— Почему же он этого не сделал?
— Ты же сам слышал его сообщение перед прыжком?
Акэнобо пару секунд помолчал, словно раскладывая такое у себя в голове по полочкам.
— Если он предполагал, что вы должны быть отстранены от командования, ему стоило дать команду кволу «Тимберли Хаунтед», и вы бы уже лежали в криофуге, а командование принял бы я или флот-капитан Сададзи.
— Я отресетил квола ещё до начала огневого контакта.
Акэнобо пожал плечами.
— Коробочные настройки кволов установлены на максимально жёсткое подчинение, если бы дело было только в этом, любой законный приказ был бы выполнен незамедлительно и, повторюсь, вы бы уже были отключены от командной цепочки. Так в чём же дело.
— Ты намекаешь, что его приказ об отстранении на самом деле был не легитимным?
— Я ни на что не намекаю, я констатирую факты. Это был не приказ, это было театральное представление. Вам лучше меня известно, что такого рода приказы голосом только дублируются.
Тут уже задуматься пришлось контр-адмиралу.
— К сожалению, мой квол сейчас не способен подсказать, какие вообще полномочия у Воина в таких вопросах. Он действует согласно дефолтной[191] прошивке нейронных слоёв, ему некогда заниматься интерпретацией журисдикций.
— Контр-адмирал, во многом старшинство Воина в вопросах стратегического руководства флотом — это дань традиции, а не формальной структуры командования, утверждённой Адмиралтейством.
— Это я знаю, но квол же выполняет какие-то его приказы.
— Несомненно. И поэтому я считаю, что дело не в кволе.
Ха, несомненно.
— Ты прав, не железке решать, кто прав, если в конфликте сталкиваются люди.
— Воин не совсем…
— Человек, да, я понимаю, и тем не менее. К тому же в нашу историю вмешались внешние силы в лице Посланника. Спасителям это зачем?
Акэнобо покачал головой.
— Не могу знать. Я понимаю одно — вы по-прежнему командир Лидийского крыла, пока Адмиралтейство официально не снимет с вас полномочия, и не Воину это решать. Поэтому нужно немедленно возвращаться на «Тсурифу» и начинать разбираться. Ему хватило ума прекратить попытки заградительным огнём не дать нам сюда прорваться, и хотя я не понимаю его мотивов, если мы застрянем здесь, то всё станет только хуже.
Финнеан уже понял.
— Согласен. Реальная обстановка там, за Воротами Танно, сейчас важнее всего, отсюда всё равно нельзя ни о чём судить.
Акэнобо посмотрел Финнеану в глаза и, помедлив, всё-таки добавил:
— Но вы должны продумать план действий и на тот случай, если Воин будет настаивать на вашем отстранении.
Контр-адмирал кивнул.
— Так и будет. А сейчас созываем остальных и делаем объявление экипажам.
И уже размыкая контакт, Акэнобо на секунду сбросил с себя обычную непроницаемую маску и с явным беспокойством бросил:
— Больше всего меня тревожит даже не пропавший фокус, и что там вокруг происходит, а явные следы чужого вмешательства. Спасители, «глубинники», заблокированный невесть чем сектор, что-то здесь подозрительно много всего творится, а в диаметре двух декапарсек даже ни одного пригодного для жизни планетоида. Не потому ли Воин так настойчиво нас сюда не пускает, что тут что-то нечисто?
Покачал головой и покинул брифинг.
Спустя полминуты четыре командира ПЛК и флот-капитан Сададзи собрались на официальное обращение к экипажам. На этот раз все были в парадных кителях со всеми наградами и знаками различия, при фуражках, кортиках и белых перчатках. «Как на плацу выстроились», — подумал Финнеан. Он вышел вперёд, обращаясь к виртуальной камере, чтобы остальные командиры тоже были в кадре, изображая почётный караул. Метод простой, но действенный. Командование едино и ожидает от своих экипажей полной боеготовности и соответственной отдачи.
— Здесь контр-адмирал Финнеан, ударной группе Лидийского крыла по преодолению огневого рубежа была поставлена задача осуществить прорыв к месту триангуляции объекта под кодовым наименованием «фокус», куда предварительно десантировался разведотряд майора Томлина, усиленный научспецами Квантума. Ударная группа осуществила три попытки проецирования в указанный сектор, однако ввиду технической невозможности завершения манёвра была вынуждена покинуть топологическое пространство в запасном секторе для пополнения запасов энергии.
Контр-адмирал говорил всё это тихим сухим голосом, словно зачитывал скучный доклад, однако в глазах его читалось что-то иное. Зреющая решимость.
— Как только накопители будут перезаряжены, группа совершит ещё одну попытку проецирования в пределах деципарсека от фокуса рассыпным строем, в случае удачи ПЛК «Упанаяна» или любой другой крафт, которому это удастся, будет двигаться к точке триангуляции в субсвете, в то время как остальные крафты осуществят обратный прожиг к Воротам Танно и далее к «Тсурифе-6», где будет решаться вопрос о легитимности приказа Воина об отстранении контр-адмирала Финнеана от командования Лидийским крылом. Отбой.
В общих каналах тут же начались бурные переговоры, но общее настроение было правильным — экипажи сосредоточенно готовились выполнять свою работу. На витавшие в воздухе вопросы контр-адмирал ответил, и ответил так, как от него ожидали. Остальное будем обсуждать в родном доке.
Однако практические вопросы всё-таки были.
Прожиг рассыпным строем для таких гигантов, как первторанги, практиковался редко, обычно ПЛК использовались в составе ударных групп, прикрытых эсминцами и носителями, не говоря уже о среднетоннажных крейсерах различного назначения. Уже тот факт, что четыре первторанга оказались на заметном удалении от границ Цепи без сопровождения, представлял собой нештатную ситуацию, а рассыпной прожиг может привести к тому, что часть крафтов окажется недоступной для связи и может быть потеряна.
Гибель даже одного ПЛК, общее число которых у Адмиралтейства составляло чуть менее двух сотен, стала бы для террианского флота значительной потерей, а всех четырёх… Но другого выхода у Финнеана не было, это было крайнее средство вызволения гибнущих сейчас от радиационного поражения и последствий заморозки смертничков Томлина. К тому же, и все это понимали, раскрытие тайны фокуса было бы для Финнеана главным аргументом в неминуемом противостоянии с Воином.
Контр-адмирал вздохнул. Политика. Война — это всегда политика. Финнеан ненавидел политику. А ещё он ненавидел Конклав Воинов, в чём, разумеется, никогда бы не смог признаться даже самому себе.
Раздался экстренный вызов от Сададзи.
— Есть сигнал от Томлина?
— Негатив, сорр, от Тайрена тоже ни слова, с тех пор как они объявили о попытке экстренного всплытия.
Это молчание беспокоило Финнеана больше всего. Но не за этим же Сададзи вышел на связь.
— Впрочем, нет попыток выйти на контакт и от Воина.
А вот это уже интересно.
— Как мы это можем интерпретировать?
— Подозреваю, Воина что-то или кто-то удерживает от выхода на связь. Спасители, кто-то ещё. Я тут подумал, контр-адмирал, а нас вообще через Цепь пропустят?
Финнеан задумался. У Воина, может, хватит решимости и не на такое.
— Вот и проверим. Без базового дока мы всё равно долго не протянем. Год, ну два.
— Со, контр-адмирал.
— Что на горизонте?
— Акустики ничего значимого не обнаружили.
— Принял, флот-капитан.
ПЛК «Тимберли Хаунтед», «Альвхейм», «Адонай» и «Упанаяна», опустив щиты, начали предстартовый прогрев маршевых генераторов. Крыло готовилось к прыжку. Их факельные зоны красиво сверкали голубым на фоне кровавых снежинок сдвоенных молекулярных колец, впрочем, воздействие человеческих крафтов было для них не заметнее игольного укола, поскольку диаметр этих образований превышал сотню тиков, а генераторы даже самого тяжелого ПЛК создавали факельную зону диаметром едва в сотню метров. Пройдёт пара лет, и выбитые со своих орбит песчинки вернутся на место, и от того, что здесь кто-то побывал, не останется ни малейшего следа.
И это неизбежно, пока человечество вынуждено отвоёвывать себе каждый новый мир, бесконечно прятаться за границами Цепи и вечно скрываться от смертельной угрозы. Стоит хотя бы попытаться это переломить.
— Приказ по Крылу, начать прожиг на прыжок.
Кормакур старался не тревожить повреждённые рёбра лишними дыхательными позывами, и всё равно поминутно спотыкался об острый приступ боли. Было слышно, как дренажная трубка мучительно откачивает из плевральной полости подтекающую фторорганику, а сервоманипуляторы биокапсулы деловито позвякивают, пытаясь добраться через дичайший доступ к пробитому лёгкому.
Ещё бы вспомнить, где он сумел так неприятно сломать себе ребро. Было ли это ещё на «Джайн Аве», когда они в самый приливной шторм перебирались по транспортному коридору с носа на корму, где их ждали открытые шлюзы спасботов, трепало тогда знатно. А может, и раньше, ещё перед обратным проецированием, когда нескомпенсированные перегрузки импульсно достигали десятков «же».
Там было не до собственного состояния, все думали только о выполнении приказа, о борьбе за живучесть саба. О том, чем закончится этот дайв для каждого из них, не думал никто.
Даже погружаясь в стазис, Кормакур продолжал скармливать тупоголовому кволу тактику стабилизации энергобаланса «Джайн Авы». И лишь пробудившись под тревожные сигналы биокапсулы, он почувствовал острую боль в области четвёртого левого межреберья.
Почему треклятая машинка никак не желает влить ему хотя бы местный анестетик? Волны боли чередовались с приступами удушья, и так по кругу, что сбивало и без того никакую концентрацию. Куцая гемисфера спасбота плавала у Кормакура перед глазами мутными пятнами, индуктор никак не желал стабилизироваться, в ушах звенело, мысли путались.
После пробуждения, пока отходил от последствий заморозки, Кормакур всё пытался восстановить в памяти картину финальных часов того дайва, начиная с детонации «глубинников», но из этого мало что выходило, полная премедикация в качестве одного из последствий давала жуткие провалы в воспоминаниях, если же поверх наложить криосон…