Джарен немного помолчал, прежде чем ответить:
– Мне казалось, ты говорила, что спрашивать, за что человека посадили, невежливо.
Он говорил дружелюбно, но в глазах его читалась серьезность, предостережение, и Кива, несмотря на любопытство, решила прислушаться.
– Справедливо. Ну а сегодня? Расскажешь наконец, что произошло?
Она сполоснула липкие руки в соленой воде и отошла к лабораторному столу, притворяясь, будто ищет гель из алоэ. По правде говоря, ей хотелось побыть несколько мгновений наедине с собой, но когда Джарен заговорил, Кива повернула обратно.
– Я на обеде ввязался в небольшую стычку с заключенной, которая уверяла, будто она твоя старая знакомая, – как-то излишне беззаботно рассказал Джарен. – Мне не понравилось, как она о тебе отзывается, а ее друзьям не понравилось, что я попросил ее прекратить. Слово за слово, а потом и слов не осталось, только кулаки.
Кива как раз направлялась к Джарену, но замерла на полпути.
– Пожалуйста, скажи, что ты сейчас пошутил, – прохрипела она.
Джарен указал на свое лицо.
– А что, похоже?
– Это ведь была Креста, – безэмоционально отчеканила Кива.
– Рыжие волосы? Татуировка со змеей? – перечислил Джарен. Когда Кива кивнула, он продолжил: – Она самая. Поговорить-то любит, а вот как до драки дело дошло – так сразу и след простыл.
Это Кива и без Джарена знала. Креста славилась умением взбаламутить воду и улизнуть, пока другие за нее делают всю грязную работу; сама же она всегда выходила сухой из воды. Чудо, что Джарена и того, с кем он подрался, не отправили в Бездну. Или на виселицу.
– Ты такой идиот, – прошипела Кива. Громко топая, она подошла к Джарену. Ей понадобилась вся лекарская подготовка, чтобы как можно мягче намазать гелем алоэ его подбитый глаз и не задеть припухшие области.
– И это вся благодарность за то, что я твою честь защищал? – возмущенно выпалил Джарен. – Ты бы слышала, как она тебя называла!
– Залиндовская сука? Бессердечная резчица? Принцесса смерти? Лекарская потаскушка? Тюремная пи…
– Да, – глухо перебил Джарен; щека у него дергалась. – И многое другое.
– Поверь мне, я все слышала. – Кива наложила еще геля. – Но я почему-то не ввязываюсь из-за этого в драки. Особенно с тюремными мятежниками. Боги, ты о чем думал?
– Тюремными… – Джарен выругался. – Ты серьезно?
– Как сама смерть, – бесчувственно ответила Кива. – И именно она, кстати, тебя и ждет, если они вдруг вздумают повесить мишень у тебя на спине.
Джарен глухо признался:
– Я не знал, кто они такие.
– Креста – их глава, – сообщила Кива. Джарен снова выругался. Кива перевела взгляд на Тильду и добавила: – Тебе повезло, что у них есть сейчас заботы поважнее, иначе бы после драки ты не у меня оказался, а в морге.
На мгновение зазвенела натянутая тишина, прежде чем Джарен тихо спросил:
– Тебя разве не трогают их слова? Не только Кресты, но и всех остальных? Тебе не больно?
– Это просто слова, – ответила Кива, стараясь не замечать, как закололо сердце. Конечно, больно! Кому захочется, чтобы тебя называли сукой или потаскухой – да любым из тех прозвищ, которыми последние десять лет одаривали ее другие заключенные?
– Это не просто слова, – возразил Джарен. – Это подлая и лживая клевета, и ты не заслуживаешь подобного отношения от этих бессовестных грубиянов. Ты тут ночами не спишь, пытаясь им помочь, и Кресте в том числе. Как минимум они бы могли не оскорблять тебя на людях.
Закончив с гелем, Кива отступила назад и сказала:
– По-моему, это мне решать.
Джарен нахмурился:
– Что?
Кива указала на себя пальцем:
– Они говорят все это обо мне. Так что, наверное, мне решать, наказывать их или нет? Или ты думаешь, я бы велела тебе побить их, только чтобы преподать наглядный урок?
Золото в глазах Джарена гневно сверкнуло на фоне голубой радужки.
– Тебя там не было.
– А тебя не было здесь последние десять лет, – парировала Кива. – Ты правда думаешь, что я за столько времени еще не научилась с этим справляться? Что я не пыталась им как-то отвечать и не пришла к выводу, что от этого становится только хуже?
Джарену хватило совести принять виноватый вид, так что Кива смягчилась:
– Я, конечно, тронута, что тебя так расстроили их слова, но вступаться за меня не надо. Я здесь далеко не первый день и уже давным-давно поняла, что лучше всего игнорировать их и притворяться, будто их слова меня не задевают. Они могут говорить, что вздумается; девять человек из десяти все равно потом извинятся, когда придут ко мне в лазарет с какой-нибудь болезнью или раной и поймут, что больше им никто не поможет. Нет, – подчеркнула она, – если они не извинятся, я все равно их вылечу… Но когда они собственными глазами видят, что на самом деле я о них забочусь, они перестают вымещать на мне злобу. Только и всего, Джарен. Они злы, расстроены, подавлены и чувствуют себя беззащитными, как и все мы. Просто направляют эмоции не в то русло.
Несколько долгих мгновений Джарен молчал, потом спрыгнул с кушетки и спросил:
– Полагаю, Креста не из тех девяти человек?
Даже подтверждать это не было нужды, хотя Кива все же предупредила:
– Она опасна. Если хочешь послушать меня, держись от нее подальше.
– Я всегда хочу тебя слушать, Кива.
Джарен сказал это так тихо и значительно, что Кива невольно посмотрела ему в глаза и встретилась с твердым взглядом.
Они оба замолкли, глядя друг другу в глаза и осмысливая, что только что друг от друга услышали. Джарен первым нарушил молчание, и в его голосе звучала вина:
– Извини, что повел себя как настоящий дикарь. Больше этого не повторится. – Он, не отрывая от Кивы взгляда, продолжил: – И чтобы ты знала, я не считаю тебя беспомощной девой в беде, которую непременно надо спасать. Я никогда не встречал никого сильнее тебя. Ты не только провела в этой тюрьме десять лет и выжила, ты раз за разом жертвуешь собственными интересами ради других, даже – и особенно – ради тех, кто твоей помощи не хочет. Так что ты права, за тебя вступаться не надо. – Джарен шагнул к ней и хрипло закончил: – Но… если ты позволишь, я бы хотел быть рядом, пока ты будешь с ними сражаться.
В ушах Кивы громко стучал пульс. Бабочки порхали в животе, разряды тока бегали по коже. Она не представляла, как ответить, и едва могла соображать: так ее поразило его заявление.
Осторожно. Осторожно. Осторожно.
Это были слова не ее отца, не матери, не кого-либо еще. И не воспоминание. Эти слова Кива твердила сама себе. Ее единственным правилом в Залиндове было не заводить друзей, потому что в конце концов она практически всегда их теряла. А Джарен… Кива не была уверена, чего он хочет: дружбы или чего-то большего, однако эту черту Кива все равно не могла – и не хотела – пересекать. Сколь громко бы ни билось ее сердце, каким бы взглядом он на нее сейчас не смотрел в ожидании ответа, она не могла позволить себе никаких исключений.
– Я…
Слова «Извини, я не могу» уже были готовы сорваться с ее губ, но в этот момент в лазарет ворвался Типп. Следом за ним вошла и Наари, и Кива отшатнулась от Джарена. Запустив дрожащую руку в волосы, она на трясущихся ногах подошла к лабораторному столу.
Она не смела вновь взглянуть на Джарена, ни когда Типп попросил его помочь с загоном для крыс, ни когда Джарен тихо согласился и спросил, какие материалы у них для этого имеются. Мысли в голове Кивы метались, метались, метались, пока она не почувствовала легкое как перышко прикосновение к руке и не подпрыгнула; обернувшись, она увидела, что к ней бесшумно подошла Наари.
– Ты как, в порядке? – одними губами произнесла надзирательница, словно понимая, что Кива сейчас не хочет привлекать лишнее внимание.
Кива чуть было не кивнула, но после целого дня, проведенного с Наари вместе, не смогла ей соврать. Тогда она честно покачала головой и задержала дыхание в ожидании, что надзирательница сделает. Однако Наари только посмотрела на нее, на Джарена, и, понимающе улыбнувшись, снова беззвучно произнесла:
– Все будет хорошо.
И Кива ей поверила, по большей части потому, что ради собственного спокойствия решила забыть о сегодняшнем разговоре с Джареном, словно его никогда и не было.
Глава восемнадцатая
На следующее утро Кива собиралась вместе с Наари отправиться за образцами на фермы, но, во-первых, с утра надзирательница не пришла в лазарет, а во-вторых, нечто куда более серьезное заставило Киву забыть обо всем.
Тильда перестала дышать.
Им повезло, что Типп как раз проходил мимо ее койки, когда у нее начались судороги; повезло, что Кива проверяла пациентов на карантине и успела быстро прибежать на крик Типпа; повезло, что ей удалось с помощью закрытого массажа сердца откачать Тильду.
Когда состояние женщины стабилизировалась, Кива уже насквозь промокла от пота, отчасти от страха, отчасти от того, как ревностно она боролась за жизнь Тильды. Типпа трясло, а лицо у него было бледное, как маковое молоко, которым Кива напоила Тильду в надежде, что препарат позволит ей расслабиться и убережет от очередных судорог.
– Что э-это было? – От пережитой паники Типп чуть ли не кричал.
– Не бойся, такое случается, если человек очень долго болеет, – заверила его Кива, мягко усаживая на стул, пока Типп не упал. – Мне стоило тщательнее за ней следить.
По правде говоря, Кива совершенно не представляла, почему у Тильды остановилось сердце, так как она до сих пор не знала, чем Мятежная королева больна. Возможно, то, что Кива сказала Типпу, было правдой, а может, Тильда постепенно, день за днем ускользала от них.
Не дай ей умереть.
Кива никак, никак не могла вылечить Тильду; могла только обеспечить ей комфорт и защитить от неизбежной гибели в испытаниях, второе из которых было назначено на завтра. Но думать о нем сейчас Кива не могла: у нее перехватывало дыхание и сковывало грудь от одной только мысли о том, что ее ждет. Один час сменял другой, а точно она знала только одно: ее семья с мятежниками до сих пор не пришла, и неясно было, получили ли они Кивину записку, поняли ли, как мало у нее времени. Все больше и боль