Марлен приподнимает голову с матраса и улыбается мне во все зубы.
— Эй, Трис! — говорит она. — Добро пожаловать. Что такое, Линн?
— Не пошлешь девчонок за одеждой? — говорит Линн. — Только не рубашки. Джинсы, белье, ботинки?
— Конечно, — кивает Марлен.
Я кладу нож рядом с матрасом.
— О какой «детской чуши» ты упоминала? — спрашиваю я.
— Про дивергентов. Люди с особыми способностями мозга? Ладно, а?
Она пожимает плечами.
— Знаю, что ты в нее веришь, но я — нет.
— Тогда как ты объяснишь мне способность сохранять осознание во время симуляций? — спрашиваю я. — Или вообще не поддаваться им?
— Думаю, лидеры фракций выбирают людей случайным образом и испытывают на них другие симуляции.
— Зачем им это?
Она машет рукой.
— Отвлекающий маневр. Все озабочены дивергентами, как моя мама, и перестают обращать внимание на остальное. Другой способ контроля сознания.
Она оглядывает меня и топает носком по мраморному полу. Интересно, помнит ли она, как сама была под контролем сознания. Во время симуляции.
Я так сосредоточилась на том, что случилось с альтруистами, и совсем забыла о лихачах. Сотни людей очнулись и узнали, что на них легло черное клеймо убийц. Но они совершали преступления не по своей воле.
Я решаю не спорить с ней. Если она хочет верить в заговор властей, не уверена, что я смогу ее переубедить.
— Я принесла одежду, — говорит Марлен, подходя к нашим матрасам. У нее стопка черной одежды размером с ее грудную клетку, и она с гордостью отдает ее мне.
— Я даже твою сестру на чувство вины пробила, Линн. Она три платья отдала.
— У тебя сестра есть? — спрашиваю я Линн.
— Ага. Ей восемнадцать. Была на инициации вместе с Четыре.
— Как ее зовут?
— Шона, — отвечает она и смотрит на Марлен. — Я сказала ей, что платья нам теперь не скоро понадобятся, но она, как обычно, не слушала.
Я вспоминаю Шону. Она была среди тех, кто ловил меня на спуске с небоскреба.
— Драться в платье было бы легче, — говорит Марлен, постукивая пальцами по подбородку. — Ногами махать проще. Кому какая разница, если ты посверкаешь перед врагами нижним бельем, если ты им заодно наваляешь?
Линн умолкает, видимо, понимая, что это умно, но не желая признаваться.
— А насчет посверкать нижним бельем? — спрашивает Юрайя, обходя матрас. — Я всегда «за».
Марлен тыкает его кулаком в руку.
— Мы ночью собираемся залезть на «Хэнкок Билдинг», — говорит Юрайя. — Вам надо идти. В десять.
— Спуск по тросу? — спрашивает Линн.
— Нет. Наблюдение. Мы слышали, что у эрудитов свет целую ночь горит, так будет проще заглядывать в окна. Посмотреть, что они там делают.
— Я иду, — говорю я.
— Я тоже, — откликается Линн.
— Что? Ой, я тоже, — произносит Марлен, улыбаясь Юрайе. — Надо еды взять. Пошли?
— Конечно, — подытоживает он.
Марлен машет рукой, и они уходят. Обычно она слегка подпрыгивает, будто все время спотыкается. Но сейчас ее шаги более плавные, красивые, но лишенные той детской радости, которую я всегда в ней замечала. Что с ней случилось, когда она была под действием симуляции?
Линн сжимает губы.
— Что? — спрашиваю я.
— Ничего, — отрезает она. Качает головой. — Просто они куда-то идут, одни, на ночь глядя.
— Похоже, ему понадобится помощь всех его друзей, — говорю я. — Вся эта штука с Зиком, и все такое.
— Ага. Что за кошмар. Вот он был с нами, и тут…
Она вздыхает.
— Без разницы, как долго ты учишь человека быть храбрым… Ты никогда не узнаешь, чему он научился, пока не произойдет что-то серьезное.
Она внимательно смотрит на меня. Я никогда не замечала, какие у нее странные глаза. Карие, с золотом. Сейчас у нее уже немного отросли волосы, и еще я подмечаю изящный нос, полные губы… Она потрясающая, хотя и не старается такой выглядеть. Я ей завидую, но потом понимаю. Линн, должно быть, терпеть этого не может. Именно потому и побрила голову.
— Ты храбрая, — говорит она. — Но ты сама в курсе. Но я хочу, чтобы ты знала — я так считаю.
Она делает мне комплимент, но у меня все равно складывается ощущение, что она сказала какую-то гадость.
— И не профукай, — добавляет Линн.
Спустя пару часов после того, как я перекусила и вздремнула, я сижу на краю матраса и меняю повязку на плече. Снимаю футболку, оставаясь с голым торсом. Вокруг куча лихачей, которые переговариваются и смеются. Я едва заканчиваю мазать рану, когда слышу взрыв смеха. Юрайя бежит по проходу между матрасами, закинув на плечи Марлен. Ее лицо раскраснелось, и она машет рукой, когда он проносит ее мимо.
Линн, сидящая на соседнем матрасе, хмыкает.
— И как он только может флиртовать?
— А что ему, ходить, волоча ноги и хмурясь? — усмехаюсь я, прижимая повязку к ране. — Может, тебе стоило у него поучиться.
— Еще чего, — фыркает она. — Ты все время хнычешь. Пора называть тебя Беатрис Прайор, королевой трагедий.
Я встаю и тычу ей в руку кулаком, сильнее, чем в шутку, но слабее, чем в настоящей драке.
— Заткнись, — говорю я.
Даже не глядя на меня, она сводит мой удар на нет.
— Я не собираюсь слушаться Сухарей.
Но я вижу, что она слегка улыбнулась.
— Готова? — спрашивает Линн.
— Куда собрались? — произносит Тобиас, проходя между матрасами и становясь в проходе. Я весь день с ним не разговаривала и не знаю, чего ожидать. Будет ли наше общение таким же стесненным или вернется к нормальному?
— На верхушку «Хэнкок Билдинг», за эрудитами следить, — отвечает Линн. — Хочешь с нами?
Тобиас кидает на меня многозначительный взгляд.
— Нет, у меня еще здесь дела есть. Будьте поосторожнее.
Я киваю. Я знаю, почему он не хочет идти. Тобиас любой ценой избегает высоты. Он касается моей руки, на мгновение меня придерживая. Я напрягаюсь. Он не прикасался ко мне со времени нашей ссоры. Он отпускает мою руку.
— Еще увидимся, — невнятно бормочет он. — Не наделай глупостей.
— Спасибо за доверие, — хмурюсь я.
— Я не это имел в виду, — говорит он. — В смысле не давай другим наделать глупостей. Они тебя послушаются.
Он наклоняется ко мне, будто хочет поцеловать, но в последний момент решает этого не делать и прикусывает губу. Мелочь, но все равно выглядит, как отчуждение. Стараясь не смотреть ему в глаза, я бросаюсь следом за Линн.
Мы идем по коридору к лифтам. Лихачи уже разрисовали стены цветными квадратами. Для них жилище правдолюбов — лабиринт, и они хотят нормально ориентироваться в нем. Я пока знаю дорогу только к самым основным местам — спальням, кафетериям, вестибюлю и месту допросов.
— Почему люди ушли из района Лихачества? — спрашиваю я. — Ведь там нет предателей, так?
— Нет, они у эрудитов. А в нашем районе больше всего камер наблюдения, — отвечает Линн. — Скорее всего у эрудитов есть к ним доступ, а искать камеры можно до бесконечности. Поэтому мы решили лучше просто исчезнуть.
— Умно.
— С нами бывает.
Линн тыкает пальцем в кнопку первого этажа. Я гляжу на наши отражения в зеркалах на дверях. Она выше меня ростом на пару дюймов, но, несмотря на свободные штаны армейского покроя и рубашку, видно, что у ее тела все изгибы и выпуклости в полном порядке.
— Что? — осведомляется она.
— Зачем ты побрила голову?
— На инициации, — отзывается она сразу. — Я без ума от Лихачества, но парни из нашей фракции не рассматривают девушку в качестве серьезного соперника. Мне это надоело, и я решила, что надо выглядеть не совсем, как обычная девушка. Возможно, тогда они станут воспринимать меня по-другому.
— Тебе можно было бы использовать, что тебя недооценивают, в свою пользу.
— Ага, тогда потом? Прикидываться, что падаешь в обморок каждый раз, когда происходит нечто пугающее?
Линн закатывает глаза.
— Ты не думаешь, что я напрочь лишена достоинства или что-то вроде?
— Я думаю, что лихачи постоянно ошибаются, отказываясь хитрить, — произношу я. — Не всегда надо бить людям по мордам со всей силы.
— Может, тебе пора в синее переодеться, — отвечает она. — Если ты собираешься вести себя, как эрудит. Кроме того, ты поступила точно так же, только голову не брила.
Я выскакиваю из лифта прежде, чем ляпнуть что-нибудь, о чем буду жалеть. Линн отходчива, но и вспыльчива, как большинство лихачей. Как и я, за исключением того, что лишена первого качества.
Перед дверьми расхаживают несколько лихачей с большими ружьями, высматривая, не собирается ли кто вломиться. Рядом с ними стоят несколько человек помоложе. Юрайя, Марлен, Шона, сестра Линн и Лорен, которая готовила к инициации неофитов, выросших в Лихачестве, точно так же, как Четыре готовил перешедших из других фракций. Когда она поворачивается, ее проколотое сережками сверху донизу ухо сверкает в свете ламп.
Линн останавливается рядом с ними, и я наступаю ей на пятки. Она ругается.
— Какая очаровашка, — замечает Шона. Они не слишком похожи, за исключением цвета волос, каштанового, но у Шоны они до подбородка, как у меня.
— Да, это моя цель, быть очаровашкой, — отвечает Линн.
Шона обнимает ее за плечи. Странно видеть Линн вместе с ее сестрой. Видеть, что у Линн есть кто-то, с кем она держит связь. Шона бросает взгляд на меня, и ее улыбка пропадает. Она смотрит с тревогой.
— Привет, — говорю я, поскольку сказать больше нечего.
— Здравствуй, — приветствует она.
— О боже, мама тебе уже наговорила, так ведь, — говорит Линн, прикрывая лицо рукой. — Шона…
— Линн, заткнись немедленно, — рявкает Шона, напряженно глядя на меня. Так, будто я в любой момент могу на нее броситься. Или напасть, используя особые силы моего мозга.
— О, Трис, ты с Лорен знакома? — оглядев меня, спрашивает Юрайя.
— Ага, — отвечает Лорен прежде меня. У нее резкий и отчетливый голос, будто она хочет одернуть Юрайю, хотя, судя по всему, это естественная манера поведения. — Она прошла через мой пейзаж страха во время инициации. Так что знает меня лучше, чем следует.