Но впервые за многие годы Киве хотелось предотвратить неизбежное.
– Ты притихла.
Кива резко взметнула голову:
– Просто внимательно смотрю под ноги.
Наари не стала с ней спорить, хотя было ясно, что ей известно о раздиравших Киву мыслях. Впрочем, вскоре стало так шумно, что они все равно почти друг друга не слышали. Грохот молотков, колотящих по скале, и кирок, разбивающих камни, эхом отдавался у них в ушах.
Карьер был огромный, и, соответственно, сюда распределяли куда больше заключенных, чем в другие места. Здесь всегда работало свыше семи сотен каменоломов – правда, большинство из них умирало в течение года. Но на эту каторгу ссылали в первую очередь не из-за масштабов карьера, а из-за люминия, который играл важную роль в энергетике, освещении, а также в строительстве и жизнедеятельности королевств. Чем больше на каменоломне было работников, тем быстрее они добывали люминий. Потом его перевозили на склад во внутренних стенах тюрьмы, где еще триста работников обрабатывали минерал и подготавливали его к отправке в страны Вендерола.
Хорошо отлаженный механизм, который питали жизни – и смерти – заключенных.
Когда Кива и Наари дошли до первых рабочих в серых одеждах и внимательно следивших за ними надзирателей, к лязгу инструментов добавился резкий запах пота и крови вперемешку с меловым привкусом каменоломной пыли. Несколько человек взглянули на девушек, но останавливать их никто не стал. У покрытых грязью заключенных не оставалось сил на любопытство, а надзиратели пристально наблюдали за своими подопечными, держа плеть наизготовку на случай, если кто-нибудь вдруг расслабится.
В сердце Кивы полыхнуло негодование, но она напомнила себе, что пришла сюда с единственной целью: собрать образцы. Если она разберется, откуда взялась болезнь, то спасет этих рабочих от преждевременной смерти – или, по крайней мере, оттянет ее.
Пока они шли через нижние слои карьера, Кива периодически останавливала Наари, если видела места, рядом с которыми заключенные бывали чаще всего. Образцы она соскабливала в принесенные с собой колбочки. В основном Кива искала лужи с застоявшейся водой и болотца слякоти с примесью карьерных минералов, в которых виднелись следы заключенных или которые прятались в каменистых трещинах рядом с местами, где они работали.
Она только собиралась сказать Наари, что взяла достаточно образцов и готова идти, когда ее перебил презрительный голос.
– Так, так, так, к нам что, залиндовская сука пожаловала?
Кива с одеревеневшей спиной повернулась и увидела Кресту. Лицо рыжеволосой женщины было перепачкано карьерной пылью, и под люминиевым гримом вытатуированная на ее коже змея казалась почти живой.
В последнюю их встречу Креста угрожала жизни Типпа. Пока что свою часть сделки Кива выполняла, однако взгляд, которым смерила ее Креста, напомнил, что предстоит еще немало работы. Залиндовские мятежники не успокоятся, пока их королева не окажется на свободе – и, вероятно, они вместе с ней.
Кива почувствовала, как по позвоночнику пробежали мурашки. Она не задумывалась о том, что случится, когда мятежники придут за Тильдой. Они ведь освободят и других заключенных? Других… например, Кресту?
Кива прогнала эту мысль, решив, что это не ее проблема. У нее и так слишком много забот, чтобы беспокоиться еще и о нравственных последствиях подобного решения.
– Что-то не так? – подшагнула Наари.
– О, да ты с сиделкой пришла? – ухмыльнулась Креста. При виде Наари она сжала пальцы на кирке, но больше не выявила ни тени страха. – Ну и как тебе работается в твоем замке, пока мы тут горбатимся?
Кива не могла поверить своим глазам: Кресте хватило смелости мало того, что унизить Наари, так еще и начать грызться с Кивой прямо при надзирателе. С другой стороны, Креста всегда была такой: она вечно делала, что вздумается, и выбиралась сухой из воды.
– Едва ли можно назвать лазарет замком, – флегматично заметила Кива, – но, наверное, все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть. – Она решительно отвернулась от Кресты и пошла в обратную сторону, кинув Наари через плечо: – Я со всем закончила. Пойдем.
– Неужели снова сбегаешь, потаскуха лекарская? Как всегда? – крикнула ей вслед Креста. – Ты уж ко второму испытанию храбрости наскреби где-нибудь. Пригодится!
Кива не стала даже реагировать на кудахтанье Кресты: почему-то она была уверена, что, если обернется, то увидит в глазах рыжеволосой опасный огонек. Несмотря на показное презрение, Кресте прекрасно было известно, что жизнь Тильды зависела от того, пройдет Кива Ордалии или нет.
– Не расскажешь, что только что произошло? – поинтересовалась Наари, когда они оказались вне досягаемости ушей Кресты.
– Не расскажете, почему вы ее не наказали? – в тон ей переспросила Кива.
Наари ответила не сразу, но в конце концов проговорила:
– А ты хотела, чтобы я ее наказала?
Кива вздохнула и закинула сумку с образцами повыше на плечо.
– Нет. Неважно.
– Ты не ответила на мой вопрос.
Кива долго молчала, размышляя над ответом. Только когда они вышли из каменоломни и пошли по путям в сторону тюремных ворот, она наконец заговорила:
– Я представляю собой все, что Креста ненавидит в Залиндове, – объяснила Кива. – Она считает, что я делаю то, что мне велят, всегда, когда мне велят. И это правда. – Потому что Киве, в отличие от Кресты, была еще дорога жизнь; она знала, что только повиновение позволит ей продержаться на этой стороне вечного мира подольше. Кива вступила в игру, давным-давно решив, что лучше пожертвует душой, но спасет себе жизнь. Другие заключенные ее за это презирали. Особенно мятежники. Но Кива до сих пор дышала, а многие из них уже мертвы.
– Метки, – предположила Наари.
– Помимо всего прочего, – согласилась Кива. – А еще я спасла ее, когда она только приехала.
– Обычно люди за это благодарят, – после недолгого озадаченного молчания высказалась Наари.
– Если только они не хотели умереть.
В воцарившейся гнетущей тишине Кива вспомнила, как Креста пыталась убить себя в первые недели пребывания в Залиндове – она вскрыла себе вены стеклянным осколком. Если бы Кива быстро не среагировала, эта гневная рыжеволосая девица бы умерла. Кива сама того не желая разожгла в груди Кресты огонь, убедив ту, что она сильная и переживет что угодно, и что она обязана найти причину жить.
И Креста последовала ее совету: она сплотила тюремных мятежников и решила, что ее новая цель в жизни – навести как можно больше шороху, как среди надзирателей, так и заключенных.
– А ты умеешь заводить друзей, я смотрю, – заметила Наари сухо, отчего Кива невольно фыркнула.
– Уж в этом-то у меня точно талант, – так же сухо ответила Кива.
Пока они шли обратно к воротам, Кива заметила закравшуюся на лицо надзирательницы улыбку и задумалась: а может, на самом деле Наари не такой уж и плохой человек? Но от одной мысли об этом у Кивы внутри все сжалось, и она отказалась думать об этом дальше. Вместо этого она начала размышлять о том, как по возвращении в лазарет будет испытывать образцы, стараясь отвлечь себя от надвигающегося испытания и нависшей над ее головой угрозой смерти.
Глава семнадцатая
– Как у в-в-вас все прошло?
Кива и Наари едва успели переступить порог лазарета, как к ним нетерпеливо подскочил Типп.
– Для начала мне хватит, – Кива похлопала по сумке. – А как у тебя все прошло?
– Несколько штук п-поймал! – Типп указал на пол рядом с лабораторным столом, где стоял круглый загончик, который он собрал из подручных материалов.
– Несколько это сколько? – проследовала за ним Кива.
– Пять, – ответил Типп. – Но Грендель с-сказала, что видела целое гнездо рядом с крематорием, так что я п-поймаю еще сколько нужно.
Кивнув, Кива оглядела бегавших по загону крыс и решила не комментировать самодельную полосу препятствий, которую соорудил им Типп. Вместо этого она сказала:
– Когда соберу образцы из других мест, придется как-нибудь их разделить. Не хочу мешать крыс, на которых тестировала образцы с каменоломни, с теми, на ком испытала образцы с ферм, да и с любыми другими тоже. Если крысы заболеют, мне надо знать, откуда пришла болезнь.
– Я уже все придумал! – ответил Типп. – Чуть попозже з-зайдет Мот и поможет мне разделить з-загон на несколько частей.
Кива осторожно поставила сумку на лабораторный стол.
– Вообще-то мне бы помощь Мота тоже не помешала.
– Тебе может помочь Джарен, – успокоила Наари Типпа. – У него золотые руки.
Брови Кивы поползли вверх.
Наари закатила глаза:
– Я слышала, как он рассказывал какому-то тоннельщику, что помогал брату строить крепость для игры. Он этими золотыми руками строить хорошо умеет.
Строгий взгляд Наари лучше любого напоминания кричал, что она со всеми заключенными ведет себя одинаково, включая Джарена.
Кива тихо кашлянула:
– Тогда вариант.
Она выложила образцы из каменоломни на кушетку и обдумала, что делать дальше. В этот момент амулет у нее под рубахой качнулся, и на Киву нахлынула паника. Ордалия огнем всего через день. Один день. Если родные не выручат ее в ближайшее время…
Кива отогнала эту мысль. Она ничего не могла поделать – только надеяться, что они успеют. А если не успеют, то придется довериться слову принцессе и ее магии. Придется довериться Валлентисам – последним людям в мире, которым Кива хотела доверять. Но если она хочет выжить, то они ее единственная надежда.
Сжав зубы, Кива окунулась в работу. Надо срочно придумать лекарство от кишечной инфекции, иначе она, вероятнее всего, скоро и сама заболеет. А если это произойдет… что ж, зато больше не придется беспокоиться об Ордалиях. Да и спасать ее не понадобится.
На этой мрачной ноте Кива отбросила все волнения и сконцентрировалась на лежащей перед ней задачей.
Несколько часов она подготавливала образцы, замешивала их в остатки еды из пайков и кидала в загон. Киве не нравилось проводить опыты над животными, однако она знала, что их дни все равно сочтены. Если не Лапка съест крыс, так голодные заключенные. В любом случае их судьба предопределена.