же-Борис», «Таллинский Мюнхен» и т. д. Говорят, что его необычный маршрут (через Ленинград) был связан вовсе не с покушением, а с нежеланием встречаться с представителями русскоязычного населения, которые ждали его в аэропорту. На Президиуме Ельцин на обострение не пошел, сессию созывать не стал, хотя демократы очень давили.
Меня старался не замечать. Пришлось проявить настойчивость — несколько раз выступил. Видимо, невольно подзавелся, допустил резкие оценки предлагаемых законопроектов — «халтура», «протаскивание» и т. п. Ельцин сделал замечание о непарламентских выражениях, Хасбулатов в конце нудным голосом прочитал нотацию. Резкие и нелепые выпады со стороны Югина — явно «по-поводу», а не по делу.
К сожалению, опять пошли незаконные решения: проголосовали постановление об оплате труда депутатов, принятое ранее путем кругового опроса (почти все согласились); протащили, несмотря на мое резкое возражение, постановление по Пенсионному фонду.
Вторую часть Президиума (после 12-ти) вел Хасбулатов в своей обычной нечеткой манере, когда непонятно, за что проголосовали, что решили. Мои замечания тут же отметались голосованием — почти единогласным.
После заседания имел почти двухчасовую беседу с Адровым по вопросам информатизации Верховного Совета. Начали с проваленного (мной) постановления по информатизации, затем обсудили ряд более общих проблем. Договорились:
— Адров готовит постановление об отделе заказчика, определяет права и обязанности, берет на себя ответственность;
— после этого выносим на голосование постановление по информатизации повторно;
— я собираю совещание председателей комиссий и комитетов, знакомлю их с концепцией информатизации, техническим заданием и др.;
— никаких «блатных», все заказы — через конкурс.
16 января — Утром имел продолжительный разговор с Ю. Ворониным, председателем бюджетной комиссии палаты. Он весьма критически оценивает обстановку и, похоже, искренне. Принес ряд материалов по финансовым вопросам, полученных им напрямую от Б. Н. Оказалось, что я не в курсе, меня обошли, не проинформировали. Надо будет поднять этот вопрос: председатель комиссии палаты получает больше, чем председатель палаты. Что-то вроде информационной блокады.
Затем — разговор с С. Филатовым. Он готовит повестку следующего заседания Президиума. Настойчиво возвращается к вопросу об информации Хасбулатова о работе ВС на сессии (подразумевается — с отчетами председателей палат). Удобный повод вернуться к моему выступлению на Съезде, обострить ситуацию и «укрепить ряды руководства». Посмотрим.
Вечером — обстоятельный разговор с Лидией Петровной Павловой — зав. кафедрой Московского планово-финансового института. Проговорили два часа. Затронули много тем. Договорились о сотрудничестве в реализации бюджетно-финансовой реформы, в частности, о семинаре на следующей неделе. Она обещала содействие.
17 января — В 10 утра — внеочередное заседание Президиума в кабинете Хасбулатова. Один вопрос: о досрочном созыве сессии ВС в связи с событиями в Литве.
Я высказался за то, чтобы сессию не созывать, а вызвать депутатов для работы в комиссиях и комитетах. И не обострять ситуацию еще одной политической дискуссией. Хасбулатов напустил туману: «Давайте соберем, ведь никто же не возражает».
Я выступил по работе Президиума: в нынешней сложной обстановке мы не выполняем своих задач, плывем по течению, не пытаемся вдуматься, оценить ситуацию. Я не разделяю положения договоров с Эстонией и Латвией, где мы фактически признали их выход из СССР. Желание ущемить центр, любой ценой нанести ему урон, похоже, перевешивает соображения здравого смысла.
Затем до вечера работал в Комитете по Советам и самоуправлению. Обсуждали подготовку к совещанию председателей Советов и исполнительных комитетов 22 января. Договорились, что в ближайшие дни будут представлены все необходимые документы.
Вечером по радио и телевидению передали указ Президиума о досрочном созыве сессии (за который мы даже не голосовали). Нарушения такого рода стали обычной рядовой практикой. Никогда не знаешь, что объявят от твоего имени.
19 января — Утром позвонил Б. Н. Вежливо спросил, не обиделся ли я на его замечание на заседании Президиума о моих непарламентских выражениях. Я сказал, что считаю замечание правильным, но вместе с тем нельзя допускать столь слабой подготовки вопросов на Президиум. Он согласился. Договорились встретиться в понедельник — я принесу ему наши предложения по повестке дня с росписью лиц, ответственных за координацию работ.
Отредактировал материалы комитета по Советам и самоуправлению, завизировал их в печать. Уровень — весьма посредственный. Проблема осмыслена слабо. Пишут плохо. Намучаюсь я с ними.
В середине дня имел разговор с Горячевой. Она рассказала о своей встрече с Ельциным: выслушал ее озабоченность, ничего не принял. Бегло обсудили ситуацию в Литве и действия российского руководства. Ситуацию понимаем, в общем, одинаково.
21 января — Открытие сессии Верховного Совета РСФСР. Утром, до начала заседания — встреча Б.Н. с руководством (замы, председатели палат, руководители Совмина). К сожалению, в обычном стиле: небольшой монолог, затем — какие вопросы. Предлагает выехать в территории для разъяснения политики ВС. Трудно будет разъяснять политику, с которой не согласен и в выработке которой практически не участвуешь…
10.00 — сессия. Доклад Б. Н. о положении в республике. Акцент на событиях в Прибалтике. Проект постановления — целиком по этому вопросу. Обсуждение — обычный митинг с нападками на «партократов» и Горбачева. У14 подъезда милиция разнимает дерущихся: одни — за Ельцина, другие — против.
Я тоже попросил слова. Ельцин долго тянул, но в конце концов все же дал. Я сказал следующее (из стенограммы):
«Уважаемые товарищи депутаты!
Вглядываясь в события в Литве, пытаясь понять, где правда, где ложь, где правильные оценки, а где воспаленные эмоции, каждый из нас обязан думать о России, обязан спросить себя: возможно ли такое в России?
Я отвечаю на этот вопрос: да, сегодня это возможно.
Не берусь сейчас анализировать всю сумму причин и поводов, которые обуславливают именно такое тяжелое, болезненное развитие событий. Несомненно, что среди этих причин есть объективные, заложенные в генотипе нашей политической культуры, сложившемся в нашем обществе типе мышления и деятельности. Есть, несомненно, и сознательные попытки накалить, дестабилизировать обстановку, взять социальный реванш.
Но несомненно и другое. Мы своими собственными действиями в немалой степени способствовали усилению хаоса, нарастанию и обострению кризисных явлений. Что я имею в виду?
Первое. Это наше решение о частной собственности на землю. Я не собираюсь сейчас обсуждать, правильное это решение или нет. Достаточно того, что ряд республик его не поддержали, приняли свои законы о земле, в которых частной собственности на землю нет. Спрашивается, как в этих условиях мы собираемся проводить земельную реформу?
Второе. Проект новой Конституции РСФСР. И опять я не стану спорить, что по многим позициям этот проект прогрессивнее действующей Конституции, но он отвергает социализм, перечеркивает как ошибку всю нашу 70-летнюю историю, и ясно, что значительная часть общества не готова к такому повороту и не примет его.
Мне кажется, что в последнее время нам все чаще отказывает политический реализм. Призывая с этой трибуны к согласию, к гражданскому миру, мы одно за другим принимаем решения, которые подталкивают наше общество к конфликту.
Третье. Отсутствие четкой политики в отношении будущего Федерации. За полгода мы не выработали никаких решений по этому вопросу, здесь уже об этом говорилось, я с этим согласен.
Четвертое. Возрождение суверенитета России, российской государственности — это, пожалуй, единственное, что объединило нас на первом Съезде и объединяет до сих пор. Но борьбу за суверенитет можно вести по-разному. Мы выбрали партизанские методы. Объявили своим имущество, находящееся на территории России, но до сих пор не разделили его с Союзом, не закрепили за субъектами Федерации, краями и областями. Сказали трудовым коллективам предприятий: переходите в Россию, но место для такого перехода не подготовили. Начали войну бюджетов, но без плана, без этапов, без подготовки тылов. Чем закончилась эта война, я так до сих пор и не понял. Похоже, что это — боевая ничья. А впереди — призрак реформы цен, и если мы осуществим ее столь же «четко и организованно», можно сразу сказать: авторитету российского парламента придет конец.
Пятое. Это невероятное, немыслимое для цивилизованного парламента неуважение к законам. Неуважение начинается с принятия законов. Это делается без серьезной подготовки, очень часто с грубыми нарушениями Регламента.
Председательствующий: Владимир Борисович, время истекло.
Исаков В. Б.: Я прошу одну минуту, чтобы закончить. Обстановка в России не такая уж простая, чтобы при обсуждении вопроса уложиться в 3 минуты.
Председательствующий: Товарищи, дадим еще одну минуту Председателю палаты? Дадим. Пожалуйста, Владимир Борисович.
Исаков В. Б.: Практика показывает, что наши законы имеют серьезные недостатки. Сегодня я дал ряд предложений нашему уважаемому Председателю по совершенствованию законотворческого процесса. Надеюсь, они не будут оставлены без внимания. Неуважение продолжается и к уже принятым законам. У нас сложилась практика, когда Верховный Совет может принять закон, противоречащий постановлению Съезда народных депутатов, Президиум — обойти решение Верховного Совета. К сожалению, надо сказать и о том, что Председатель Верховного Совета и его Первый заместитель тоже не подают примера щепетильного отношения к соблюдению законов. Разумеется, если надо привести примеры, я это сделаю.
Подведем итог. Мы внесли в свой дом немало горючего материала. У нас есть реальный шанс остаться в истории парламентом, который привел страну к гражданскому конфликту. Слушая зажигательные речи некоторых наших депутатов, я не могу об этом не думать. Спасибо. (Аплодисменты)».