А между тем получалось так, что Жлоба, сам того не зная, действовал в интересах нового приказа о наступлении на Ставрополь и далее на северо-запад, на Батайск-Ростов. Причем это наступление могло бы быть поддержано ударом на Кавказскую войск 10-й колонны армии Сорокина. В этом случае роль Стальной дивизии в коренном изменении ситуации на Северном Кавказе трудно было бы переоценить. Но она продолжала выполнять приказ от 22 августа. Вскоре дивизия оставила пределы Северного Кавказа и 27 сентября продолжила движение к Царицыну, а реввоенсовет Южного фронта снова предпринял действия, которые диктовались только интересами защиты Царицына.
Он издал новый приказ за № 120, в котором говорилось:
«Царицын 27 сентября 1918 г. по части оперативной. В связи с переброской противником крупных сил на Царицынский фронт, чем создалось положение, угрожающее городу Царицыну, предписывается: Командующему войсками Северного Кавказа тов. Сорокину экстренно перебросить Стальную дивизию со всеми входящими в нее частями в г. Царицын в распоряжение Военно-Революционного Совега Южного фронта, для чего срочно заменить означенную дивизию другими частями. Об исполнении донести.
Председатель Военно-Революционного Совета Южного фронта Сталин Командующий Южным фронтом Ворошилов»[259].
Об издании этого приказа не знал ни ЦИК Северо-Кавказской республики, ни сам Жлоба, так как его им просто не доставили. Имея на руках предыдущий приказ (№ 118), о наступлении на Ставрополь-Ростов и в направлении Грозного, Сорокин в то же время практически не имел боеприпасов для его выполнения. Ближайшими центрами, откуда они могли бы поступить, были Царицын и Астрахань, но, как уже говорилось, военные советы сначала СКВО, а потом и Южного фронта никаких шагов для этого не предприняли.
Свою оценку вооруженным силам Северного Кавказа в это время дал и Л.Д.Троцкий. После Гражданской войны ему приписали много грехов, и истинных, и мнимых. Некоторые утверждали, что, зная о принадлежности Сорокина к партии левых эсеров, он всячески поддерживал и выдвигал его на вышестоящие должности. Конечно, такая поддержка, если бы она действительно имела место, в то время не помешала бы Сорокину, но исследование этого вопроса не выявило никаких фактов, подтверждающих такие утверждения. Скорее, наоборот, Л.Д.Троцкий был очень невысокого мнения и об армии и, похоже, даже не знал фамилии ее главкома. «Центральная Советская власть, — писал он в своей статье «Действительность и “критическая” болтовня», — разумеется, знала о том, что за спиной у Краснова, на расстоянии нескольких сот верст, имеются Деникинские войска, и не закрывала глаза на эту опасность. Но в то же время мы знали, что на Кубани и на Северном Кавказе с Деникиным борются местные Советские войска, насчитывавшие 150–200 тысяч человек. При столь огромном количестве, эта армия в лице своих местных Тарасовых, Родионовых очень высоко ставила свое количество, особенно кичась тем, что построена она не по общесоветской «бюрократической» системе, знать не хочет устаревших положений, уставов и военспецов, но зато в боевом отношении стоит на большой высоте. В центре относились, разумеется, сдержанно к этой самооценке партизан, которые, как водится, не называли себя партизанами и по каждому случаю божились преданностью идее «правильно организованной армии»[260]
Будучи в г. Козлове, в штабе Южного фронта, 8 июля 1919 г. он еще раз высказал свое негативное отношение к Красной Армии Северного Кавказа. «[…] за спиной у Краснова, на юге стояли Деникинские белогвардейские войска. Знали мы о них? Конечно, знали. Но за спиной Деникинских войск стояли северо-кавказские армии. Эти две армии насчитывали чуть не 150000 или даже 200000 человек. По крайней мере, снабжение они требовали на такое число, но это не были правильно организованные войска, а партизанские отряды, за которыми тащилось много беженцев и просто дармоедов и мародеров. Никакой правильной организации снабжения, управления и командования не было и в помине. Самодельные командиры не желали никому подчиняться и боролись друг с другом. Как всегда водится у партизан, страшно преувеличивали свои силы, с презрением относились ко всем предостережениям центра, а потом, после первого серьезного удара со стороны деникинцев, стали рассыпаться на части. При этом сдали врагу множество военного имущества и погубили при отступлении неисчислимое количество человеческих сил. Нигде, может быть, партизанщина не обошлась так дорого рабочим и крестьянам, как на Северном Кавказе»[261].
Как следует из этих высказываний, бывший в то время высшим военным руководителем республики Троцкий имел очень приблизительные сведения о состоянии Красной Армии Северного Кавказа. Он ни слова не говорит о том, что же делал он сам и центральная власть, чтобы «правильно» организовать эти войска, снабдить их всем необходимым.
В то же время совершенно очевидно, что при наличии хорошего, регулярного снабжения армия Сорокина могла бы представлять для войск Деникина очень серьезную угрозу. В ее рядах было хоть и меньше, чем считал Троцкий, но все-таки достаточно много бойцов и командиров — 124427 человек, в том числе 93 557 штыков, 13 836 сабель, а также 919 пулеметов, 247 орудий, 9 бронепоездов. В то время как в трех армиях (VIII, IX, X) Южного фронта, вместе взятых, по данным на 23 октября 1918 г. насчитывалось всего 122 тыс. бойцов, в том числе 72518 штыков, 9113 сабель, а также 362 орудия и 1392 пулемета. Х-я армия, например, имела 47 622 штыка, 850 сабель, 744 пулемета, 196 орудий[262].
Таким образом, Красная Армия Северного Кавказа осенью 1918 г. не уступала по численности войскам всего Южного фронта и составляла свыше четверти вооруженных сил всей Красной Армии Советской республики, насчитывавших к 15 сентября 1918 г. 452 тысячи бойцов[263].
Для сравнения нужно также сказать, что каждая из перечисленных выше армий опиралась как минимум на одну железнодорожную магистраль и более-менее регулярно снабжалась оружием, боеприпасами и обмундированием, в то время как армия Сорокина была отделена от Астрахани и Царицына 400–600 км астраханских безводных и безлюдных песков, не имела телеграфной связи с центром.
Нельзя не сказать еще раз и о противнике. Против армии Сорокина действовала в то время хорошо организованная и управляемая Добровольческая армия Деникина, численностью до 40–50 тыс. человек.
Казалось бы, армия, которая прикрывает нефтедобывающие, богатые продовольственными ресурсами районы и отвлекает на себя значительную часть белых сил, уже с самого начала ее организации, и особенно во второй половине 1918 г., должна была стать объектом особого внимания и заботы со стороны Реввоенсовета республики и Реввоенсовета Южного фронта. На деле же она оказалась брошенной ими, была предоставлена сама себе.
Участник тех событий и исследователь истории Красной Армии Северного Кавказа В.Т. Сухоруков, несмотря на некоторую предвзятость в оценке действий своего бывшего главнокомандующего, дал объективный ответ на вопрос — не следовало ли все же Сорокину в сентябре оставить Северный Кавказ и начать отступление к Царицыну, как того требовали Сталин и Ворошилов:
«На войне легко оставлять территорию, важные экономические и стратегические пункты и районы и гораздо труднее отвоевывать их у противника. Отступить в то время с Северного Кавказа означало добровольно отдать контрреволюции богатейшую экономическую базу той части Северного Кавказа, которая оставалась еще в руках Советской власти, и позволить противнику сформировать там еще более мощную армию из казачества Кубани и Терека, крестьян Ставрополья, овладеть богатейшими продовольственными запасами, нефтью, поголовьем лошадей. Опираясь на эти ресурсы, противник мог с огромной силой обрушиться на армии Южного фронта и начать поход на Москву не летом 1919 г., как это он сделал, а значительно раньше — осенью 1918 г.
Поэтому, — пишет он дальше, — решение держаться на Северном Кавказе до конца, до последней возможности, даже жертвуя собой, было с точки зрения интересов революции и Республики Советов вполне правильным. Красная Армия на Северном Кавказе численно превосходила армию противника, ее моральный дух был несомненно высок. Но Красную Армию ослабляла недостаточная организованность, партизанщина, плохое и неумелое управление войсковыми соединениями, конфликты с главкомом и плохое снабжение, а самое главное — в армии была слабо поставлена политическая работа, так как недоставало политических работников»[264].
Штаб войск Сорокина продолжал руководить обороной занимаемых районов, справедливо предполагая, что предстоят решающие бои. Вскоре белые части под командованием генерала Бруневича большими силами повели наступление на Невинномысскую. Возникла угроза потери ее. Петренко приказал на всякий случай погрузить канцелярию своего штаба на подводы, станица уже обстреливалась из пулеметов. Однако благодаря наличию на сей раз резерва — Крестьянского полка, наступление белых было отбито с чувствительными для них потерями. Весь остальной штаб и конвойная сотня под личной командой Сорокина выехали на левый фланг для преследования сбитого Крестьянским полком противника. Преследование его продолжалось более 15 верст. Вспоминая об этом бое, С.В. Петренко пишет:
«Штабной оркестр был все время впереди и играл, и пехота шла под музыку на занятые нами позиции. Картина была великолепная, но Сорокин ею слишком увлекся. Вскоре, 15-го сентября, кадеты снова повели наступление, и на сей раз успешно. Они навели такую панику на наших, что правый фланг наш уже пробежал станицу и очутился за мостом. В то время как лучшие части, стоявшие на левом — все еще держались… Вся штабная документация погибла, так как слишком поздно было отдано распоряжение о погрузке его имущества, и весь обоз штаба попал в руки противника, не успев переправиться на Кубань. Это был сильный удар для нас. Рухнул план немедленного наступления на Ставрополь. Хотя Невинка и была взята на другой день обратно, но только благодаря страшному напряжению воли Сорокина. Он послал конницу в бой, посадив конникам на крупы лошадей пехотинцев, а сам с конвоем бросился в атаку на мост против пулеметной заставы противника. Последний не выдержал, бежал, но штабного имущества, пулеметов и винтовок, отданных за день до этого, вернуть не удалось»