Ценой и трагедией этой битвы были судьбы цивилизаций.
Цзинь Цзиюнь не смог себя пересилить, отвернулся, ушёл, ссутулившись, в другой отсек такого же малопонятного назначения, но у этого был существенный плюс — в нём не была включена трансляция местной жуткой гемисферы.
Кто знает, почему спасители не ограничивались транскарниальной стимуляцией затылочной доли, или что там у них сходило за аналог зрительной коры, а рендерили[182]полноценную голо-проекцию. Обычно это давало Цзинь Цзиюню возможность ориентироваться в происходящем на борту, но именно сейчас такая показушная открытость была чрезмерной до вывороченных кишок.
С тех пор, как в гемисфере показался тот другой спаситель, Цзинь Цзиюнь места себе не находил.
С одной стороны они с Илиа Фейи были как близнецы: те же ходули ножных манипуляторов, те же сегментированные пучки сервомехов на месте безжалостно купированных верхних конечностей, та же металлическая клювообразная маска на лице, те же омерзительные тяжи мышц и сухожилий под чешуйчатой псевдокожей. Но великая Галактика, насколько они были разными!
Если Илиа Фейи лишь казался желчным, бесчувственным монстром, холодным, как сталь на космическом морозе, и таким же омерзительно рациональным, то существо, именуемое Симах Нуари было таковым в действительности, и на его фоне Илиа Фейи представлялся душевным парнем, предельно чутким и даже восторженным, почти поэтом, знатоком человеческих обычаев и эмоций. Трепетный художник стоял напротив бездушного, расчётливого варвара.
Вся эта жестокая битва разворачивалась там, в «зале для визитов», как её назвал Илиа Фейи, и визуально она выглядела как два замерших друг напротив друга спасителя — один во плоти, другой в виде призрака, которые просто молчали. Во всяком случае, никаких следов коммуникации между ними Цзинь Цзиюнь обнаружить не смог. Даже саккады рептильных глаз куда-то пропали, только бился у обоих мерный пульс на шее.
Однако стоило Цзинь Цзиюню бросить в их сторону хотя бы косой взгляд, как на него наваливалась всё та же мучительная панорама — две безумных птицы бились на фоне кровавого заката.
Это было нереальное, почти мистическое ощущение, от которого никак нельзя было избавиться.
Цзинь Цзиюнь не мог точно сформулировать, откуда оно бралось, было ли дело в жутковатой внешности обоих спасителей, или такое ощущение оставляла неподвижность двух фигур. Словно запаянные в коконы собственных физических тел, эти двое пребывали в столь напряжённом состоянии, как будто две статуи из закалённого стекла, две капли принца Руперта[183], сжатые изнутри и снаружи до такой степени, что были твёрже стали.
Ужас вызывало не само это безмолвное противостояние, жутко было представить, что случится с кораблём, если внутри этой скрученной собственной силой воли скульптурной композиции всё-таки поплывёт хоть единая недонагруженная полуплоскость, разрушится единственный кристалл общей монолитной структуры.
Всё тут же разлетится в атомарную пыль, но и на этом процесс не остановится. Цзинь Цзиюнь смотрел на этих двоих и не мог избавиться от мысли, что здесь и сейчас во многом решается судьба Галактики.
Отдельный ужас распространяло вокруг их полное молчание. Два спасителя просто сверлили друг друга взглядами.
Цзинь Цзиюнь как ни старался гонять свои аудиоимплантаты на нестандартных частотах, всё равно слышал в лучшем случае немодулированный утробный клёкот. С заметной долей вероятности можно было предположить, что и это был даже не голос, а слабое эхо колебаний птичьего аналога дуги аорты.
Что бы между ними ни происходило, это навеки оставалось их личной частью реальности.
Цзинь Цзиюнь всё пытался выбросить их глаза-щели-бойницы-прицелы из головы, но как можно не вспоминать то, что, казалось, готово вынуть из тебя душу вон.
Он бросил взгляд на бегущий хронометр и покачал головой.
Было полное ощущение, что эта нежданная аудиенция длится долгие часы, настолько в воздухе застыли даже последние пылинки, но нет, согласно показаниям иридиевых часов в недрах имплантатов, вся эта изматывающая битва двух чуждых ему разумов длилась жалких восемнадцать минут.
И тут вновь словно натянулась и с высоким дребезжащим звуком порвалась струна, мучение кончилось.
Цзинь Цзиюнь поспешил отыскать Илиа Фейи, тот стоял на том же месте, в той же позе, только голова повисла, как плеть, и глаза словно подёрнулись плёнкой.
Спаситель в эту минуту выглядел как глючный сервомех, которому отключили питание.
— Кх…
Шея спасителя мелко передёрнулась, будто гигантская бескрылая и безногая птица пыталась сглотнуть, но всё не могла.
— Кха!
Илиа Фейи всё-таки прокашлялся и шумно задышал, как после долгой пробежки.
— Т-щеловек Цзинь Цзиюнь. Нам т-снужно что-то делать.
«Нам». С каких пор вообще появилось это странное «нам»?
— Делать с чем?
Спаситель поморгал третьим веком, глядя в пространство.
— Это сражение, т-с, что мы были свидетелями.
— Что с ним?
— Зс-са ним наблюдали. Симах Нуари наблюдал.
— И что?
Илиа Фейи с дробным грохотом своих металлических ходуль развернулся лицом к Цзинь Цзиюню и вперил в него свои безумные звериные зенки.
— Ты не понимаешь всей серьёзности ситуации, человек Цзинь Цзиюнь.
Цзинь Цзиюнь всё никак не мог с собой договориться, в каком исполнении этот голос ему был ненавистнее, вживую или в исполнении вокорра.
— Если ты думаешь, птица, что ваше токование было мне хоть сколько-то понятно…
— Не трать время на пустые попытки вывести меня из себя, человек Цзинь Цзиюнь, у тебя его на поверку не так много осталось. Тебе пора уяснить простую вещь — за вами наблюдают. Мы, ирны, другие расы, к которым, слава небесам, этот разговор не имеет пока никакого отношения. Вот уже много сотен сезонов лично я наблюдал за вами, регулярно отправляя отчёты домой.
— Это я уже в курсе.
— Тогда будь ещё и в курсе того, что до сих пор я был абсолютно уверен, что у нас дома эти отчёты никому уже давно не интересны, и что я единственный посланник Гнезда в Пероснежии.
Про птичку забыли, ути-пути.
— Так я думал до сегодняшнего дня.
— Что-то не очень заметно, что мы тут одни. Налетели!
— Ты не понимаешь. Декогеренция с Гнездом огромна. Даже если первые детонации тех неурочных сверхновых были бы своевременно обнаружены в нейтринном спектре и были успешно отработаны, сбор экспедиционного флота требует существенной подготовки и…
Тут до Цзинь Цзиюня дошло.
— Так они тут всё время паслись!
— Да. Судя по тому, что я видел, и вопреки официальной позиции Гнезда, спасательный флот до сих пор не покинул пределы Пероснежия. И именно события подобные только что завершившемуся сражению могли спровоцировать его активацию.
— Но если ваш флот раскрылся, сюда уже, наверное, спешит весь Конклав Воинов!
Цзинь Цзиюнь чувствовал, как колотится его сердце, но ещё не до конца осознавал, чего же именно он боится.
— Не совсем так. Если я правильно понимаю физику происходящего, никто ничего не увидит. Нас окружает искусственная топологическая лакуна, в которую не может попасть ни один фотон извне, это свёртка поля тёмной энергии, принципиально не взаимодействующая ни с чем, кроме массивных тел.
— Проще говоря — мы абсолютно невидимы.
— Не абсолютно, но близко к тому. Нужно иметь очень точное представление, что именно и где ты должен что-то увидеть, чтобы ваши аналитики смогли обнаружить спасательный флот.
И тут Цзинь Цзиюнь взорвался:
— Да кого вы тут собрались спасать!
— Себя, человек Цзинь Цзиюнь, себя самих.
— От нас?
— От вас. И если ничего не изменится в раскладе сил, то после тщательного, но недолгого изучения всех обстоятельств, соорн-инфарх даст команду атаковать Ворота Танно, а также другие ключевые форпосты с целью разрушить Цепь.
Цзинь Цзиюнь замер.
Посмотрел в глаза проклятой птице и вновь не увидел там ничего.
Если это такая шутка, то над чем тут смеяться. А если не шутка…
— Ты… ты только что сказал, что вы решили уничтожить человечество.
— Не решили. Ещё нет. Но так будет.
— И ты… и ты согласен, что это будет правильно?
Илиа Фейи моргнул третьим веком и его глаза снова остекленели.
— С чем согласен я — не имеет значения. Но если вы, артманы, попали в поле внимания соорн-ифарха, если вы вынудили его действовать, значит всё серьёзно, и я почти не имею возможности вам в этой ситуации хоть чем-нибудь помочь.
«Ситуации». Он называет грядущий геноцид «ситуацией».
— Да ты по делу можешь сказать?! Что случилось там такого, что этот ваш соорн-инфарх сорвался с катушек?
Некоторое время Илиа Фейи молчал, размышляя.
— Только что чуть не случилось открытое боестолкновение между двумя группами террианского флота. Боевого террианского флота. Лидийское крыло под командованием контр-адмирала Молла Финнеана нарушило прямой приказ Воина и начало прорываться в область триангуляции того, что вы называете «фокусом», в то время как подконтрольные Воину крафты, срочно перебазированные в эту область для прикрытия заблокированного угрозой флота, своим огнём до последнего пытались помешать первторангам Финнеана уйти в прыжок. Вы не находите тут ничего экстраординарного?
Птицы. Трёпаные птицы.
— Я не знаю, что там случилось и почему, но причём тут человечество, причём тут Цепь!
— Это мы вам дали Цепь. Это мы вам дали способность покинуть физику обычного пространства и покорить пустотность. Это мы вас спасли от угрозы. Мы отвечаем за последствия вашего появления на просторах Пероснежия, нравится вам это или нет.
— Хрена с два! Мы ни разу не просили вас о помощи! И мы бы сами нашли свой путь в Галактику!
— Возможно, только вероятнее всего вы не пережили бы, в таком случае, ещё одного Века Вне. Теперь же перед нами ничем не контролируемая агрессивная раса, плодящаяся миллиардами особей и готовая презреть любые рамки. И да, мы после Века Вне ясно дали понять Ромулу, что есть определённые условия, цена, которая стоит за выживанием его расы.