»[269].
После этого, по словам Петренко, он ушел с должности немедленно, но Сорокин отдал приказ о его прикомандировании к главному штабу, одновременно отдалил и Щербину. По мнению штабных работников, Петренко бросил штаб в трудную минуту, так как предстояли серьезные бои за Невинномысскую. Вскоре она действительно была взята. Зажиточная часть населения перед этим выехала, а красноармейцы постарались по уже сложившейся традиции разнести все дома, не разбирая ни богатых, ни бедных, и этим позорным погромом прибавили лишнюю каплю озлобления среди станичников-середняков против Советской власти. Здесь Сорокин предложил Петренко вернуться на должность начальника штаба, но он отказался. Как пишет С.В. Петренко, во время этого разговора, И.Л.Сорокин говорил, что, «как только наладит выполнение приказа, присланного из Царицына, так сейчас же уйдет на покой хотя бы рядовым, только чтобы хоть немного отдохнуть от ответственности. И я думаю, — пишет дальше С.В. Петренко, — что он был в те минуты искренен»[270].
Буквально через два дня был восстановлен путь на Минеральные Воды, и Сорокин решает перевести свой штаб в Пятигорск. К тому времени там уже размещались все партийные и Советские органы власти Северо-Кавказской республики. С ними теперь можно было напрямую решать все вопросы жизнедеятельности войск. Начальником гарнизона И.Л.Сорокин назначил Черного, бывшего в опале за свою глупую «диспозицию», в результате которой был потерян Армавир. До него начальником гарнизона был Литвиненко, бывший начальником штаба у Сорокина на Ростовском фронте.
О Литвиненко, как сам Сорокин, так и все окружающие были одного мнения, как об одном из самых больших мерзавцев. Еще когда шло переформирование штаба из фронтового в главный, Сорокину настойчиво рекомендовали избавиться от Литвиненко. Говорили о его угодничестве, о том, что он любит держать «нос по ветру», и стоит только Сорокину высказать претензии к кому-либо из командиров, как Литвиненко начинал буквально гноить этого человека, как бы подтверждая этими действиями мнение Сорокина об опальном командире. Сорокин в принципе знал, что за люди его окружают. Он говорил по этому поводу своему начальнику штаба: «Я знаю, что вокруг меня трется много прохвостов, но дело в том, что бороться с ними, пока проходимцы и меня не признают, трудно. Если такой мерзавец заберется на высокую должность, то при нашем положении, для него оттуда две дороги: или еще выше, или на тот свет»[271].
Нужно сказать, что С.В. Петренко в этом случае был согласен с главкомом и поддерживал его. Он писал потом, что Сорокин «…был глубоко прав. Когда я принял штаб, я вынужден был взять Литвиненко себе в помощники, так как не считал возможным выпускать его из-под надзора, а пустить его в армию, значило пускать самого опасного провокатора в массу, в среде которой идея и авторитет власти еще не окрепли. И я возил Литвиненко за собой. Для чего его Сорокин назначил начальником гарнизона, я себе представить не могу. Такой же был назначен в одно время и начальник гарнизона в Невинномысской и еще кое-где»[272].
Продолжая перечень назначений такого рода, следует вспомнить и о Золотареве, бывшем начальнике гарнизона Екатеринодара, по сути дела бандита. Потом предположение Сорокина, в отношении того, что можно ожидать от таких, как Золотарев, нашло свое подтверждение. Коменданту Екатеринодара не удалось продвинуться еще дальше, его отправили на тот свет. И в самом деле, как иначе можно было действовать в тех условиях И.Л. Сорокину? Командиров выбирали, далеко не всегда это были честные, порядочные люди. Верх нередко брали демагоги и отчаянные, но беспринципные люди. Снять с должности такого без согласия отряда или полка было нельзя, иначе будет бунт. Поэтому, если такого все же удавалось отстранить от полка или отряда, то терять его из поля зрения было нельзя. Пройдет немного времени, и он, используя свой опыт манипулирования сознанием красноармейцев, будет избран в другом месте, и кто мог тогда поручиться, куда он поведет потом своих подчиненных? Кстати сказать, Литвиненко вскоре стал командиром одной из горских частей, но был убит при попытке перейти с нею к белым.
Очевидно, в русле приведенных выше рассуждений лежало и назначение комендантом Пятигорска Черного. Самыми ценными для Сорокина качествами этого человека была преданность главкому, готовность не рассуждая бросаться для выполнения любого приказа. В тех условиях это было не так уж мало. Можно только глубоко посочувствовать И.Л.Сорокину по поводу того, с каким человеческим материалом ему приходилось работать, принимая при этом судьбоносные для Кубани решения.
Наступил октябрь 1918 г. Его начало было ознаменовано приказом Реввоенсовета Южного фронта об образовании 8-й, 9-й, 10-й, и 11-й армий. Наименование последнего из перечисленных объединений было дано Красной Армии Северного Кавказа. Однако со сменой названий перемен к лучшему в армии Сорокина не произошло, а оперативное руководство ею со стороны вышестоящих военных органов по-прежнему вносило сумятицу и неразбериху. Незадолго до этого командующий Южным фронтом Сытин, получив из Царицына приказ Сталина и Ворошилова № 118 о наступлении Красной Армии Северного Кавказа на Ростов, опротестовал его перед главнокомандующим Вооруженными Силами Республики И.И. Вацетисом[273], как отданный без его ведома. 4-го октября Вацетис согласился с Сытиным и обратился в Реввоенсовет Советской Республики с просьбой приостановить исполнение этого приказа. В итоге он был отменен, но, как было уже не однажды, ни Сорокин, ни Северо-Кавказский ЦИК об этом ничего не знали и продолжали его выполнение.
В тот самый день, 4 октября 1918 г., из Москвы в Пятигорск — столицу республики, вернулся Я.В. Полуян, член Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, ездивший в качестве делегата от ранее существовавшей Кубано-Черноморской республики на 5-й Всероссийский съезд Советов. Возвращаться ему пришлось кружным путем, через астраханские степи, так как из Москвы через Царицын проехать на Северный Кавказ возможности не было. Он был отрезан немцами и белыми. Я. Полуян тоже ничего не знал об отмене приказа № 118. Он привез с собой только указание о необходимости создать Реввоенсовет 11-й армии. После его доклада в тот же день и Северо-Кавказский ЦИК вынес постановление о создании Реввоенсовета. Он был избран в следующем составе: Я.В.Полуян — председатель, и члены — В.Крайний, С.В. Петренко, И.И.Гайченец и И.Л.Сорокин.
Как видно из этого списка, армию, кроме самого Сорокина, представляли ее бывший начальник штаба Петренко и командующий Северо-Западным фронтом Гайченец. Учитывая, что и Полуян неплохо ладил с Сорокиным, можно было рассчитывать на слаженную работу Реввоенсовета армии.
Следует отметить, что Реввоенсовет с первых дней своего существования стал оправдывать надежды, которые на него возлагались. Только в результате его создания армия вообще начала походить на армию. Объединение центральных органов снабжения и административного управления дало такие результаты, которых и сами члены Реввоенсовета не ожидали. Впервые удалось наладить учет личного состава армии, организовать более тесную связь с подчиненными органами. Начала вестись политическая работа в армии. Раньше, на Ростовском фронте, ее организацию взял на себя Исполком фронта, но за отсутствием подготовленных работников, он с задачами не справлялся, а после Кубанского отступления и совсем самоустранился от этого дела. Удалось также наладить некоторый порядок в деле снабжения войск и в создании подотчетности, чего раньше вообще не было. До того времени в военном Комиссариате Северо-Кавказской республики всеми этими вопросами занимался один Турецкий, который разрывался на части, но ничего не мог поделать, т. к. с административным центром и главным штабом связан не был, да, как известно, и один в поле не воин.
Армейский аппарат с каждым днем налаживался все лучше, и, несмотря на некоторые трения с командным составом, особенно когда ужесточились требования по вопросам отчетности и дисциплины, авторитет Реввоенсовета еще более повысился. Такая слаженность была крайне необходима, если иметь в виду те серьезнейшие задачи, которые предстояло решать по директиве Южного фронта. 7-го октября Реввоенсовет приступил к обсуждению ее требований. Особое внимание при этом обращалось на то, что армии предстояло одновременно наступать в двух противоположных направлениях — на Ростов и на Грозный. Правда, по этому сразу же выявились серьезные разногласия, однако их преодолели, и был принят план, предложенный Сорокиным. Он заключался в том, чтобы предварительно развернуть наступление на Ставропольском направлении, имея в виду дальнейшее движение на Ростов, а наступление в сторону Грозного начать с Георгиевского боевого участка в направлении Прохладная-Моздок.
После этого штаб армии начал соответствующую принятому решению перегруппировку войск. Одновременно велась и реорганизация самой армии. Реввоенсовет издал приказ, согласно которому командующим таманскими частями и Белореченским участком фронта было необходимо отправить свои войска на станцию Невинномысская, а остальным отойти на линию Ахметовская, Упорная, Урупская, Армавир и закрепиться на ней.
С этим планом, когда он предлагался командованием армии еще в виде замысла, не были согласны командующий Таманской армией И.И. Матвеев и командующий Белореченским участком фронта Г.А. Кочергин. План отступления в район Невинномысской они считали ошибочным и хотели наступать в направлении на Кавказскую-Тихорецкую с последующим развитием удара на Екатеринодар. Главный смысл их предложения сводился к тому, чтобы вернуть утраченную территорию Кубани. В случае неудачи они предлагали пробиваться на Царицын, для соединения с 10-й армией, как это недавно сделал Жлоба. Однако Сорокин и Реввоенсовет были полны решимости выполнить приказ Южного фронта. К тому же, очевидно, строптивость Матвеева и Кочергина им порядком надоела. Начиналась серьезная борьба с партизанщиной, которая только начала более-менее утверждаться в армии, и подрыв устоев дисциплины бесследно уже пройти не мог. 17-го октября Реввоенсовет войск Северного Кавказа преобразовался в Реввоенсовет 11-й армии и он подтвердил ранее принятые планы.