— Караваев правду говорит, — глухо прогудел Букин, — надо торопиться, потому — красноармейцы бунтуют…
— Идти требуют, — вставил за ним и корявый Вуйчич. — Дальше, говорят, терпеть не можем, требуем, чтобы на штаб вели немедленно…
Чеусов важно провел рукой под пышными усами, выцедил самодовольно:
— Что ж, можно. Боевой совет готов.
Шегабутдинов все время молчал. После удара прикладом он понял, что каждое лишнее слово может тут испортить всю его «карьеру» и что верить ему так, как верят Караваеву и Петрову, — никто не поверит. Но момент был исключительный, — все ставилось на карту: крепостники согласны и готовы выступать… Они решили… Что дальше — когда разгромлен будет штаб? Скорее, скорей им поперек!
— Товарищи! — обратился Шегабутдинов… — Вы постановили выступать на штаб, а я вам вот что советую…
— Чего еще там? — заворчали из толпы.
— Я советую, — продолжал он, — лучше сначала договориться, — не сразу идти, а договориться, потому что они там — все же законная власть…
— Мы сами власть, — прозвенел злой выкрик, — какая там еще законная нашлась…
— Это, значит, война, опять война пошла, — настаивал Шегабутдинов. Потому что вы на штаб, а они из особого и трибунала всю силу выпустят на вас: у них же пулеметы, вы сами знаете…
Угроза подействовала. Чеусов первый заколебался:
— Я тоже думаю… я тоже думаю, товарищи, чтобы… поговорить сперва.
— Конечно, попытать, — поддержал его Василий Щукин.
Поддержало еще несколько голосов. Стали обсуждать, как и когда наладить в штадив делегацию. Но раньше того — звонили по телефону. Петров и Караваев зловеще молчали, не принимали участия в обсужденье. Переглянулись-перемигнулись с Вуйчичем и Букиным, вышли во двор. Дело с делегацией без них вовсе расклеилось, и скоро присутствующие, один за другим, тоже ушли; остались только Чеусов, Щукин Василий да Шегабутдинов… Был третий час ночи… Устало повалились на полу и только стали задремывать, как снова распахнулись двери, шумно ввалилась ватага.
— Теперь новый боевой совет, — ни к кому не обращаясь, громко сообщил Петров. А потом, повернувшись к Чеусову: — Вот красноармейцы избрали нас заново: я — председатель, потом Чернов, Букин…
— А мы как же? — изумился Чеусов. — Нас же на общем собранье выбирали…
— Не… И командующим меня назначили, — не слушая его, продолжал Петров, — а Букин вот в помощники, Чернов — комиссаром. Некогда тянуть, а сейчас же надо дело делать…
— Товарищи, — обратился к ним Шегабутдинов, — можете мне верить, можете нет, но я тоже думаю, что всю крепость надо снова собрать, чтобы боесовет новый… А теперь, Петров, действительно ты должен заняться войсками, в совете мы и сами справимся.
Петров не протестовал. У него, видимо, была какая-то новая мысль.
— Ну, ладно. Только первым делом — приказ, что я командующий, — вдруг заявил он присмиревшему боеревкому.
— Ясное дело, — подтвердил Шегабутдинов.
— Второе — штаб мне сейчас же…
— Это же вместе будем делать, — ответил Шегабутдинов.
— Штаб подожду, а приказ сейчас же…
Приказ скоро смастерили. Вот он:
Тов. Петров назначается командующим войсками Семиреченской области. Его помощником тов. Букин. Первому приступить к своим прямым обязанностям, об исполнении донести.
Тов. Чернов назначается политическим военным комиссаром при командующем войсками Семиреченской области, которому предлагается приступить к своим прямым обязанностям, об исполнении донести.
Председатель Вр. В.-Р. Б. Совета Семиреченской обл. Чеусов.
Тов. председателя Б. Шегабутдинов.
Члены: Шкутин, Караваев, Прасолов, Вуйчич.
Комендант крепости Щукин.
Петров и Караваев, а за ним и остальные собрались уходить.
— Надо бы их всех сюда, — сказал Вуйчич.
— Кого?
— А из штаба дивизии. Пусть прикажут-скажут, что они собрались делать. — И Вуйчич криво улыбнулся, видно было, что думал он вовсе не то, что говорил. Но мысль его всем понравилась. Затрезвонили по телефону в штадив. Требовали, чтобы я и другие немедленно явились в крепость.
— Не придут, сволочь, боятся, — крякнул Караваев.
— Придут, проси лучше, — усмешливо ему ответил Чеусов.
Мы всю ночь на ногах в штадиве. По проводу говорили с Ташкентом, сообщали свежие новости. За ночь два раза прибегал из крепости Агидуллин и взволнованно рассказывал сначала, как Шегабутдинова чуть не прикончили, потом — как собиралась крепость выступать. Наши дозорные через каждые полчаса приходили с разных концов к штабу и докладывали, где рыщут пьяные разъезды крепостников, где кого они примяли, где произвели дебош, самочинный обыск… Мы были в курсе происходящего.
Потом звонок из крепости:
— Начдиву немедленно явиться в крепость.
Это было в три. Мы подумали-подумали — воспретили ему идти:
— Подождем до утра, пока не ходи.
Утром снова звонят:
— Явиться! Крепость требует!
— Я еду, — заявил Белов. — Павлушку беру Береснева и еду, а то еще подумают, подлецы, что боюсь их.
Это было уже иное время, иное положенье: шесть утра.
Ночью, в три, к пьяным идти куда было опасней.
Теперь, под утро, был слабей хмельной угар.
С Беловым поехали Бочаров, Кравчук, Пацынко. Мы их перед отъездом напутствовали советами.
— Павел, — приказывал дорогой Бересневу Белов. — Ты в крепости, тово, лишку не болтай. Сил наших настоящих не называй, а если спросят — раз в тридцать больше ври…
— Ладно. Знаю сам.
Ехали дальше молча.
Подъехали к крепости.
У ворот, окруженный шумной братвой, встречает Караваев.
— Слезай с коней, давай оружие, — обратился он к приехавшим.
— Караваев, ты это брось, — сказал ему серьезно начдив. — Дело не в наших четырех револьверах, а мы ведь все-таки по приглашению… как делегаты, — так с делегатами нельзя.
— А это я для вас же, товарищ начдив, — с ухмылкой пояснил Караваев. — Вас же оберегаю. Массы, знаете ли, настроены очень скверно, могут, знаете ли, крикнуть: бей! То есть вас-то, дескать, бить… А вы… вгорячах и прицелиться, пожалуй, можете…
Толпа мятежников окружила приехавших тесным кольцом. Некуда деться. Да и бесполезно открывать огонь — зачем? Ребята молча сняли револьверы, отдали.
Толпа облипала, ширилась по кругу, росла. Караваев деланно громким голосом, — так, чтобы слышали все, — спросил занозливо Белова:
— А что, товарищ Белов, разве это белая банда, как вы называли, а? Посмотрите-ка…
И Караваев рукой обвел неопределенно вокруг, словно хотел сказать:
«Эва, какие владенья-то у меня!»
Белов молчал. Тогда Караваев резче, громче:
— Так разве это похоже на белую банду, а?
Тихо и строго Белов ему ответил:
— Не знаю, брат, не знаю, — сразу не определишь. — А потом добавил еще строже: — Ну, веди-ка нас в боесовет, там, верно, ждут — зачем звали.
Караваев от этого спокойного и строгого тона Панфилыча сразу потерялся, не знал, что дальше сказать, а когда увидел, что Белов уверенно, твердо пошел вперед средь раздвинувшейся притихшей толпы, только кинул ему вслед что-то неудачное и скороходью сам заторопился, догнал, повел к боесовету.
В комнате боесовета народу сбилось до отказа. Тут все члены совета в сборе. Они знали, что из крепости с минуты на минуту должны приехать делегаты, и нетерпеливо их поджидали. Посредине стола торжествующе восседал сам Чеусов. Как только Белов появился в дверях вместе с товарищами — Чеусов к нему:
— Ну, вот, мы вас и ждали. Это вы являетесь хозяином дивизии?
— Я не хозяин, а начальник дивизии.
— Это одно и то же, — чуть сдрейфил Чеусов.
— Ну, — сказал Панфилов, — зачем вы нас позвали?
Кругом с оттянутыми шеями стояли красноармейцы. Они серьезно, сосредоточенно вслушивались в то, что говорили кругом. Иные пересмехались:
— Отта да… Отта самые что ни на есть… Одни главари попались…
— Мы вас хотим допросить, — заявил Чеусов. — Например, мы вам посылали делегатов в штаб, от вас тоже были… И мирное положение вполне было достигнуто… Мы вас уверяли, что хотим избежать кровопролития. Хорошо. Так вот почему же после этого всего вы от штаба в разные стороны выставляли посты, а на крепость направили свои пулеметы?
— Это ложь, — твердо ссек его Белов. — Никаких пулеметов на крепость мы не выставляли. Ложь. А что касается постов в разные стороны — так посты были и от вас: такое создалось положение, нам надо было охранять свой штаб…
— Угу… Так… хорошо, — расправил Чеусов мягкие, пышные усы.
Он сидел, важно развалившись на стуле, и, видимо, с большим наслажденьем смаковал свою новую, неожиданную роль. Он себя в те минуты, верно, почитал не простым допытчиком, а верховным судией: так много самоуверенной важности было у него во всей его фигуре, в позе, во взгляде, в небрежно произносимых словах.
— Хорошо-с… Так… А почему это, — продолжал он, — почему это вы грузили несколько дней назад брички оружием и почему же это вы направили их не куда-нибудь, а именно к озеру Балхашу?
— Киргизов вооружать! — крикнул кто-то от стены.
— Что такое, что за дичь, за вранье, — спокойно спросил Панфилов, откуда вы все это взяли?
— Сам видел.
— Что сам видел?
— Как нагружали… да… да…
— Ну, уж это, брат, — и Панфилов развел руками. — Я заявляю, — вдруг повысил он голос, — заявляю, что никакого оружия за последнее время я не грузил и не отправлял на Балхаш. Это… это выдумка…
Вдруг Караваев стукнул по столу:
— А, что там слушать. Они вам брехают, а вы тут развесьте уши… Идти сейчас же и всех из штаба привести сюда…