Заполучив в свое распоряжение флот, Кубано-Черноморский ЦИК и лично Калнин трудно себе представляли, что с ним делать. Сразу же возник ряд очень серьезных проблем. Два десятка самых современных по тому времени боевых кораблей оказались в торговом порту, предназначенном главным образом для экспорта хлеба и табака и совершенно не приспособленном даже для самого примитивного их обслуживания. Не хватало угля, практически не было нефти, боевой запас остался в Севастополе, и пополнить его было не откуда. Не было также ремонтных средств, а самое главное — немцы не захотели смириться с тем, что у них из-под носа увели целый флот. Они посчитали этот шаг нарушением Брестского мира.
В самом Новороссийске значительная часть представителей советской власти негативно восприняла приход кораблей, рассматривая его как лишнюю обузу для себя. На берегу начались митинги, на которых звучали призывы к экипажам: бросить корабли и всем идти на фронт. Как раз в это время немцы стали готовить свою высадку на Таманский полуостров со стороны Керчи с целью наступления на Новороссийск.
В этих условиях В.И.Ленин и Совет Народных Комиссаров приняли решение потопить корабли, и, не доверяя Саблину, направили в Новороссийск члена коллегии морского комиссариата Вахрамеева. Он должен был организовать потопление кораблей. Комиссаром флота стал Глебов-Авилов, и они вместе с Саблиным выступили категорически против уничтожения кораблей. Саблин заявил о своей позиции Вахрамееву и уехал в Москву к Ленину, чтобы лично добиться отмены его решения. Вахрамеев же прибыл в Екатеринодар и на заседании ЦИК изложил цель своего приезда. Руководство Кубано-Черноморской республики, посчитав, что обладание флотом, все-таки усилит их военный потенциал, тоже не дало своего согласия на потопление флота. Тем самым был создан прецедент, когда руководство отдельной республики не стало исполнять указаний центра. Поэтому не стоит особо удивляться тому, как вели себя и по отношению к самой местной республиканской власти тот же Автономов или Сорокин. Самостийность и партизащина глубоко пустила корни не только в среде революционных отрядов, но и на достаточно высоких уровнях советской власти. Нельзя забывать так же о наличии в Советах эсеров, ратовавших за продолжение войны с немцами, и их влиянии на принимаемые коллективные решения.
А между тем положение в Новороссийске все более ухудшалось. Комиссар флота Глебов-Авилов, а вслед за ним и Вахрамеев вынуждены были оставить город. Накануне, в ночь с 17 на 18 июня к Вахрамееву явился председатель Новороссийского Совета и предложил ему немедленно уехать из города, так как Совет только что вынес решение арестовать его и придать смертной казни, как изменника и провокатора. Предоставленные самим себе матросы бушевали, митинговали. В высказываниях поочередно доставалось всем, и большевикам, и эсерам, и офицерам, и анархистам; точек согласия становилось все меньше. Так, например, группа матросов-анархистов требовала: флот не топить, «не подчиняться народным комиссарам, объявить флот не зависящим от советской власти и с черным флагом на корме продолжать дело революции»[184].
14-го июня из Екатеринодара на делегатское собрание представителей судов флота прибыл сам председатель ЦИК республики А.И. Рубин. На этом собрании он, как это не удивительно, тоже продолжал склонять делегатов к решению не выполнять указаний Совнаркома. Рубин уверял матросов, что войска Юго- Восточной армии во главе с Сорокиным под Батайском и Ростовом сражаются с немцами, и что борьба с захватчиками будет продолжена, несмотря на требования Совнаркома о прекращении боевых действий[185].
Это, на первый взгляд не совсем логичное заявление руководителя Советской власти Кубано-Черноморской республики, объяснялось просто. Во ВЦИК большое, а нередко и решающее значение играла позиция эсеров. В вопросе войны с немцами они были категорически против Брестского мира, считали, что, обладая Черноморским флотом, Советская Россия может отказаться от мира с немцами и продолжить «революционную войну» против них. Секретные планы эсеров простирались еще дальше — создать независимую от РСФСР республику, и тогда обладание Черноморским флотом еще больше подчеркнет самостоятельность республики, укрепит ее позиции во взаимоотношениях с Москвой.
Один из присутствовавших задал Рубину вопрос: означает ли его заявление призыв к непризнанию советской власти? Испугавшись прямого вопроса, растерявшийся председатель ЦИК Кубано-Черноморской республики ответил, что неисполнение приказа Совнаркома он не считает фактом непризнания центральной власти, так как вследствие плохой связи и информации центр не знает настоящего положения дел на Кубани и впоследствии только похвалит за неисполнение своего распоряжения. Приехавший вместе с Рубиным представитель штаба Юго-Восточной армии, тоже из числа эсеров, заявил, что если флот будет потоплен, то «вся армия, в количестве 47 тысяч человек, повернет свой фронт на Новороссийск и поднимет всех до одного моряков на свои штыки»[186].
Эти выступления еще больше сбили с толку матросов. Они решили послать делегацию в Екатеринодар в ЦИК Кубано-Черноморской республики, чтобы узнать, отражает ли его позицию председатель Рубин. Так и сделали. Однако на этот раз в ЦИКе им заявили, что они не поддерживают выступления и предложения своего председателя, и что флоту самому нужно решать свою судьбу.
Оставшийся за Саблина командир крейсера «Воля» (бывший «Император Александр III») капитан 1-го ранга А.И.Тихменев[187] воспользовавшись тем, что после дезертирства почти 2-х тысяч матросов на флоте их осталось не более 3000 человек, 16 июня провел новое голосование по вопросу о судьбе флота. На этот раз за потопление проголосовало 250, против высказалось около 550, а около 2000 воздержались или проголосовали за «борьбу до победного конца»[188].
Считая, что большинство моряков за потопление, Тихменев стал действовать быстро и решительно. Накануне он послал курьера к Донскому атаману П.Н. Краснову в Новочеркасск за советом. Атаман, как последовательный сторонник союза с немцами, из двух зол выбрал, как он считал, наименьшее — предложил Тихменеву передать флот немцам. Этот ответ был доставлен за несколько часов до окончания указанных голосований и придал Тихменеву еще больше уверенности в том, что, сдав флот немцам, он поступит правильно.
Обо всех этих событиях в Москве, конечно, ничего не знали. Глебов-Авилов, бежав из Новороссийска и прибыв в Торговую, связался оттуда со Сталиным. Тот был в это время председателем Реввоенсовета Северо-Кавказского военного округа и находился в Царицыне. Глебов-Авилов рассказал ему о безнадежности ситуации в Новороссийске и просил поддержать его действия. Однако Сталин приказал ему срочно вернуться в Новороссийск и добиться выполнения решения Совнаркома, но Глебов-Авилов не послушался.
События в Новороссийске начали развиваться стремительно. В ночь с 16 на 17 июня матросы в массовом порядке стали дезертировать с кораблей. Одни не хотели уходить к немцам в Севастополь, другие не хотели быть причастными к потоплению Черноморского флота. Теперь уже дезертировали и офицеры. Утром выяснилось, что из-за недостатка команд лишь на небольшой части судов удастся развести пары для перехода в Севастополь. По приказанию Тихменева линкор «Воля», эсминцы «Дерзкий», «Беспокойный», «Поспешный», «Пылкий», «Живой», «Жаркий» и «Громкий» вышли на открытый рейд.
В это же время над эсминцем «Керчь», которым командовал старший лейтенант В.А.Кукель[189] был поднят сигнал: «Судам, идущим в Севастополь: позор изменникам России»[190]. Сигнал этот на «Воле» заметили, но Тихменев приказал не отвечать на него.
Из кораблей, оставшихся в Новороссийске, только «Керчь» имела полный комплект команды (134 чел. — Н.К.), да на «Лейтенанте Шестакове» осталось 35 моряков. На всех остальных судах было только по нескольку человек. Поэтому главную роль в потоплении кораблей взял на себя командир эсминца «Керчь» Кукель. Рано утром 18 июня миноносцы были отбуксированы «Лейтенантом Шестаковым» на рейд. С 4-х до 6-ти часов все миноносцы и линкор «Свободная Россия» были потоплены. Свой эсминец старший лейтенант Кукель затопил 19 июня близ г. Туапсе.
Дезертировавшие и отпущенные офицерами члены команд затопленных и ушедших в Севастополь кораблей частью остались в Новороссийске и полгода спустя стали легкой добычей для белой армии, взявшей потом этот город, частью отправилась по домам, частью влилась в красногвардейские отряды на Кубани и в Черноморье. Последняя из названных категорий сыграла заметную роль в событиях Гражданской войны на Кубани. Многие из них были подготовленными военными специалистами военного дела и стали артиллеристами, связистами, составили команды бронепоездов и экипажи бронеавтомобилей. Они оказались очень кстати именно в этом качестве. Но немало их, как уже говорилось, вошло и в анархистские формирования.
Угроза немецкого нашествия, нового похода Добровольческой армии и начавшиеся выступления донских, кубанских и терских казаков по всему Северному Кавказу диктовали центральным органам страны необходимость объединения всех революционных сил для отпора контрреволюции и интервенции. Встал вопрос об образовании Южно-Русской советской республики и создания ее вооруженных сил.
Командование недавно образованного Северо-Кавказского военного округа и его военный руководитель — генерал-лейтенант старой армии А.Е.Снесарев, изучив ситуацию в красных войсках на Кубани, остались очень невысокого мнения об их состоянии. Ниже приводятся выдержки из его доклада, который он отправил 8-го июня в Москву, в Высший военный совет.