Лет четыреста назад кто-то из сосланных и осевших здесь дворян попытался объединить разрозненные поселения Пограничья под рукой одного правителя. Попытка удалась наполовину – в восходной части страны действительно возникла и укрепилась королевская власть. Закатная стала владением Вольных Кланов – россыпью мелких баронств, постоянно враждующих друг с другом и с набранным с миру по нитке королевским войском. Династии в Пограничье не образовалось – королей частенько свергали раньше, чем они успевали обзавестись потомками.
Неплохие шансы усидеть на шатком троне были у Сигисмундса, правившего около сотни лет назад. Он пробыл королем Пограничья почти десять лет и даже сумел вырастить наследника. Да только в один прекрасный день королевская семья вкупе с обитателями коронного замка перемерла от болотной лихорадки, корона досталась дальним родственникам, не сумевшим ее удержать… И вся круговерть началась сначала.
Сейчас в Пограничье королем некий Эрхард, сын Этельвульфа – здесь на варварский манер принято прибавлять к своему имени имя отца или матери (интересно, как бы звучало мое собственное имя на местный лад? Ринга, дочь Драго?). Этот человек ранее служил в королевской гвардии, принимал участие в охоте на Бешеного Вожака и – как утверждали наши редкие осведомители в Пограничье – добрался до вершин власти с помощью некоего варвара из Киммерии по имени Конан. Когда я об этом услышала, даже не удивилась. Меня поразило другое – почему Конан не забрал дармовую корону себе? Побрезговал, наверное, маленьким и на редкость неустроенным королевством где-то на окраине материка, решил добиваться большего. А теперь помчался сломя голову на помощь старому приятелю…
Эрхард, по нашим расчетам, имеет неплохие шансы на длительное и относительно благополучное правление. У него есть взрослый племянник (так что найдется кому передать власть), его признают и дворянство, и кметы, и Вольные Кланы, и, как ни странно, оборотни. Если бы не нынешние потрясения, править бы Эрхарду долго и счастливо, создавая из Пограничья страну, достойную по праву называться королевством. А чем обернется его правление сейчас – трудно сказать.
…Большая, хорошо укрепленная деревня, в которой я переночевала, называлась Кайга. По-здешнему – «бург Кайга». Словоохотливый трактирщик растолковал, что до Вольфгарда еще пять дней конного пути, а ежели повезет, то к ночи можно добраться до крохотного выселка в пять или шесть домов, стоящего возле самой дороги. Путь к столице поведет сначала через молодой лес, потом через холмы, а потом начнется обычная чаща и вот на ее опушке-то и стоит выселок. Вечером его будет издалека заметно – там специально возле тракта фонари вывешивают, чтобы путники останавливались, потому как в одиночку через лес ехать – зря рисковать. А зачем рисковать, коли голова человеку дана всего одна и вторую не приставляют?
Я согласилась, что рисковать и в самом деле глупо, узнала, что интересующие меня люди проезжали через Кайгу четыре дня назад и сейчас, скорее всего, добрались до бурга Брийт, что в дневном переходе от Вольфгарда. Я мысленно позавидовала Мораддину и компании, неуклонно приближавшимся к цели своего путешествия, посочувствовала себе и отправилась дальше.
День выдался замечательный. Позванивали на ветру смерзшиеся еловые лапы, у меня над головой плыло высокое, чисто-голубое небо, мерно топали по свежевыпавшему снегу лошади, поднимая облачка искристой пыли. Мне стало беспричинно весело, и я во всеуслышание заголосила неведомо где подслушанное:
Если станет слепой цитадель на горе,
Ты услышишь – подковы стучат во дворе.
Я вернусь, я вернусь, я вернусь на заре!
Если ветер с заката приносит грозу —
Глянь в окно, и меня ты увидишь внизу,
Я вернусь, я вернусь, прилечу, приползу!..
Лошади недоуменно задергали ушами, Обормот сделал вялую попытку встать на дыбы, но понял, что на его спине лежит слишком много груза для подобных безобразий.
– Все в порядке, – заверила я встревожившихся коньков. – А ежели такая песня вам не нравится, могу исполнить что-нибудь другое.
И наиболее доступным мне жалостливым голоском пропищала:
Уехал верный рыцарь мой
Пятнадцать лет назад,
И на прощанье я ему
Заворожила взгляд:
За сотни миль, за сотни лиг
Направит он коня,
Во всех красавицах с тех пор
Он узнает меня…
На сию душещипательную балладу кони согласились, так что мне пришлось петь до конца. С последней строфой мы перевалили через невысокий холм… и тут я захлопнула рот и рывком натянула поводья. Внизу лежала небольшая еловая рощица, присыпанная, как и все в этих краях, хрустящим белым снежком. За рощицей я разглядела довольно большое открытое пространство – то ли пустошь, то ли замерзшее озеро, а за ним – темную зубчатую полосу леса. Вроде ничего, внушающего подозрение. И все же мне не хотелось спускаться туда. Что у меня есть для защиты своей драгоценной шкуры? Мой невеликий Дар – раз. Хороший, хотя и старый меч кхитайской работы (подарок одного из давних друзей) вкупе с длинным кинжалом – два. И прихваченный еще из Ианты арбалет с полусотней стрел к нему – три. Немного.
Я дотянулась до висящего возле луки седла арбалета, вытащила мешочек с болтами и, с усилием провернув ворот, вложила тяжелую стрелу в желоб. Перевесила меч за спину – так гораздо удобнее вытаскивать его из ножен и на замах уходит меньше времени. Привстала на стременах и встряхнулась – вроде ничего не болтается, все застегнуто и завязано. Может, я испугалась тени, но, как говаривали на моей далекой родине, то бишь в Зингаре: «Лучше перебдеть, чем недобдеть».
Кони, почуяв мое настроение, подобрались и насторожились. Я шлепнула Броуги поводьями по шее и он медленно пошел вниз. Привязанный на длинную уздечку Обормот топал позади. Я положила заряженный арбалет на луку седла, и то и дело подозрительно косилась по сторонам, готовясь выстрелить в любого нападающего.
Таким порядком мы достигли середины склона и тогда я заметила среди разлапистых ветвей какое-то движение.
В ельнике кто-то прятался, в этом я больше не сомневалась. Три или четыре человека. Теперь надо было срочно решать, как быть. Может, они вовсе не меня подкарауливают, а заняты какими-то своими делами? Если же это и в самом деле засада, то не пугнуть ли мне их? Да, но ехать потом с нещадно трещащей головой?.. И подействует ли на неизвестных мой Дар? Местные жители – народ простой и немудрящий, насылаемый мной мысленный испуг запросто может скользнуть по их туповатому сознанию и ничего там не расшевелить…
Неужели придется драться? Вот чего не хочется, того не хочется. Я ведь всего лишь хрупкая женщина… весьма преклонных лет, кстати сказать. И не горю желанием корчить из себя бесстрашную героиню и размахивать мечом направо и налево.
Опушка рощи приближалась. Интересно, догадались ли прячущиеся за деревьями, что я их уже заметила? И есть ли у них луки или самострелы? Если да, то мне придется тяжко. Вернее, не столько мне, сколько моим лошадям.
На всякий случай я незаметно вытащила кинжал и подрезала ремень, тянувшийся от уздечки Обормота к моему седлу. Если придется резко срываться с места, заводная лошадь только помешает. В конце концов, я могу пожертвовать Обормотом и его поклажей. А если его не поймают, я сама потом его отыщу. Наверняка далеко не убежит.
Мне оставалось проехать еще два десятка шагов до того места, где дорога ныряла в лес, когда у одного из скрывавшихся за деревьями лопнуло терпение. Наверное, он счел меня легкой добычей, и, с треском вывалившись из зарослей, бросился к взвившемуся на дыбы Броуги. Ремень немедленно треснул и почуявший свободу Обормот как-то боком, точно краб, поскакал обратно, вверх по склону.
Мне было не до него. Я выстрелила, и, разумеется, промазала. Отшвырнула бесполезный арбалет, едва успев выхватить свой клинок и отвести удар топорика на длинном древке. Железо с отвратительным визгом проехалось по железу, и мы закружились по рыхлому снегу, пытаясь удачным выпадом достать друг друга.
Сверху я видела только макушку своего противника, накрытую старым и слегка помятым шлемом. Когда-то шлем украшала пара медных витых рожек, но теперь остался только один рог, вызывающе торчавший вперед. Еще я успела заметить, что неизвестный человек довольно высок, что он непредусмотрительно накинул на себя изрядно потрепанную медвежью шкуру, сковывающую движения, и что своим оружием он владеет не так уж и плохо. Правда, за мной пока имелось преимущество – я соображала и действовала быстрее него, и у меня был конь. Пускай напуганный и мечущийся, но все же порой мне удавалось направить Броуги на противника и вынудить того отступить на пару шагов. Кому охота быть затоптанным лошадью?
Этот поединок не мог продолжаться долго. Неизвестный был намного сильнее меня, от его ударов у меня уже начинала ныть и дрожать рука. А если он догадается рубануть по ногам Броуги…
Мимолетно я удивилась, что все происходит почти в полной тишине. Только хрустел снег, фыркал и храпел конь, да иногда слышалось яростное пыхтение моего врага. Что-то там поделывают его дружки, засевшие в роще? Или они предоставили ему право единолично разобраться со мной?
Нет, они тоже решили присоединиться к общему веселью и заходили сзади, намереваясь взять меня в кольцо. Мне показалось, что это самые обычные грабители с большой – или малой, если придерживаться истины – дороги, и я мысленно посмеялась над собой. Это ж надо – суметь столько раз выбираться живой из гадючьих клубков при королевских дворах и в каком-то захудалом Пограничье нарваться на разбойников!
Мой приятель с топором зарычал, явно пытаясь придать себе недостающей храбрости, и попытался схватить Броуги за узду. К моему величайшему сожалению, это ему удалось. Жеребец замотал головой, выдирая у меня из рук поводья и заплясал на месте. Под съехавшим набок шлемом мелькнула злорадная ухмылка. А еще через миг я воспользовалась тем, что нападавший остановился, поднялась на стременах и изо всех сил ударила сверху вниз, надеясь, что башка у этого типа не слишком крепкая и что старенький меч выдержит.