить, что благодаря Службам воцарится сплошная благодать и над миром что-нибудь да воссияет. Бардак — пока да, пожалуй. Вынужден согласиться. Только он не людоедский, тут я должен вас поправить. Он — людоохранный…

Она неожиданно прыснула и на миг потеряла всякое сходство с леди Белсом.

— А покорявее словцо вы не могли подыскать? Ладно, я кое-что поняла. Теперь ваша очередь задавать вопросы.

Пока он собирался с мыслями, она, положив ногу на ногу, смотрела на него молча и загадочно. «А не дура ли она?» — обеспокоенно подумал Малахов. Пожалуй, нет. Хочет произвести впечатление — что ж, разрешается. И на «Олю» ничего не возразила. Он пошевелился, проверяя, не выпал ли из кармана табельный мозгокрут, пока выключенный, ждущий, заранее настроенный на «безудержную страсть». Нет, не выпал. А может, и без мозгокрута обойдется. Девочка-то, кажется, не против… Позвонить прямо сейчас в ближайший супермаркет, заказать с доставкой ледяное шампанское, икру, шоколад, а контрацептивы у этой куклы наверняка свои найдутся. Не с браслета позвонить, конечно, разговор сразу засекут, а с ее телефона, вон он стоит…

Затылок не болел, хоть тресни.

А если чуть попозже?.. Нет возражений? Вот и хорошо.

А если у меня ничего не получится?! Не хочу же…

Никакого эффекта. Значит, получится. Да и как может не получиться — вон какая красивая женщина…

Против воли стиснулись зубы до хруста. Пррррелестница!

Малахов откашлялся.

— Я хотел бы знать, Оля, что собой представлял ваш приятель. Начните с анкетных данных. Ну и вообще…

Рассказ получился не таким сбивчивым, как он опасался, — чувствовалась журналистская выучка. Трощук Андрей Андреевич, двадцати девяти лет, среднее, здоров, не привлекался, не состоял, ограниченно занятый, Зеленоград, родители живы. Последнее место работы: техник на конвейере каких-то тканых микроплат, нажимал какие-то кнопки… Пять лет знакомства, совместные поездки, турпоходы, автостоп… да отличный парень, что говорить, всем бы быть такими…

Угу, некстати подумал Малахов, всем бы быть бородатыми и краснорожими… Интересно, кем я им казался в тот момент, когда кинулся, расталкивая? Ненормальным? Очень может быть. Бандитом с психодавом в кармане? Вряд ли. Что взять с попрыгунчиков? Наверное, все-таки практикующим врачом, но только не случайным лыжником с толикой здравого смысла в голове… Забавно.

— Простите за вопрос… Он жил с вами?

Она усмехнулась.

— Вам это так необходимо знать? Хорошо, скажу: последнюю неделю нет. Мы расстались. Если вы думаете, что он из-за этого… Вообще-то инициатива расстаться была его, я только согласилась с ним. И потом, мы остались друзьями. Не думайте, что тут была какая-то душевная травма.

— Я ничего не думаю, Оля, я просто собираю факты. Последнее время за ним не замечалось каких-либо странностей?

— Нет, пожалуй. Разве что в тот самый день… Понимаете, компания у нас хорошая, мы, пока ехали на надземке, веселились вовсю. А он был какой-то странный — тоже ржал со всеми, но как-то… механически, что ли. Мы так и подумали, что у него неприятности, даже спросили. Он отшутился как-то неудачно, я уже не помню как…

— Что вы делали дальше?

— Побегали по лыжне — около часа, не больше. Потом решили покататься с горы…

— Поездку именно в то место предложил он?

— Нет. Точно, нет.

— Больше ничего не было странного?

— Нет. Погодите-ка… Недели три назад у нас была попойка. Здесь, у меня. Так вот, я заметила, что он подходил к окну и смотрел. Я же говорила вам, как он боялся высоты… правда, у меня всего восьмой этаж. Но раньше он никогда так не делал. Я еще подумала, что он здорово напился, пьяному океан — лужа…

Это уже кое-что, подумал Малахов. Собрать показания о поведении жертв за несколько недель до самоубийства… Адова работа, но будет странно, если Нетленные Мощи не проделал ее хотя бы частично. Любопытно знать, что он накопал…

— Значит, вы уверены, что ваш друг сам покончил с собой? — попытался уточнить Малахов.

— Я уверена, что кто-то довел его до самоубийства, — решительно сказала Ольга. — И я хочу знать, кто и зачем.

— И вы убеждены, что я помогу вам? — спросил Малахов.

Она улыбнулась.

— Тащились же вы для чего-то из Зарайска.

В логике ей было не отказать.

«А если у меня с ней не получится?..»

«Демоний» не уколол — легонько царапнул острием иглы. Подталкивал: начинай скорее, зануда, не тяни.

— Сделаем так, Оля, — сказал Малахов, «включив» одну из своих наиболее обаятельных улыбок, какую иногда «включал» лишь для Фаечки. — Это дело я возьму на контроль. Теперь о вас. Очень может быть, что вам в скором времени придется ответить на множество вопросов о вашем друге, причем очень хорошему следователю. Прошу вас, отвечайте честно. И еще одно: о том, что я был у вас, не должен знать никто, абсолютно ни один человек. Только при этом условии я гарантирую вам успешное расследование. Можно считать, что мы с вами договорились?

— Можно.

Держать улыбку уже не было сил.

— Последний вопрос, Оля, — сказал Малахов с трудом, от души надеясь, что его мучения будут приняты за лестную женщине робость мужчины. — Как вы посмотрите на то, если я немного задержусь у вас просто так, без всякого дела?

…Уже глубокой ночью, в постели, после шампанского, икры и шоколада, когда два торопливых акта соития остались позади и назревал третий, Малахов вдруг вспомнил о голодном брошенном Бомже, запертом в пустом доме, и был наказан жестоким уколом в мозг. Исправляя ошибку, следующие пять минут он ни о чем не думал, исполняя акт механически, словно колол дрова. Бомж был не нужен ему — кому вообще нужны бомжи? А Ольга была для чего-то нужна.

Глава 4Повесть о лейтенанте Пипеткине

Коль скоро вы вкусили от древа познания, вы вряд ли сможете поступить по-иному, чем идти дальше с этим знанием.

Норберт Винер

…Шуршат по асфальту. Выбоин на такой скорости не увидишь, они чувствуются только по тряске машины. Не надо быть провидцем, чтобы понимать: при сумасшедшей гонке по дрянному шоссе рано или поздно полетит подвеска. А! Какую бы скорость я ни выжал, сигнал спецназовской связи все равно летит быстрее.

В угнанной машине можно чувствовать себя в безопасности только первые несколько минут, и то если угнано «чисто». Мне же повезло угнать эту колымагу буквально из-под носа группы захвата, так что о какой тут безопасности может идти речь. Минута или две, самое большее три — вот и все, что мне отпущено.

Негусто. Таков мой временной люфт, как обожают выражаться профессионалы из не очень афиширующих себя заведений.

Кольнуло… Пока чуть-чуть — предупреждающе. Бросить машину? Нет, снова укол: пешкодрал не проходит… Господи боже ты мой, как же надоели мне эти подленькие приемчики: всегда точно знаешь, что делать не надо, и поди догадайся, что сделать нужно! Хитер «демоний», не позволяет себе тянуть меня на веревке, как барана, заботится о том, чтобы я мыслил, гад!