Дальше получилось так, что Петренко был вызван в Пятигорск и, находясь там, в быстро меняющейся обстановке, в районе расположения штаба армии, сориентироваться не мог. Последнее, что он узнал перед выездом из Пятигорска, было сообщение о том, что Невинномысская освобождена. Вместе с Петренко в Пятигорске находился и помощник Сорокина Щербина, до недавнего времени командовавший Крестьянским полком. По пути в Невинномысскую Петренко и Щербина вдруг узнают, что в 20 верстах впереди на станции Киян белые разобрали пути. Они вернулись в Минеральные Воды, взяли бронепоезд Сорокина, восстановили с помощью его команды пути, но в 9 верстах от Невинномысской вдруг узнают, что она снова в руках у белых; пришлось возвращаться. Станцию Киян они проскочили, когда противник был уже и там. Вернувшись в Минеральные воды, Петренко и Щербина взяли с собой батальон Крестьянского полка, стоявшего в Пятигорске на охране ЦИК, и повели его, чтобы взять Невинномысскую ударом с востока. Но Сорокин к этому времени уже взял ее обратно и только чудом удалось избежать перестрелки со своими же.
Этот случай приведен потому здесь, чтобы, во-первых, показать, как в ходе Гражданской войны на Юге России мгновенно менялась обстановка, а, во-вторых, подчеркнуть, что именно после этого, как считает С.В. Петренко, между ним и И.Л. Сорокиным «пробежала черная кошка», и их взаимоотношения в прежнем виде уже больше не восстановились.
Сам С.В. Петренко пишет об этом так:
«Сорокин встретил нас неприязненно и был обижен на меня за мое выражение. Я сказал, что батальон Крестьянского полка мы взяли для того, чтобы ускорить возвращение Невинки, так как не знали, сколько времени придется с ней возиться. Сорокин заявил мне: «А что же вы думали, я буду сидеть сложа руки?». Это была наша первая открытая размолвка, но после нее я чувствовал постоянно, что отношение Сорокина ко мне изменилось к худшему, и прежней откровенности я уже не видел»[266]
Сорокин, вернувшись из под Армавира, стал обдумывать способы вернуть Невинномысскую. В связи с уходом с фронта вместе со Жлобой 5 полков, он беспокоился также за участь станций Курсавка и Минеральные Воды. Поэтому была послана конница в обход Невинномысской с юга. Она благополучно переправилась через Кубань и Зеленчук, беспокоила все время добровольцев, но выбить их из Невинки не смогла, так как не имела достаточной поддержки со стороны остальных войск. Они были слишком растрепаны предшествовавшим поражением.
Главком решил несколько сократить фронт на Армавирском участке, чтобы при помощи освобождающихся частей вернуть Невинку и восстановить связь с Минеральными Водами. Был отдан соответствующий приказ Черному, но он не был выполнен. Этот случай С.В. Петренко объяснил так:
«Черный, ставленник и друг Сорокина, командовал западным участком фронта, на должности второго помощника Сорокина. Он понимал в военном деле очень мало и видел свое предназначение в беспрекословном исполнении всех приказов Сорокина, а себя как промежуточную инстанцию. Несколько дней до итого был такой случай: не посчитавшись с донесениями разведчиков о приближении Таманской армии, которая в то время двигалась из Белореченской на Курганную, и не донеся об этом Сорокину, Черный заготовил «диспозицию», категорически приказав 6, 7 и 8 колоннам оставить весь участок железной дороги к западу от Армавира и занять позицию у самого Армавира. Седьмая колонна под командованием тов. Кислова, перешла к тому же в наступление по направлению Гулькевичей»[267].
Такая безграмотная в военном отношении «диспозиция» закончилась тем, что был потерян Армавир. Как пишет дальше С.В. Петренко:
«[…] Командный состав этих трех колонн был крайне возмущен действиями Черного, которые сильно способствовали падению Армавира, и решил арестовать его, подозревая даже измену. Сорокин вызвал к себе Кислова, которому было поручено собранием всех командиров арестовать Черного, и думал было с ним расправиться, но, узнав настроение всех командиров, поступил иначе. Черного он устранил от должности, устранив саму должность, а 6–7 колонны слил вместе, назвав их «Армавирским фронтом», и назначил командующим Гудкова, устранив тем самым и Кислова. Черный находился с этого времени при главном штабе, пока не занял должность начальника гарнизона г. Пятигорска»[268].
Как уже говорилось, Сорокин был очень доволен прибытием Таманской армии. Это давало ему возможность снять с западного участка две колонны без ущерба для общего положения дел и перебросить их для занятия Невинномысской. Приказ был отдан, но выполнение его сначала задерживалось историей с Черным, а потом следующим обстоятельством. Командующие этими колоннами находили невозможным так быстро, как того требовал главком, сняться с места, так как противник наседал, пытаясь отрезать арьергард таманцев, а также начал распространяться к югу от течения реки Уруп, беспокоя до того спокойный тыл армии. Сорокин никогда не оставлял без последствий случаи невыполнения приказа. Как правило, если не сразу, то потом виновные все равно несли наказание. Он затаил в очередной раз большое недовольство против командного состава этих таманских колонн. Здесь же произошел случай, который заставил начальника штаба С.В. Петренко окончательно порвать с Сорокиным.
Причины этого разрыва в воспоминаниях участников тех событий называются разные. Например, В.Т. Сухоруков считал, что С.В. Петренко как военный специалист был слабым и штабом руководил плохо. И.П. Борисенко же указывал, что он (Петренко. - Н.К.) быстро поддался влиянию Сорокина, не мог воздействовать на него в духе требований ЦИК, именно поэтому его заменили. Сам же С.В.Петренко описал свой уход достаточно подробно и причины указал другие. Думается, что дело было в общем именно так, как написал он. Правда, надо иметь в виду, что С.В. Петренко был пострадавшей стороной, а в этих случаях, хотя бы в каких-то частностях, ему избежать субъективизма вряд ли удалось.
Он рассказывает, что однажды командир и «самозваный» политком одного из полков, пришедших с Украины, настроенные крайне анархически, были избиты комендантом штаба Рябовым. Скорее всего, Рябов был и прав, но самого его С.В. Петренко охарактеризовал, как личность крайне грязную, он известен был в войсках как большой выпивоха. Кстати сказать, И.Л.Сорокин, по словам С.В. Петренко, хотя сам выпивкой и не увлекался, но тем, кто это допускал, относился терпимо, говорил, что лишь бы знали меру, и лишь бы это делу не мешало.
Полк, естественно, обиделся за своих начальников, а те, вернувшись к себе, постарались раздуть этот случай до размеров небывалых. Красноармейцы полка подняли настоящий мятеж. Ночью они появились в штабе, обезоружили караул и конвой и арестовали всех, кроме С.В.Петренко, хотя он был рядом. Арестованных не уводили, но из разговора мятежников между собой выяснилось, что они решили всех перестрелять. Однако довести свой план до конца у них смелости не хватило, а в это время об аресте штаба узнал Крестьянский полк, который бросился на выручку командования, и особенно Щербины, своего бывшего командира. Бунтующие разбежались. Было решено полк обезоружить, и штаб отдал соответствующий приказ командиру 1-й Внеочередной дивизии. Однако разоружение не удалось, так как добровольно сдать оружие бунтовщики не захотели, и тем, кто был назначен обезоруживать их, в бой вступать в 5 верстах от передовых позиций, не хотели, да, очевидно, и сомневались, на чью же сторону стать. Полк снялся со своих позиций, вышел за колонию Великокняжескую и расположился в степи, окружив себя сторожевым охранением и пулеметами.
На другой день находившиеся при главном штабе представители Таманской армии, куда входил мятежный полк, позвали Петренко и политкома при Сорокине Торского на полковой митинг. Какого полка не сказали, и те согласились. Когда вышли за околицу, то увидели, что их позвали как раз в вооруженный лагерь мятежников. Отступать было поздно, да они и не собирались. Объяснив полку позицию главного штаба в этих событиях, и узнав требования мятежников, Петренко и Торский пришли к выводу, что виновные во всем несколько демагогов, сидящих на командных должностях в этом полку, которые легко манипулируют остальной массой красноармейцев. Петренко и Торский посоветовали мятежникам выбрать из своей среды делегатов, по одному от каждого эскадрона, и отправить к Сорокину, тот как раз должен был проводить в это время совещание командного состава для обсуждения создавшегося положения. Делегатам гарантировалась неприкосновенность. Петренко с Торским и делегаты отправились в главный штаб. На этом совещании все командиры поддержали требование Сорокина — полк должен выдать всех зачинщиков мятежа, самим назначить нового командира полка и выступить на свои позиции. Полк выполнил все эти требования.
Дальше события развивались в нежелательном для начальника штаба армии направлении. Об этом он пишет так:
«Когда я увиделся с Сорокиным, он был мрачен и зол. Он уже утром был обижен тем, что полк послал извинение Щербине за его арест, а перед ним — Сорокиным и не думал извинятся. А тут он остался недоволен и моим поведением, заподозрив в моем довольно рискованном путешествии к бунтовщикам и стремление подладиться к массе. Он заявил сначала, что не понимает, какие могут быть разговоры с бунтовщиками, затем спросил меня, как я туда попал. Получив объяснение, он спросил меня, кем я был уполномочен разговаривать с полком, на что я ответил, что полагаю, что в особых полномочиях, будучи начальником штаба, не нуждаюсь. Сорокин тотчас же ушел, а я, обдумав все происходившее, окончательно решил уйти с должности. Уже раньше я почувствовал, что Сорокин ко мне не искренен, не доверяет мне, начинает отдавать распоряжения помимо меня, а особенно опасается моей дружбы с Щербиной, возраставшей популярности которого в войсках он боялся все больше и больше. На моем рапорте Сорокин наложил резолюцию, буквально: “Согласен. Желательно, чтобы Вы остались до отыскания заместителя