Однако не все обстояло так гладко. Появилась очень серьезная проблема, которая отвлекала много сил, разобщала их, серьезно порочила сами основы и идеи революции. Дело в том, что революционная стихия подняла из армейской среды, а по сути дела со дна российского общества большое количество деклассированных элементов. На воюющих территориях они начали сбиваться в настоящие банды, хотя, конечно, их организаторов, такая классификация совершенно не устраивала. Они присвоили этим формированиям экзотические названия, такие как: «Черная хмара», «Смертельный натиск», «Братишки», «Молния» и т. д. Основную массу в них составляли солдаты ранее дислоцировавшихся на Дону и Кубани запасных солдатских частей.
Это были те, кто не захотел возвращаться домой к мирному, изнурительному труду. Дома их ожидали голодные семьи, и ехать к ним с пустым вещмешком не хотелось. Почувствовав, что появилась возможность безнаказанно грабить, проводить надуманные реквизиции, вершить суд и расправу по собственному усмотрению, они стали настоящим бедствием для жителей сельской глубинки.
В дополнение к ним в это же время на Кубань устремилась вторая волна воинских формирований. Только прибывали они не с фронтов 1-й Мировой войны. Теперь это были эшелоны украинских, с позволения сказать, советских частей, а проще сказать бегущих от немцев из под Ростова грабительских шаек. Как писал в своих воспоминаниях бывший начальник штаба Красной Армии Северного Кавказа С.В. Петренко:
«Лучшие из украинских отрядов задерживали противника (немцев. — Н.К.), бились у Батайска и гибли, а большая часть полным ходом, добывая оружием и угрозами паровозы, бежала в Царицын, Владикавказ и еще куда-то формироваться. А в эшелонах под черными и красными знаменами везли оружие, золото, продукты»[143]
Несколько таких украинских отрядов и даже полков прибыли непосредственно в Ейский и Таманский отделы. Конечно, были среди них и нормальные красные части, которые не успели еще разложиться и не занимались разбоем. В большинстве это были отряды донецких шахтеров, черноморских моряков, рабочих Киева, Харькова, Одессы, крестьян Херсонщины и Таврии. Но были и другие. О том, что собой представляли и чем занимались эти «пришельцы» вполне определенно высказался также Я. В. Полуян:
«Разбитые и окончательно парализованные полубандитские украинские части в панике отступили на Кубань. При своем отступлении они беспощадно грабили казаков. Это и явилось одной из главных причин поворота в настроении кубанского казачества»[144].
А вот свидетельство Г.К. Орджоникидзе на эту же тему:
«Бесчинства этих войск доходили до того, что даже поезда с ценностями государственных банков из Ростова и Екатеринодара, отправленные мною в Царицын, были разграблены по дороге… Часть этих отступающих войск хлынула в Кубанскую область через Тихорецкую, другая же — отступила из Крыма в южную часть Кубани»[145]
Поэтому молодому командованию Юго-Восточной революционной армии далеко не на все формирования именующими себя красногвардейскими можно было рассчитывать; наоборот, против некоторых из них приходилось высылать наиболее надежные свои части, чтобы оградить местное населения от бесчинств нежданных «гостей».
Конечно, такая «подмога» очень сильно беспокоила командование армии, и Автономов докладывал в центр, в Казачий комитет:
«Постепенно под влиянием темных личностей армия развратилась. […) Так называемые красногвардейские отряды, на самом деле представляли из себя, в большинстве случаев, банды грабителей и насильников. Часто казачество восставало против подобного произвола… казачество, привыкнув к дисциплине, недоброжелательно относилось к разнузданным бандам грабителей, и на этой почве часто было провоцировано контрреволюционерами»[146].
Вскоре Сорокин со своим отрядом начал регулярные боевые действия против белых казаков. Как уже говорилось, это было самое надежное формирование Юго-Восточной армии. Его командир обнаружил хорошие знания тактики действий в условиях Кубани, практически в каждом бою находился в первых рядах своей кавалерии, показывая необыкновенную храбрость. Сорокин неизменно побеждал своих противников, и с этого времени начинаются его многочисленные боевые удачи, его громовая слава в войсках по обе стороны фронта.
Каждый день нес Сорокину новую победу. Слухи об отважном красном командире неслись не только по Кубани, но и по всему Северному Кавказу. В этом и лежит, наверное, ответ на вопрос — как получилось, что в течение столь короткого времени среди командиров красногвардейских отрядов он достиг самого высокого положения и уже менее чем через полгода возглавил все вооруженные силы Северо-Кавказской Республики. Казаки и солдаты считали за честь оказаться в отряде Сорокина, многие просто уходили к нему от своих менее удачливых командиров. В то время, в условиях полупартизанской войны, такое было не редкостью. Быть «сорокинцем» считалось большим почетом. Звезда Сорокина сияла все ярче и ярче, отряд его с каждым днем становился все многочисленнее.
Вскоре Автономову удалось взять под свое начало большинство местных отрядов, и можно было уже планировать разгром Рады и захват столицы Кубани — Екатеринодара. Началось планирование операции. Важную, если не важнейшую роль в этой работе сыграл первый начальник штаба Юго-Восточной армии Александр Павлович Невзоров. Всегда чисто выбритый, с хорошими манерами, полный достоинства он внушал уважние и уверенность в дельности того, что он предлагал. А предлагал он как можно тщательнее готовить операцию, привлечь к участию в ней наиболее способные, хорошо управляемые отряды, объединив их в три-четыре группировки.
Наступление на Екатеринодар штаб армии спланировал на начало марта. Невзоров предложил с юга столицу Кубани блокировать отрядами Романенко и Бушко-Жука. С запада должны были наступать отряды Рогачева и Зоненко, с востока — Золотарева и Чистова.
Всем становилось ясно, что мирному развитию революции на Кубани приходит конец. Конфронтация сторон все более обострялась, появился русско-русский фронт.
Это был особый фронт, не было четко обозначенных его рубежей, линия соприкосновения зачастую отсутствовала вовсе. До наступления на Екатеринодар тактика действий привлекаемых отрядов была специфической. Они избирательно относились к выбору противника. На кого попало не нападали, «предпочтение» отдавалось эшелонам с имуществом, оружием и продовольствием, складам. В ходу были местные «разборки»: «выяснялись отношения» с теми, кто совершил враждебные действия по отношению к конкретным людям и населенным пунктам, задел чьи-то интересы, нанес обиды, завладел имуществом и т. д. Революционной фразеологией активно пользовались все, вкладывая в слова свое понимание их значения. Классические приемы и способы ведения боевых действий уступали место самодеятельности командиров, которые не спешили входить в подчинение кому-либо. Участник тех событий И.Л.Хижняк писал:
«В отчаяние приходил Автономов, когда докладывали ему: отряды Новороссийска и станицы Крымской возглавил Бушко-Жук. Никого но признает, объявил себя командующим. Под Кавказской сражается с бандами отряд Одарюка. Сергей Диомпдович Одарюк, казачий хорунжий, большевик, грамотный и талантливый командир, тоже игнорирует все приказы, действует самостоятельно. Под Армавиром появился третий главнокомандующий — Гудков, в Баталнашинском отделе — Яков Балахонов. На Батайском направлении объявил себя главкомом И.Пронников. Более двадцати человек сразу»[147].
Каждый «главнокомандующий» ревниво оберегал свою самостоятельность. За нее горой стояли проникшие в отряды анархисты, для которых дисциплина и контроль были страшнее белой армии. Сплотить в этих условиях разношерстные отряды на решение одной задачи, заставить их подчиниться единой воле могли только люди с железным характером, личности незаурядные.
Штаб Автономова в это время, как, впрочем, и в последующем, также мало походил на штабы регулярных войск. Некоторые его подразделения только начинали создаваться, а тыловое обеспечение, медицинская служба и служба связи существовали только в зачаточном состоянии. Все армейское снабжение оружием и боеприпасами шло исключительно за счет тех запасов, которые вывезли с собой некоторые части с фронтов 1-й Мировой войны. В этих условиях Сорокин стал хорошей опорой для Автономова. Очень пригодился какой-никакой, но все же опыт, который он приобрел на фронте, по медицинской части, организации службы связи, и особенно по разведке.
Сам Автономов стремился бывать во всех отрядах, иметь представление о своих войсках и о противнике. Как только обзавелись бронепоездом, он сделал его местом своего постоянного пребывания, и его штаб теперь мог в течение короткого времени побывать в нескольких, далеко отстоящих друг от друга формированиях. Вместе с командующим в бронепоезде находились также его сестра Екатерина и младший брат Сергей. Автономов с головой ушел в доработку плана по взятию кубанской столицы.
Стремясь предвидеть, как будут развиваться события, Автономов, ставшие уже официально его помощниками Сорокин и Невзоров постарались учесть опыт двух предыдущих неудачных попыток по овладению Екатеринодаром. И вот к середине марта подготовка к боевым действиям была завершена. Теперь на Екатеринодар наступало сразу три группы отрядов — из Тихорецкой под командованием самого А.И. Автономова, из Кавказской двигались части Сорокина, отдельные отряды продвигались от Армавира и Тимашевской.
Кубанское правительство и Рада знали, настолько мощным будет наступление красных войск, как, впрочем, и слабость своих сил тоже. Атаман Филимонов оценил всю шаткость своего положения и решил без боя оставить город. Но, прежде чем уйти, в ночь на 14 марта с помощью все того же Покровского белоказаки захватили в качестве заложников руководство кубанских большевиков: И.И. Янковского, М.М. Корякина, А.А. Лиманского, П.В. Асаульченко, Я.В.Полуяна и др. Затем атаман Филимонов и Рада с отрядом Покровского отступили в горы, в направлении аулов Тахтамукай и Шенджий. Красные отряды, не вст