Служащий отвязал коней, дал им напиться. Когда мы уже привязали к седлам сумки, полукровка принес два кожаных увесистых мешка.
– Здесь провиант и вода каждому на сутки, – сказал он, – не знаю, зачем вам вглубь Даэры, но желаю удачи.
Мы тронулись, стараясь выбирать безлюдные места.
– Ты говоришь так, словно и правда знаешь, куда нам нужно, – сказала я, когда мы въехали в прозрачную рощу.
– Знаю. Пока ты примеряла колготки и услышала, что нас собираются убить, я беседовал с продавцом. И узнал новый слух – император Кайтон, когда узнал, что сотворили с его матерью, сам полетел в Гардию, разорил королевский дворец и лично забрал какой-то артефакт, бывший предметом гордости сэлонимов Приграничья.
– Святыня Магики! – ахнула я.
Значит, это я самого императора видела. Жаль, не разглядела. Со спины – дракон и дракон. Правда, в голосе и правда чувствовалось небывалое величие. Особенно, когда он велел оставить меня в покое. Будто даровал жизнь и имел на это право.
– До этого я сомневался, что артефакт точно доставили во дворец. Думал, возможно он пока что в одном из военных лагерей или в сокровищницах, куда солдаты почестнее стаскивают трофеи. Но раз Кайтон сам забрал артефакт, значит нам без всяких вариантов нужно в сердце Даэры. К великим драконьим горам.
Драконы предпочитают жить на высоте, строят свои замки в горах. Дворец императора – не исключение. Расположен он так, чтобы бескрылым до него добраться было невозможно.
Рабов и прислугу из сэлонимов доставляют туда по воздуху. С этой целью изготавливают огромные деревянные короба, к которым крепятся длинные жерди. Получается что-то вроде крытых носилок. Внутрь набивается народ. И драконы-прислужники императора хватаются за жерди и поднимают короб на посадочную площадку дворца.
Там уже распределяется, кого куда – на кухню, в уборщики или для прочих хозяйственных надобностей.
– Наверняка, в ближайшее время среди рабов его императорского величества будет пополнение, – сказал Хаур, – и нам надо попасть в одну из переносок. Даже если придется подкупить драконов-доставщиков твоими драгоценностями. Ты будешь первой принцессой, Адела, которая заплатит за то, чтобы ее взяли в рабыни.
ГЛАВА 5. Кайтон Даэрд. Сыновья скорбь
Кайя угасала.
Ее кожа стала пепельной, словно золой присыпана. На щеках появились черные пятна. Дракон при смерти выглядит именно так.
Я смотрел на нее, и в груди моей поднималась ярость.
Нет ничего хуже для владыки мира, чем чувствовать свое бессилие. Есть вещи, которые ни купить, ни завоевать.
– Мы можем только молиться, великий император, – лекарь Райко Наирн скорбно поджал губы. Мне захотелось его убить. Выпустить кишки и поджечь. Но я понимал, что этот гнев направлен вовсе не на целителя, а на саму ситуацию. И держался.
– То есть, ты считаешь, Райко, что работа лекарей закончилась и пришло время жрецов? – спросил я, сам удивившись тому, как звучит мой голос.
Кайя была без сознания третий день.
– Надежды на целебную магию нет, – подтвердил Наирн, – верховная дерра уходит от нас.
Я закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не спалить все вокруг.
Приграничье и так выжжено, Гардия лежит под собственными обломками, а король Матиас Атейн объявлен в моей империи преступником, как и все члены его семьи. Любой Атейн подлежит смертной казни на центральной площади Даэры.
Заговоренная магическая стрела пробила грудь моей матери, когда она была в человеческом облике.
Слабой, хрупкой оболочке.
Острый наконечник, смоченный ядом, прошел рядом с сердцем, ломая ребра и протыкая легкие.
Кайя выдыхала кровь и пену.
Сейчас в ней все еще теплилась жизнь, благодаря усилиям армии лекарей. А я на них еще и злился, за то, что не могут достать драконицу с того света.
– Оставь меня с ней одного, – приказал я Райко.
– Повинуюсь, великий, – склонился лекарь передо мной. И вышел, пятясь так, чтобы не повернуться ко мне спиной, проявив тем самым неуважение.
Но я бы сейчас не обратил внимания на эти условности.
Глаза Кайи закрыты, они не открывались с тех пор, как на мать напали. Иногда под веками перекатываются белки, словно Кайя что-то видит, наблюдает скрытые миры демиургов.
Но по большей части лицо матери неподвижно, застыло словно маска.
Как же это пугает.
Внутри огромного, жестокого императора драконов начинает биться и голосить крохотная ящерка.
Ящерка. Так она меня называла в моем далеком детстве. Пока можно было с будущим властителем обращаться как с ребенком.
Кайя брала меня на руки, сажала на колени, прижимала к себе так, что я слышал стук ее сердца. И говорила со мной, ласково, нежно.
Память драконов устроена так, что мы не забываем ничего, начиная с третьего года жизни.
Слова, ощущения, запахи и свои на них реакции.
Мы просто запираем это под броней своего огромного, чешуйчатого тела.
Сейчас, глядя на отходящую в небесные горы Кайи, я снова стал вдруг ребенком.
В уголках глаз закипели позорные, не дозволенные правителю слезы.
Сердце застучало, как было лишь однажды. Когда по приказу отца-императора меня бросили в бесконечно глубокий каменный мешок.
Это была часть инициации, положенной шестнадцатилетнему дракону, по венам которого течет кровь демиургов.
Расшибись о камни или обратись в первый раз.
Я тогда справился.
Смогу ли сейчас?
Я видел смерть не раз и лишал жизни сам, на поле боя.
Отдавал приказы, отправляя на казнь предателей и преступников.
Проводил в последний путь в долину вечной памяти своего отца.
Но сейчас чувствовал боль, какой не было раньше.
Опустившись без сил у ложа умирающей, я хрипло позвал ее:
— Мама!
И ящерка забегала внутри, сгорая в огне собственной скорби.
Вдруг холодная рука матери, которую я держал в своей, крепко сжала мои пальцы.
Губы матери не двигались, но ее голос, тихий, невнятный, прошелестел:
— Верь, Кайтон. Это не конец. Это новый этап.
И тут же пальцы Кайи вновь расслабились.
Неужели мне это показалось?
Выйдя из опочивальни Кайи, я несколько мгновений собирался с мыслями.
– Император, может, сжечь их дотла? – услышал я голос Сиура, своего оруженосца. Молодой дракон смотрел на меня преданными глазами, стараясь не пропустить ни одного движения, взгляда, слова. Он был полон энтузиазма и решимости мстить. Лет сорок назад я сам был таким же. Готовым действовать раньше, чем думать. Но став правителем, изменился.
– Они получат соразмерное наказание, Сиур, – сказал я помощнику и проследовал к себе.
Мне никого не хотелось видеть.
Сейчас я просто спрячусь в своих комнатах, чего обычно не позволяю себе в середине дня.
Рванув на себя дверь в покои, я опешил.
В гостиной никого не было, однако из спальни слышались какие-то звуки. Кто там может быть?
Любая уборка проводится под присмотром охраны, поскольку грязную работу делают сэлонимы-невольники. От них не стоит ждать верности драторинов. Люди не способны на глубокие чувства, живут слишком мало, ничтожные полтора века, и не успевают даже оценить ценность бытия, легко меняют интересы и переходят из одного лагеря в другой. Поэтому среди моих союзников никогда не будет сэлонимов.
Из-под моей кровати торчал девичий зад, обтянутый линялой юбкой.
Формы привлекательные, угадываются длинные стройные ножки, грубые башмаки не в состоянии скрыть изящные маленькие ступни.
Что она здесь выискивает?
– Служанка?! Что ты делаешь в покоях повелителя в неурочный час? – я одним прыжком преодолел разделяющее нас расстояние.
Императора драконов сложно вывести из себя. Но сейчас, когда в груди моей бушевала смесь гнева и скорби, я готов был взорваться.
Обхватив тремя пальцами запястье, такое тоненькое, что кажется, сейчас сломается, я дернул ее руку.
Светловолосая оборванка, стоявшая на коленях, подняла голову.
И глаза ее не могли принадлежать нищей невольнице. Это были глубокие озера, в которых утонули небеса.
Длинные, черные ресницы делали взгляд еще более пронзительным. Высокий, чистый лоб, на который падает прядь золотистых волос. Ровный нос мог бы принадлежать благородной особе. Губы словно выполнены резцом лучшего скульптора.
Волосы спутаны, а на щеке пыль, и кажется, сажа. Но и это ее не портит.
Осознав, что стою и разглядываю непонятную девицу, вероятно, рабыню из новых пленных, я грозно потребовал:
– Отвечай, недостойная!
– Пришла прибраться, у вас тут пыль. Вот.
Лазутчица выставила палец, демонстрируя мне найденный под кроватью ошметок грязи.
Действительно, гадость.
– Ты носом грязь, что ли, вытирала? – спросил я и поднял ее. Высокая для сэлонимки, почти как драконица.
Голос сильный, ясный, в нем не чувствуется испуга. Она еще и дерзить мне посмела, воображая, что я приму ее смирение за чистую монету. На самом же деле издевается.
– Ради императора могу и волосами все это непотребство смахнуть!
– Сегодня не нужна уборка, я никого не звал. Тем более… сэлонимку.
Сэлонимка. Представительница расы, убившей Кайю.
– Ты хотела забраться в мою постель, недотёпа? – поинтересовался я, чувствуя, что гнев все больше затапливает мое нутро. Хотелось сделать ей больно. Чтобы ясные озера ее глаз замутила такая же скорбь, как моя.
– Я не против хорошеньких девиц на моем ложе. Если тебя отмыть и причесать, возможно, ты и станешь пригодна, чтобы ублажить императора. Хотя бы на один раз.
Она отпрянула, словно я влепил ей пощечину. Но я все еще держал ее руку и слишком отстраниться не вышло. Что там на глубине ее озер, неужели ярость?
Для безродной служанки странное поведение.
Кто она и что здесь делает?
Мой взгляд помимо воли скользнул по ее телу. Высокая, пропорционально сложена. Стройная, но не худышка. С такой приятно оказаться в одной постели. Но сейчас и думать не хочется о женских ласках. Разве чтобы отвлечься, отключить на время мысли о поглощающем меня горе.