Честно признаться, я с самого начала не очень-то верил в свою гипотезу.
Ах как хотелось мне, господи, как мне мечталось взять да и найти внезапно решение самому, чтобы вспышка гениального озарения случилась спонтанно, как конфуз с громким пуком в гостях, непременно со мной, а не с кем-то другим — о! вырос бы я в собственных глазах, аки титан, господа хорошие, обозрел бы мир из горних высей, чтобы хоть на время забыть, кто я есть на самом деле: обыкновенный человек со средними способностями, мелкая, признаться, животинка, незаметная в мировом масштабе, только лишь в отличие от других наделенная ЧПП, что ее, животинку, и спасает, и в функционерах держит. Откажет — вот тут-то я и посыплюсь с грохотом, с треском и звоном. На кой черт мне, человеку, по правде сказать, не сугубо честолюбивому, понадобилось взбираться наверх по шаткой служебной стремянке — вопрос. Только для того, чтобы доказать самому себе, что я и без «демония» — ого-го, а не тварь дрожащая? Как же, доказал…
Стоп, проехали! Сколько раз давал себе слово не думать на эту тему. Все. Табу.
Покончив с самоуничижительными мыслями, я внимательно просмотрел компиляцию, составленную для меня Лебедянским. Слов нет, хорошо работает его группа. Аккуратно. Ничего не пропущено, данные скомпонованы в нечто такое, из чего легко строить всевозможные логические схемы. Очень похоже на равномерное наступление по всему фронту — никаких танковых клиньев, фланговых охватов и гайдамацких рейдов по тылам. Воронин бы так не смог и не захотел, кричал бы, что его банду гениев опять используют не по назначению, сопротивлялся бы до последнего…
Итак. Подробные калькуляции по различным категориям населения, примерно то же, что я делал «на коленке» неделю назад, но куда более обстоятельно и с учетом последних данных… Отдельно по мужчинам и женщинам, старикам и детям, свободным и заключенным, умалишенным и нормальным, здоровым и безнадежно больным, холерикам и меланхоликам, интровертам и экстравертам, отдельно по темпераментам, интеллектуальному уровню, социальному положению, режиму и качеству питания, профессии и так далее и тому подобное, вплоть до наличия либо отсутствия у самоубийцы домашних животных и комнатных цветов.
Какой-либо глобальной тенденции ни в одной из позиций не просматривалось. Следовало признать, что до сих пор в понимании проблемы мы не продвинулись ни на шаг вперед.
Проверка по близнецам, на которую я поначалу очень рассчитывал, пока что дала неудобообъяснимые результаты. Да, действительно, вероятность попасть в список аномального суицида была несколько выше для того человека, чей однояйцевый близнец уже успел покончить с собой, — но о стопроцентной корреляции и речи не шло. Люди с одинаковым генотипом и предрасположенности имеют к одному и тому же — к ангине, например… Или к алкоголизму. Что мне с того? Да и не так много близнецов попало в суицидальные списки, чтобы можно было свободно оперировать цифрами без боязни совершить ошибку.
Любопытные данные поступили о верующих. Лебедянский, как мог, попытался вычленить из списков прихожан истинно верующих православных, оставив для начала за бортом иные конфессии, безжалостно бракуя всех, чья религиозность внушала малейшие сомнения, и нимало не смущаясь неполнотой подборки. Оказалось, что среди верующих наблюдается тот же процент аномальных самоубийств, что и в среднем по стране, — при очень низком проценте самоубийств фоновых. Для живущих по христианским канонам последнее более чем понятно, но первое?!
Сомнамбулы какие-то, не ведают, что творят… И опять никакого просвета. Здравый смысл подсказывает, что при решении этой задачи нужно исходить из здравого смысла, а это порочный круг… На первый взгляд похоже, что фактор Т — «Танатос», как мы решили его называть, — косит всех подряд, без разбору. Может, вправду эпидемия?
Я придвинул к себе листок бумаги и выписал по пунктам:
1. Классификация заболевания: не определена.
2. Этиология: неизвестна.
3. Инфекционность: достоверно не выявлена.
4. Патогенез: не изучен.
5. Прогноз: стопроцентно (?) летальный.
6. Диагностика (предлетальная): затруднена.
7. Лечение:???
Поставив третий вопросительный знак, я густо перечеркнул написанное. Н-да-а… Копать в этом направлении можно и нужно, но дурак я буду, если стану копать только в этом направлении. Пока не отыщется возбудитель, говорить тут не о чем.
Вообще бред какой-то. Такое ощущение, будто тебе показывают фантастическое кино про инопланетные происки, а ты веришь в происходящее лишь настолько, насколько занимателен сюжет. Нет реальности, не видно из Конторы смертей… Притом почему в предельном случае, по прикидкам аналитиков Лебедянского, вымрут две трети человечества? Одна-то треть чем от них отличается?
Делать работу за подчиненных для руководителя сродни позору, однако я был настолько возбужден, что попытался заняться этим немедленно и, разумеется, угряз в проблеме, как тепловоз без рельсов. По ось. Очнувшись примерно через час, я обнаружил, что сижу, тупо уставившись в экран, рассеянно дымлю которой-по-счету сигаретой, пытаюсь понять, что означает странный выгиб на очередном графике, и не понимаю абсолютно ничегошеньки… Хватит! Нечего партизанить по-тихому, когда есть люди, готовые сделать ту же работу быстрее и лучше тебя. Моя и без того усеченная гордыня подверглась усекновению еще раз, а сказать проще — равнодушная действительность еще раз врезала мне по сусалу. Несильно так. Только чтобы я помнил, кто я есть, и не зарывался.
Ну и помню…
Я позвонил Гузю — его на месте не оказалось — и, заложив руки за голову, откинувшись в кресле, принялся размышлять вокруг да около. Гузь, наверное, на меня обижен и полагает бездельником, хотя и не подает виду; в самом деле, последние дни он тащит на горбу всю Контору, а я даже не всегда удосуживаюсь снять с его работы сливки. Ничего, пусть покряхтит, приемистость у него хорошая… Знал бы он, в какую дрянь влип его начальник, простил бы и посочувствовал…
— Я не Гузь, но я боюзь, — сказал я вслух, старательно нажимая на «з».
Где-то в наших построениях был прокол. Я и не думал поддразнивать Воронина и Штейна, когда говорил им, что решение задачи, возможно, очень простое. Что-то подсказывало мне, что, по всей вероятности, это так и есть. А вот на тебе: информмассивов пруд пруди, а «Надежда» буксует.
Я попросил кофе и некоторое время читал, отрабатывая свой ежедневный урок и слушая одним ухом, как моя бесценная Фаечка окорачивает по телефону какого-то настырного, которому вынь сейчас Малахова да положь. Несмотря на то что я затребовал одни выжимки, материалов набралось масса — я и не предполагал, что человечество успело наработать такую прорву социопсихологической мешанины вокруг самоубийств. Одних трудов классиков психоанализа оказалось столько, что в пору было высунуться в форточку и тихо завыть на какое-нибудь ночное светило. Однако же — что делать! — в утилитарном нашем мире титаны на то и существуют, чтобы можно было с удобством стоять на их плечах, как говорил, а может быть, и не говорил, сэр Исаак Ньютон.
За последние дни я основательно поднаторел в теории вопроса. Я читал секретные социологические материалы, предназначенные для высших эшелонов власти века нынешнего и века минувшего. Я читал выжимки из обзоров МВД — настоящих болот, куда стекались ручейки полицейских сводок. Я читал пространные компиляции о роли и значении суицида в истории человечества. Я читал все. Ритуальные самоубийства у первобытных племен, наведенный психогенный суицид, самоубийства во время транса, нередкие случаи массовой истерии в средневековой Европе… Насколько известно истории, в 1000 году н. э. по католическому миру прокатилась волна самоубийств в ожидании Страшного суда, близкого конца света или чего-то столь же малоприятного. В 2000 году подобного безобразия не наблюдалось почти вовсе — однако если вы скажете мне, что человек заметно поумнел за тысячу лет, я плюну вам в глаза, и нечего на меня обижаться.
Что это нам дает? Опять ничего.
Среди самоубийств, традиционно причисляемых к фоновым, всегда имелся незначительный процент случаев, в принципе не объяснимых ничем рациональным. Например, среди декадентствующей петербуржской молодежи в начале прошлого века вошло в моду прыгать с моста в водоскат Иматра — 18 метров перепада уровней воды, мощный поток, валуны, и шансов остаться в живых ни малейших. Частенько сигали парочками, взявшись за руки, и вряд ли кто-нибудь из них мог доступно объяснить — чего ради. В большинстве, вероятно, под кокаином. В конце концов властям пришлось поставить на том мосту специального городового, чтобы гонял придурков…
Декадент?.. В рыло! Сицилист? Телегент?.. Один хрен, по соплям. Воды не видел? Прррроходи, не задерживайся!..
Судя по всему, мера подействовала.
Те крохи статистики, которые удалось собрать группе Лебедянского, достаточно убедительно показывали: «спугнутые» один раз, потенциальные жертвы суицида из перечисленных категорий, как правило, не пытались повторить попытку и в большинстве своем спокойно жили до старости — если тому не мешали внешние обстоятельства вроде войн и эпидемий.
Но это уже из другой оперы.
Обнаружился, правда, некий Клаус Юрген Фуль, юноша бледный, со взором горящим, родом из Данцига, упорный в намерениях и столь же невезучий: то у него веревки рвались, то проглоченный мышьяк с неудержимой силой извергался желудком на свободу, то вовремя подоспевали родственники или друзья… С 1898 по 1903 год Фуль совершил семнадцать неудачных попыток ухода из жизни и лишь на восемнадцатый раз добился-таки своего. Причины столь пламенного рвения остались невыясненными, приглашенный родней местный врач-психотерапевт констатировал психическую нормальность пациента и порекомендовал пешие прогулки, а в поле зрения д-ра Фрейда несчастный юноша так и не возник.
Почему-то нисколько не жаль.
Нашлись и последователи. Случаев такого рода только по Европе двадцатого века было выявлено несколько десятков. Первые ласточки?