й договор подготовлен двумя сторонами и нет нужды напоминать, когда идут такие грубейшие нарушения законности и Конституции, произошел этот процесс, что органы конституционной власти России оказались по сути дела в стороне от этого судьбоносного документа. Ответственность должна лечь и на российское руководство, и на меня как полномочного представителя России по Союзному договору — с меня этого статуса никто не снимал. Я тоже отвечаю за это.
С. Шахрай: Тем более что ваш текст почти не изменил этого Договора.
В. Исаков: Это другой вопрос, изменил или нет. По-моему, там достаточно много изменений, чтобы считать этот документ антиконституционным. (Шум в зале). Минуточку, я выскажу свою точку зрения, а потом отвечу на вопросы, которые есть.
Как в этой ситуации, мне кажется, надо поступить? Да, ситуация сложнейшая, очень неоднозначная. Но мне кажется, худший вариант в этой ситуации — выводить народ на улицы, поднимать ту истерику, которую мы сейчас пытаемся поднять, призывать народ к забастовкам. Мы — конституционная власть и должны чувствовать себя конституционной властью, нас никто этого не лишает.
Я считаю, что в этой ситуации мы должны исходить вот из чего, вот так вопрос ставить: что нам дороже — наша собственная власть или жизнь тех людей, которых вытолкнут на улицы наши политические заявления. Действительно выйдут, и кровь может пролиться. И всю ответственность мы опять будем возлагать на союзное руководство.
Р. Хасбулатов: Нет, не на союзное.
В. Исаков: Я высказываю в данном случае свою точку зрения. Поэтому я считаю, что в данной ситуации нужно проявить максимум сдержанности и не выталкивать людей на улицы, не призывать к забастовкам. Борис Михайлович здесь экономический аспект отметил. Я буду до конца жизни своей чувствовать себя преступником, если сегодня, завтра погибнут люди, чувствовать свою вину перед ними.
Поэтому, я считаю, что Верховный Совет, Президиум Верховного Совета должны опубликовать более сдержанное по тону заявление, не упоминая таких терминов, как «путч». Но в этом заявлении должно быть совершенно четко сказано, что действия союзного руководства выходят за рамки Конституции. (Шум в зале).
Р. Хасбулатов: Пусть скажет, не перебивайте.
В. Исаков: Первое — заявить, что действия союзного руководства неконституционны, вышли за рамки Конституции. Я считаю, что это так.
Второе — что возникшую ситуацию необходимо немедленно поставить на конституционную основу, создать конституционную основу для ее разрешения.
Каким образом?
Необходимо заявление по данному вопросу — с ним должен выступить Президент Союза ССР, потому что я не могу считать конституционными действия, когда вице-президент заявляет о том, что по состоянию здоровья Президент СССР не способен справиться с обязанностями. Пусть об этом скажет сам Президент.
Должны быть созваны высшие конституционные органы власти СССР, которые (только они) по Конституции могут принять решение о чрезвычайном положении — причем созвать их наиболее оперативно, в сжатые сроки.
И последнее. Должен быть созван Съезд народных депутатов СССР, который должен, как высший орган власти Союза ССР…
Р. Хасбулатов: Это все у нас записано.
В. Исаков: У вас записано, но у вас этому предшествуют такие оценки… Я ту часть принять не могу. Вы голосовали документ, в котором есть и то, и другое. Извините, но неизвестно, какая часть этого документа выстрелит — первая или вторая.
Также я считаю, что в сложившейся ситуации должны быть созваны и высшие органы власти России. Во-первых, безусловно, Верховный Совет. Но возникшая ситуация носит конституционный характер. Почему в стороне мы опять оставляем Съезд народных депутатов? Я не говорю, что в этой очень острой ситуации завтра созывать Съезд. Я лишь за то, чтобы начать подготовку Съезда народных депутатов.
И я скажу откровенно, Руслан Имранович. Я почувствовал ваше нежелание созывать Съезд народных депутатов России. Действительно, если сейчас собрать Съезд, то в этой ситуации противостояния союзного и российского руководства я отнюдь не уверен, кого поддержит Съезд. Точно так же, как не уверен, что в этой ситуации союзный Съезд поддержит своего Президента, я не уверен, что российской Съезд поддержит российского Президента, который довел ситуацию противостояния до такой остроты. Не уверен!» случилось, у него заметно отлегло от сердца. Так это всего лишь ваша моральная и правовая позиция? Это — пожалуйста, это сколько угодно! И, придя в благодушное настроение, он позволил себе следующий комментарий:
«Вы как-то правдолюбцем себя пытаетесь представить. Но ведь вы же принимали участие в разработке этого Союзного договора, Владимир Борисович, и теперь говорите, что этот Союзный договор антиконституционен…
Ну, конечно. Это же настолько очевидно, вот с позиций сегодняшней Конституции СССР его можно назвать антиконституционным, так. Дело в чем? Дело в том, что признано всеми республиками, всеми общественно-политическими силами, что надо изменить наш строй и соответственно изменить Конституцию…»
Последние слова крепко зацепились в моей памяти. Размышляя над ними, я пришел к выводу, что профессор Хасбулатов в своих коротких язвительных репликах вольно или невольно дал достаточно точную характеристику августовскому перевороту, его социальному содержанию, подлинным мотивам и движущим силам.
15 часов — Выйдя с заседания Президиума, я обнаружил, что обстановка коренным образом изменилась: по радио звучат беспрерывные призывы к сопротивлению, в трудовые коллективы Москвы посланы гонцы. В коридорах здания появились крепкие ребята с оружием. Подумалось: неужели сегодня прольется кровь? Из-за чего?
Но одновременно ощущается искусственность, неестественность происходящего, какой-то наигрыш, фальшь: телефоны работают, свет горит, водопровод действует, в столовой отлично кормят. Б. Ельцин с командой благополучно прибыли из Архангельского в Дом Советов. Все главные крикуны и бузотеры — на месте (задержали только Т. Гдляна и представителя президента по Москве В. Комчатова).
К вечеру вокруг здания собралась толпа. Баррикадами перегородили не только подходы Дому Советов, но и прилегающие крупные городские магистрали: Краснопресненскую набережную, проспект Калинина, Садовое кольцо. Естественно, толпы народа хлынули на место событий.
Под стенами здания идет беспрерывный митинг. Перед десятками телекамер выступают депутаты, политические деятели. Им с восторгом аплодируют. Средства массовой информации понесут все это по миру. Теперь даже если бросить силу — бесполезно. Общественное мнение уже сформировано.
В кабинет время от времени заглядывают знакомые депутаты. Возбуждены, глаза блестят. Общее мнение — переворот провалился: «Хунта оказалась хреновая». И с этим трудно не согласиться. В ГКЧП вошли люди, которым пресса уже успела создать негативный образ — В. Павлов, Б. Пуго, Д. Язов, В. Крючков. Сообщение о болезни президента — без документов, врачебного акта — выглядело примитивно и неубедительно. В заявлении ГКЧП, наряду с привлекательными моментами, содержались косвенные нападки на самостоятельность республик, местных Советов, говорилось о необходимости «восстановить Советы, ликвидировать мэрии». Все это отдавало нафталином. Президент США Буш и тот назвал этот переворот «старомодным».
Прошел по зданию — на всех углах листовки, агитационные материалы. Работает штаб, в котором суетится С. Филатов — отрабатывает в поте лица за свое недавнее осуждение проекта Союзного договора. Совсем поздно, часов около десяти, внизу началось движение — генерал Лебедь привел на защиту Белого дома свои танки (по радио было объявление, чтобы защитники их пропустили).
20 августа — Ночь провел на стульях, завернувшись в штору, снятую с окна. Уснуть не удалось: прямо под окном поставили танк, и дым от работающего мотора затягивает в комнату. Круглосуточно вещает внутреннее радио. В кабинете я его время от времени выключаю, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями, но выключить в коридоре — не в моих силах.
Надо отдать им должное, журналисты работают превосходно — ярко, на подъеме. Беспрерывным потоком идут комментарии, интервью, сводки последних событий, перед защитниками Белого дома выступают известные артисты. На глазах материализуется, отливается из бронзы с позолотой, тиражируется миллионными тиражами образ ВЕЛИКОГО СОБЫТИЯ. Я такого еще не видел.
Горе тому, кто попытается пойти против этой разогнавшейся махины или занять хотя бы независимую позицию. Логика «героической пьесы» требует не только героев, но предателей, изменников, трусов. Не успеешь и глазом моргнуть — уже оформлен «предателем».
Попытался выйти на улицу, обойти баррикады, поговорить с защитниками. Куда там! Набросились с оскорблениями, угрозами. Глаза горят ненавистью. Предатель…
Вновь и вновь перебираю в памяти цепочку событий, свои шаги — и ошибки не нахожу. Ну не нахожу! А сыграть, сподличать, «изобразить раскаяние» — не сумею…
Под вечер — тревожные сообщения о готовящемся нападении. Якобы к зданию продвигаются танковые колонны, подтягиваются БТР. Звоню по радиотелефону в машину, прошу проверить. (Шофер, рискуя пропороть шины, в последний момент успел выскочить из гаража и стал в районе «Трехгорки». Радиотелефон работает прекрасно.) Водитель обследует на машине «танкоопасное направление» и докладывает: танков никаких нет, на подступах все спокойно. Тревожную информацию передают, видимо, для поднятия боевого духа защитников…
Наконец, мне все это надоедает и я звоню к Хасбулатову, прошу разрешения поехать домой, отоспаться. Он не возражает: «На ваше усмотрение». Отправляюсь домой.
Дома звоню в «Десну» — там все спокойно, дети накормлены, спят. Наша соседка, Татьяна Васильевна Зверховская, просит не беспокоиться: дети побудут у нее, сколько нужно. Спасибо ей. Звоню в Свердловск: там, конечно, волнуются, но паники нет. Предприятия работают, транспорт ходит. Жена с сыном возвращаются в Москву, уже купили билеты.