«Люди и лошади совершенно стали, выбившись из сил. Глубокий снег и метель мешают наблюдению за противником»[74].
Наконец к туркам на Кавказский фронт стали прибывать войска, снятые с Галлиполийского полуострова, и новые части, сформированные в результате проведенной очередной мобилизации. Командование турецкой армии решило вернуть утраченные территории, и главным образом Эрзерум. Плотность турецких войск перед фронтом полка Кучерова и находящихся вместе с ним пехотных частей все возрастала, и редкий рейд казачьих разъездов проходил без столкновений с противником. Жестокая зима по прежнему путала все расчеты командования, разъезды все чаще вынуждены были возвращаться, не выполнив задач.
Давление противника не снижалось, ежедневные обстрелы полевых караулов и постов стали обычным делом. Боевая активность разъездов сотни прапорщика Сорокина все увеличивалась. Только за один день 25 февраля он трижды докладывал об этом командиру полка.
«25.02.16. 9 ч. 30 мин.
[…] Занял с. Кызыл-Туран. Неприятеля в нем не обнаружил. Селение состоит из 36 домов с хорошим запасом фуража. По показаниям жителей турки покинули их селение два дня тому назад, уйдя в с. Четверан и с. Кайдал-Кули. Для точного выявления сил противника препровождаю к Вам муллу селения.
25.02.16 12 ч. 30 мин.
В 12 ч. дня сел. Гюль-Веран занято моим разъездом. Идя в лоб и сбив передовые посты противника и выбив его из села и прилегающих к нему […] (в документе неразборчиво. — Н.К), я обнаружил отступление его на с. Четверан и г. Кара-Килису. Справа работают разъезды хор<унжего> Кравцова и прап <орщика> Вакулина. Одновременно продвигаемся вместе.
25.02.16 3 час. Высота у села Гюль-Веран.
В селе Гюль-Веран было 2 взвода кавалерии, взвод пехоты и сторожевое охранение. Помимо вышеуказанного, впереди села замечено около 50 чел. противника и, преследуя его, не давал закрепиться на высоте у села, я в тоже время выбил находившихся в с. Гюль-Веран в 12 ч. дня и занял его. Ровно в 2 ч. 1-я сотня сообщила мне о вашем отходе назад и просьбу прикрыть ее. При отходе 1-й сотни левый фланг моего направления оголяется, почему прикрывая 1-ю сотню, я повел людей моего разъезда назад и оставил селение. Турки, получившие около 40 чел<овек> пехоты, открыли убийственный огонь, ранили подхорунжего Калюжина и приказного Чернобаева.
Из переданного от жителей: два дня назад в Гюль-Веране было 200 чел. […] (дальше текст утрачен. — Н.К.) которая ушла в Кара-Килису и Чатверан. На высотах Юго-Западнее Чатверана замечен профиль батареи, а гамидие заявили — там пушки.
Начальник разъезда прапорщик Сорокин»[75].
Судя по записям в журнале военных действий 3-го Линейного полка, прапорщик Сорокин был на хорошем счету у командования, и ему поручались наиболее ответственные задачи. Уже на следующий день после описанных выше событий, Сорокин, согласно полученному приказу, выделил полусотню в помощь 3-му батальону Дербентского полка, который возглавлял полковник Соломко. Этот батальон должен был выдвинуться на территорию, занятую турецкими войсками, завязать бой и, притянув к себе значительные силы противника, нанести ему максимальный урон, заставив его таким образом снизить свою боевую активность на этом участке фронта. Впереди своей колонны полковник Соломко поставил приданную ему полусотню казаков, и те двигались в конном строю, ведя тщательную разведку. Когда у с. Калиса-Кума казаки были встречены огнем противника, то не растерялись, не дожидаясь подхода главных сил, быстро спешились и выбили турок из населенного пункта. Своими дерзкими действиями казаки Сорокина дали возможность батальону вовремя развернуться, захватить инициативу в ведении наступательных действий и в течение всего дня разгромить несколько сильных гарнизонов противника.
В 11 часов ночи Сорокин от этой же полусотни выслал 6 казаков под командой урядника Сапельникова выяснить, занято ли с. Аркелд-Кули. Ночь, туман и метель дали казакам возможность подойти на 20 шагов к посту противника, открыть по нему огонь и не останавливаясь взять село столь малыми силами. Потери полусотни за эти сутки составили три раненных лошади. Вторую половину сотни, за исключением одного взвода, назначенного в резерв, Сорокин выделил для охраны штаба отряда, ее казаки бессменно находилась на постах, так как вероятность нападения турок оставалась достаточно высокой.
Накопив силы, турецкое командование в эти дни при малейшей возможности стремилось брать под свой контроль населенные пункты, и казакам приходилось контратаковать, чтобы восстановить положение. 26 февраля Кучеров приказал двум разъездам от 2-й сотни под командованием хорунжего Кравцова и подхорунжего Малова занять селение Каудмат-Чукур. Но турки сами перешли в наступление, и подхорунжий Малов донес, что занимаемые им высоты удержать не может, так как противник обошел его с юга и ведет перекрестный огонь. У турок было около сотни кавалерии и 3 роты пехоты. Кучеров выслал на помощь разъездам свой резерв — взвод сотни Сорокина, — и только после того, как тот лихо налетел на фланг противника, турки приостановили свое наступление, а казаки Малова смогли отойти на занимаемые позиции.
В дальнейшем командир полка приказал сотням не предпринимать никаких наступательных действий. Создавалось впечатление, что турки делают частые разведки боем перед крупным наступлением, и, во избежание всяких неожиданностей, Кучеров приказал всему полку оставить биваки и выйти на позицию. В эти же дни задержанные жители окрестных сел сообщили, что в с. Четверат турецкие части вошли два дня назад и их численность составляет свыше 4-х тысяч, а в Кара-Килисе около двух тысяч при 140 орудиях и множестве пулеметов.
По всему фронту шли ожесточенные бои, турецкое командование искало слабое место в обороне русских войск и не находило его. Если же противнику удавалось хотя бы незначительно продвинуться в глубь русской обороны, вдело вступали казаки. Они отсекали прорвавшегося неприятеля от основных его сил и громили его по частям. Давление турок начало ослабевать, а вскоре русские части сразу в нескольких местах перешли в наступление и отбросили противника с занимаемых им рубежей. В этих боях 1 марта 1916 г. вновь отличилась сотня, которой временно командовал прапорщик Сорокин. Три ее взвода под командованием прапорщика Георгиева Сорокин назначил вести разведку отступающего противника, двигаясь как обычно впереди колонны русских войск. Во время этого преследования Георгиев, как говорится в журнале военных действий 3-го Линейного полка:
«[…] с 10 казаками бросился в атаку на арьергард отступающей турецкой части. Он захватил 24 пленных турок, в том числе одного офицера, 6 человек зарубил. Сами казаки тоже понесли потери — 2 казака были убиты: Волобуев и Захарьин, ранены были две лошади, в том числе самого Георгиева. В 11 час. вечера полусотня в полном составе вошла в Мема-Хатун первой»[76].
Это было небольшое село, скорее хутор, расположенный в маленькой котловине. Напротив него с запада поднимался кряж с выпирающими из него двумя пиками. Очевидно, отсюда и произошло название села. Слово Мема-Хатун на русский язык переводилось как «женская грудь». Сотня заняла сторожевое охранение в 3-х верстах от него, а в село вошли казаки 1-го Кавказского полка. От второй полусотни Сорокин назначил 10 казаков сопровождать колонну пленных в 208 человек.
В этот же день Сорокин докладывал в полк:
«Дополнительно к полевым моим запискам начальнику Кавурма-Чукурского отряда за № 102 и 103 доношу, что при взятии мною с. Гюль-Веран показали полнейшее бесстрашие, служа примером храбрости, следующие нижние чины вверенного мне разъезда — раненые: подхорунжий Калюжный и приказной Чернобаев; первыми ворвавшиеся в селение, мл. урядники: Павел Терек, Аким Кузнецов, Семен Еськов, Александр Жидков, приказные: Никита Журавлев, Иван Пащенко, Петр Бублик и казак Андрей Рыбников, которых ввожу в ходатайство о награждении»[77].
В последующие дни сотня прапорщика Сорокина обеспечивала летучую связь с отрядом полковника Мигузова и в тоже время двигалась на с. Кетур с задачей успеть перехватить там отступающие от Мема-Хатун разрозненные части турок. Сорокин успешно выполнил и эту задачу, а потом получил приказ вернуться в Мема-Хагун. В боевых действиях наступила небольшая пауза, и некоторым офицерам и казакам дали отпуска. Сорокин отпуска не получил, но с женой все же увиделся. Она сама приехала к нему на фронт. По смелости и предприимчивости Лидия Дмитриевна была под стать мужу, задумала нелегально съездить в Саракамыш. Дальше женщине проехать было бы невозможно. Потомки Сорокина до сих пор хранят в памяти рассказ Лидии Дмитриевны о том, как она оказалась на фронте.
Она уговорила казаков, прибывших на побывку в Петропавловскую, помочь ей осуществить задуманное, и те согласились. Это была целая «операция». Лидия Дмитриевна переоделась в офицерскую форму Ивана Лукича, которая хранилась дома, для солидности пришила погоны есаула и вместе с возвращающимися из отпуска одностаничниками, приехала во Владикавказ. Там в ночное время ее провели в общий вагон, и она спряталась на верхней полке. Однако эта затея чуть было не сорвалась в самом начале. Перед отходом поезда в вагон пришли жандармы и стали проверять документы у тех, кто ехал в Саракамыш. Но казаки не растерялись. Они укрыли ее буркой с головой, а на видном месте повесили черкеску с погонами есаула. Жандармам же сказали, что есаул сильно пьян, и лучше его не трогать, а то достанется всем. Это помогло и «есаула» будить не стали. Из Саракамыша Сорокину по телефону знакомые связисты сообщили о приезде жены.
Однако приехать к ней было очень не просто. Во-первых, нужно получить на это разрешение, а, во-вторых, следовало торопиться и как можно скорее прибыть в Саракамыш, пока Лидию Дмитриевну «не разоблачили». Но все окончилось благополучно, командир полка вошел в положение Сорокина и изыскал повод, чтобы отправить его с заданием в тыл. Прежде чем доскакать до Саракамыша, Сорокину пришлось почти четыре дня не вылезать из седла. Сначала проехать 90 км до Эрзерума, потом столько же до Гассан-Калы и еще столько же до Саракамыша. Но все обошлось благополучно, и короткая встреча Сорокиных состоялась.