– Давай-ка посмотрим, что у нас тут, – со всей возможной беспечностью проговорила она и нежно приложила пальцы к его коже.
Джарен зашипел, и Кива, резко отдернув руку, озабоченно на него посмотрела. Она едва к нему прикоснулась.
– Извини, у тебя просто пальцы холодные, – пристыженно объяснил Джарен. Выглядел он не менее смущенным.
Кива бы рассмеялась, не чувствуй она себя настолько ранимой после всего, что они только что обсудили.
– Не все, знаешь ли, умеют огонь из рук пускать, – съязвила она, но все же потерла ладонями друг о друга, прежде чем снова дотронуться до Джарена.
Как можно осторожнее она надавливала на синяки, чтобы определить, могут ли они чем-нибудь грозить. Вопреки всему Киве не хотелось причинять Джарену боль, и сердце ее сжималось каждый раз, когда она нажимала слишком сильно и у него учащалось дыхание или сжимались мышцы.
Кива понятия не имела, кто из них радовался больше, когда в конце концов она отсела и объявила:
– Несколько трещин в ребрах, но думаю, внутреннего кровотечения нет. Но мы за тобой на всякий случай присмотрим.
– То есть ты не оставишь меня здесь одного умирать?
Он шутил, но в его глазах Кива заметила искру беспокойства. Вряд ли он волновался, что она на самом деле бросит его в подобном состоянии – скорее задавался вопросом, не согласится ли Кива с обиды с его предложением.
Кива не стала его обнадеживать.
– Наклонись вперед. Посмотрю твою спину.
– Все хо…
– Если ты скажешь «все хорошо», я тебя и вправду здесь оставлю.
Джарен мгновенно наклонился, и Кива задрала ему рубаху еще выше. При виде его спины ее сковал лед и вместе с тем внутри разгорелось пламя. Даже после двух недель широкие глубокие раны затянулись лишь частично. То, что натворил Мясник… раны, которые он нанес Джарену…
– Понемногу заживают, – выдавила Кива, пытаясь задушить в себе гнев. И чувство вины. Она провела пальцами по одному из рубцов, и Джарена пробрала дрожь. – Однако, похоже, все еще болят.
– Оно того стоило, – тихо произнес Джарен, отчего сердце Кивы подпрыгнуло. Прочистив горло, Джарен добавил: – Но да, ощущения от них не самые приятные. Особенно когда ходишь.
Он не стал упоминать о том, что им обоим и так было прекрасно известно: последние побои Мясника только усугубили боль.
Помочь ему Кива никак не могла и уже собиралась опустить рубаху, как вдруг под свежими ранами заметила один из старых шрамов. Чтобы хоть как-нибудь отвлечься от разъедавших ее чувств по поводу новых ран, Кива коснулась пальцем старой. Джарена снова бросило в дрожь, но когда Кива подала голос, он застыл:
– Ты говорил, это сделал кто-то из твоих близких.
Джарен отодвинулся от нее и сам опустил рубаху.
– Забудь, что я говорил.
Забыть?
Забыть?
Он же наследник престола, один из самых охраняемых людей во всем королевстве. А его кто-то избивал. Третировал. И Джарен ей предлагает об этом просто забыть?
– Нет, правда, – твердо уверил Киву Джарен, увидев выражение ее лица. – Давай не будем об этом.
Глаза Киве застила красная пелена.
– «Не будем об этом»? – повторила она. В ней снова закипал гнев. – Ты готов рассказать мне о своей магии, своем титуле, своих тайнах и запретных планах, но не об этом?
Джарен молчал.
Все с нарастающей яростью Кива ткнула ему пальцем в лицо:
– После всего, через что мы с тобой прошли! После Ордалий, после этих богами проклятых отравлений, о которых, как обещала Наари, твоя семья позаботится, после всего этого ты хочешь, чтобы я…
– Хорошо, хорошо! Это была моя мать! – крикнул Джарен.
Его слова эхом пронеслись по тоннелю, и Кива отшатнулась.
Его избивала королева? Эти шрамы у него от руки королевы Арианы?
Огонек вспыхнул, словно откликаясь на душевные муки Джарена.
– Она… это все… – Он прервался, выругался, провел рукой по лицу и поморщился от боли, когда натянулись мышцы у него на животе. Глубоко вдохнув, Джарен попытался заново: – На самом деле это не она. Это все ангельская пыль. У мамы с ней проблемы, она периодически принимает слишком много. И слишком часто. В такие моменты она забывает себя, путается, теряет над собой контроль.
Киву захлестнуло сочувствие, заглушившее ее ярость. Всю ее ярость.
Она не могла поверить собственным ушам, но Джарен, очевидно, не лгал. Это объясняло и его нелюбовь к маковому молоку и любым другим лекарствам, вызывающим привыкание. Он видел, что может произойти, если применять их неправильно. Почувствовал на своей шкуре. Жил со шрамами.
Кива открыла рот, чтобы что-то сказать – хоть что-нибудь, – но Джарен ее опередил:
– Пожалуйста, – отрывисто сказал он, – не смотри на меня так. У тебя такой взгляд, точно ты считаешь меня сломленным.
Но Кива не считала Джарена сломленным. Наоборот, ей подумалось, что он один из сильнейших людей, кого она когда-либо встречала.
И это ее пугало.
– Пойдем, – поднялась она на ноги и протянула ему руку. – Пора идти.
Джарен вылупился на ее пальцы так, словно те могли его укусить.
– Ты ничего не сказала.
– Только что ведь, – не поняла Кива. – Я сказала, что нам пора…
– О моей матери. И шрамах.
Кива посмотрела на него сверху вниз.
– А ты хочешь что-то услышать? – спросила она. – Хочешь, я скажу, что мне жаль, что тебе пришлось через это пройти? Что я и представить не могу, как тебе было тяжело? Что я считаю невероятным то, что ты можешь отделить наркотик от человека и все еще любишь свою мать и готов ее защищать?
Джарен тяжело сглотнул.
Кива поднесла ладонь ближе, и в этот раз Джарен взялся за нее и позволил Киве поднять его на ноги. Он покачнулся от боли, и Кива машинально обхватила его руками, чтобы не упал.
– Я, конечно, могу все это сказать, но думается мне, ты и сам это знаешь. По крайней мере я надеюсь на это. – Она примолкла, но заставила себя закончить: – Еще могу сказать, что если ей до сих пор никто не помог, тебе нужно этим заняться.
Чтобы восстановить равновесие, Джарен обхватил талию Кивы, но как только она договорила и начала отстраняться, он притянул ее обратно и крепко обвил руками.
– Спасибо, – услышала она его огрубевший от волнения голос.
Кива не знала точно, за что он ее благодарит – за отсутствие жалости, которой Джарен так боялся, или за предложение найти матери помощь. В любом случае, сердце у нее чуть ли не выпрыгивало из груди от его близости, от того, как уютно она себя чувствовала в его объятиях, несмотря на бушевавшую в ее душе войну из-за того, что она знала о нем и о себе.
Однако она все же позволила себе насладиться этой слабостью. На целое мгновение Кива растворилась в Джарене, закрыла глаза, обняла его в ответ.
А потом вспомнила о его ранах.
Джарен не издал ни звука боли, но он так крепко ее к себе прижимал, что у Кивы не было сомнений: у него разболелась не только спина, но и треснувшие ребра. Поэтому она мягко выпуталась из его объятий и, взглянув ему в глаза, спросила:
– Лучше?
Джарен смущенно улыбнулся:
– Лучше.
– Хорошо, – Кива небрежно кивнула, словно сердце у нее в груди не колотилось в три раза быстрее положенного. – Так что ты там говорил? Кажется, что Руку не стоило отправлять тебя вниз?
– Ах, точно, – он потер подбородок.
Похоже, Джарену было не по себе, но вряд ли это было как-то связано с их объятиями. Джарен никогда не стеснялся проявлять к ней нежность. С другой стороны, он был принцем. Женщины наверняка падали к его ногам. От одной только мысли об этом Киве стало так неприятно, что она наморщила нос, и Джарен, отвлекшись от того, что собирался сказать, удивился:
– Почему ты так на меня смотришь?
Киве не хотелось признаваться, о чем она думала, так что, быстро поразмыслив, она нашлась с ответом:
– Я только что поняла, что не знаю, как к тебе обращаться. Джарен? Деверик? Что там велит этикет?
На этот раз нос наморщил Джарен.
– Ненавижу, когда меня называют Девериком. Всегда ненавидел. Мое второе имя Джарен, меня так зовут и друзья, и семья. И ты меня тоже так называй, – подчеркнул он.
– Не принц Джарен? – спросила Кива.
– Нет, просто Джарен.
– Тогда «ваше высочество»?
У него вытянулось лицо:
– Точно нет.
– Ваша светлость?
– Я не герцог.
– Ваше превосходительство?
– И не лорд.
– Ваше величество?
– Пожалуйста, хватит.
Кива поверить не могла, что едва сдерживает смех после столь серьезного разговора. Но выражение лица Джарена…
– Ладно, больше не буду, – согласилась она. – Но только потому что не хочу оказаться в тюрьме. – Кива приложила палец к губам. – Ой, погоди-ка.
– А ты смешная, – с каменным лицом сообщил ей Джарен, но глаза его засияли по-новому, и Киву это успокоило. – И чтобы ты знала, я никогда никого в тюрьму не сажал. А после того, как оказался здесь сам… – Он содрогнулся. – И не посажу. По крайней мере до тех пор, пока здесь все серьезно не реорганизуют. Все должно измениться. – Тихо, словно давая обещание самому себе, он проговорил: – Все изменится.
Киве хотелось ему верить. Правда хотелось. Но из сердца тоннелей ему своих добрых намерений не осуществить.
– Давай-ка ты свой захват тюрьмы будешь планировать после того, как мы отсюда выберемся? – предложила она.
– Ты права, – согласился Джарен. – Я собирался рассказать, почему Руку не стоило посылать меня вместе с тобой.
– Я вся внимание, – заверила его Кива. Она заметила, что Джарен снова начал покачиваться, и после недолгих раздумий поднырнула к нему и осторожно обвила рукой его за талию. Кива знала, что Джарену будет больно, но если она не поможет ему идти, вряд ли они выберутся из тоннелей.
– Надеюсь, ты понимаешь, что большую часть сегодняшнего разговора пересказывать никому нельзя, – сообщил он.
– Само собой разумеется, – чуть не закатил глаза Кива.
Некоторое время Джарен молчал, словно сомневался, стоит ли открывать перед ней завесу тайны. Наконец он произнес: