— Не говорила она мне такого! — с жаром отвечаю я.
— Она солгала. Потому, что должна была. Беатрис, суть в том… твоя мать наверняка понимала, что не выберется живой из района Альтруизма, но хотела попытаться. Ради этих данных она была готова умереть.
Альтруисты всегда готовы пожертвовать собой ради других людей, друзей ли, врагов, если возникает соответствующая ситуация. Возможно, поэтому им трудно выжить в экстремальных ситуациях. Они не слишком-то много ценят в физическом мире.
Значит, если он не врет и моя мать действительно была готова умереть ради того, чтобы информация стала достоянием гласности… мне надо сделать все, чтобы добраться до цели, которой она не смогла достигнуть.
— Ты пытаешься мной манипулировать. Ведь так?
Тени скрывают его глаза, которые становятся похожи на темную воду.
— Тебе решать.
Глава 38
Я иду обратно к дому Итонов, не торопясь, старательно вспоминая, что мне говорила мама, когда спасла меня из бака с водой во время нападения на альтруистов. Она вроде бы следила за поездами, когда началась атака. Не знала, что буду делать, когда найду тебя. Но всегда желала спасти тебя.
Но, когда я восстанавливаю в памяти ее голос, слова начинают звучать по-другому. «Не знала, что буду делать, когда найду тебя», означает: «Не знала, как спасти одновременно и тебя, и файл». А другая фраза: «Но всегда желала спасти тебя» имеет такой смысл: «Всегда намеревалась спасти тебя».
Я трясу головой. Вдруг я просто манипулирую воспоминаниями? Это узнать невозможно. Все, что я могу теперь решить, это — верить Маркусу или нет.
Хотя он и поступал жестоко, наше общество нельзя поделить на «добро» и «зло». Жестокость не означает, что человек бесчестен, а отвага может быть у любого из нас. Маркус не хороший и не плохой, он — и то, и другое.
Ну, возможно, больше плохой, чем хороший.
Но вряд ли он лжет. Впереди я замечаю оранжевое пламя костра. Обеспокоившись, иду быстрее и вижу, что огонь горит в больших, в человеческий рост, чашах, стоящих на тротуарах. Между ними разместились лихачи и бесфракционники, на небольшом расстоянии друг от друга. Перед ними — Эвелин, Гаррисон, Тори и Тобиас.
Я обнаруживаю Кристину, Юрайю, Линн, Зика и Шону в правой части группы лихачей.
— Ты где была? — спрашивает Кристина. — Мы тебя искали.
— Пошла прогуляться. А что происходит?
— Они наконец-то решили изложить нам план атаки, — с нетерпением отвечает Юрайя.
— Ого.
Эвелин поднимает руки ладонями вперед, и бесфракционники умолкают. Они дисциплинированнее лихачей, у которых уходит еще секунд тридцать, чтобы утихомириться.
— Последние пару недель мы разрабатывали план атаки на эрудитов, — тихо говорит Эвелин. — Сейчас мы завершили его и хотим поделиться им с вами.
Эвелин кивает Тори, и та берет слово.
— Наша стратегия не точечная, а развернутая. Нет способа определить, кто из эрудитов поддерживает Джанин, а кто — нет. Безопаснее предположить, что все, кто ее не поддерживает, уже покинули штаб-квартиру Эрудиции.
— Всем нам известно, что сила Эрудиции не в людях, а в информации, — продолжает Эвелин. — В таком случае, мы никогда не освободимся от них, особенно учитывая, что многие из нас уязвимы перед симуляциями. Они использовали информацию, чтобы управлять нами и держать на поводке, слишком долго.
Крик, зародившийся среди бесфракционников, подхватывают и лихачи. Он объединяет толпу в единый организм, подчиняющийся одному мозгу. Я не знаю, что думать и чувствовать. Часть меня тоже кричит, прославляя уничтожение эрудитов, всех до единого, и всего, что им дорого.
Я смотрю на Тобиаса. Выражение лица непроницаемо, он стоит позади костра, и его плохо видно. Интересно, о чем парень сейчас думает?
— К сожалению, вынуждена сообщить следующее. Те, в кого выстрелили иглами с приемопередатчиками, остаются, — заявляет Тори. — Иначе эрудиты смогут в любой момент использовать вас в качестве оружия.
Некоторые протестующе кричат, но никто не удивляется. Все слишком хорошо знают, на что способна Джанин с помощью симуляций.
— Нам придется остаться? — со стоном спрашивает Юрайю Линн.
— Тебе, — отвечает он.
— Но ведь тебя тоже подстрелили. Я видела.
— Я — дивергент, помнишь? — отвечает он. Линн закатывает глаза, и он торопливо продолжает, видимо, чтобы снова не слушать теорию заговора относительно дивергентов. — В любом случае, могу поспорить, ты не проверяла. А шансы того, что она переключит тебя, уменьшаться, если она узнает, что подверженные воздействию не пошли в атаку.
Линн хмурится, обдумывая сказанное. Но снова выглядит радостной — насколько Линн вообще может быть такой, — когда Тори снова берет слово.
— Остальные разделятся на смешанные группы, из лихачей и бесфракционников. Одна большая группа попробует проникнуть в штаб-квартиру Эрудиции и прочесать здание, выводя его из-под контроля эрудитов. Несколько других небольших групп сразу же пойдут на верхние этажи, где разберутся с руководством Эрудиции. Они получат более точные указания позже.
— Атака через три дня, — устанавливает время Эвелин. — Подготовьтесь. Предстоит опасное дело. Но бесфракционникам не привыкать к трудностям…
И те радостно орут. Я вспоминаю, что именно мы, лихачи, всего пару недель назад критиковали альтруистов за то, что они дают бесфракционникам пищу и предметы первой необходимости. Легко ли они это забудут?
— …а лихачам не привыкать к опасности…
Все вокруг меня начинают махать кулаками вверх и кричать. Я чувствую этот голос у себя в голове и жар в груди от радости. Мне хочется орать вместе с ними.
Но лицо Эвелин слишком бесстрастно для человека, произносящего страстную речь. Оно напоминает маску.
— Долой эрудитов! — кричит Тори, и все начинают повторять вслед за ней, вне зависимости от фракций. У нас общий враг, но делает ли призыв нас друзьями?
Я замечаю, что Тобиас не присоединяется к общему крику, как и Кристина.
— Что-то тут не так, — думает вслух Кристина.
— В смысле? — спрашивает Линн, перекрикивая окружающий шум. — Разве ты не помнишь, что они с нами сделали? Подчинили нас с помощью симуляции и заставили стрелять в невинных людей, которых мы и знать не знали. Вынудили убить всех лидеров Альтруизма.
— Ага, — отвечает Кристина. — Просто… взять штурмом штаб-квартиру фракции и прикончить их, разве это не то же самое, что эрудиты сделали с альтруистами?
— Нет. Это не нападение из ниоткуда, ничем не спровоцированное, — возражает Линн.
— Ага, — многозначительно кивает Кристина. — Понимаю.
Я ничего не говорю. Ведь она права.
Я направляюсь к дому Итонов в надежде на тишину.
Открываю парадную дверь, поднимаюсь по лестнице. Дохожу до комнаты Тобиаса, сажусь на кровать и смотрю в окно. Лихачи и бесфракционники стоят вокруг костров, смеются и разговаривают. Но не перемешиваются. Их разделяет незримая линия.
Я наблюдаю за Линн, Юрайей и Кристиной. Юрайя машет рукой сквозь огонь с такой скоростью, что не обжигается. Но его улыбка больше похожа на гримасу, будто искаженная горем.
Через пару минут я слышу шаги на лестнице. В комнату входит Тобиас, снимает ботинки у входа.
— Что-то не так? — спрашивает он.
— На самом деле, ничего, — отвечаю я. — Просто раздумываю. Удивлена, что бесфракционники с такой легкостью пошли на сотрудничество с лихачами. Лихачи, мне кажется, никогда не проявляли к ним особой доброты.
Он стоит позади меня, тоже глядя в окно.
— Да, вынужденный союз, — соглашается он. — Но у нас одна цель.
— Пока. А когда цели изменятся? Бесфракционники хотят избавиться от системы фракций, а лихачи — нет.
Тобиас сжимает губы. Внезапно я вспоминаю разговор Маркуса и Джоанны, когда они гуляли по саду. У Маркуса было такое же выражение лица, когда он хотел что-то скрыть от нее.
Позаимствовал ли Тобиас эту черту у своего отца? Или его выражение лица означает совершенно другое?
— Ты будешь в моей группе. Когда пойдем в атаку. Надеюсь, ты не против. Мы возглавим атаку на посты управления.
Если я пойду вместе со всеми, я не смогу отправиться за информацией, которую Джанин выкрала у альтруистов. Мне придется выбирать что-нибудь одно.
Тобиас говорил, что разделаться с эрудитами важнее, чем отыскать истину. Если бы он не пообещал бесфракционникам контроль надо всей информацией эрудитов, возможно, он был бы и прав. Но он не оставил мне выбора. Я должна помочь Маркусу, если есть хоть какой-то шанс, что он не врал. Мне придется идти наперекор воле людей, которых я люблю больше всего.
А сейчас мне придется солгать.
Я скрещиваю пальцы.
— Что такое? — спрашивает он.
— Я все еще не могу стрелять, — отвечаю я. — А после того, что случилось в штаб-квартире Эрудиции…
Я прокашливаюсь.
— Мне разонравилось рисковать своей жизнью.
— Трис.
Он проводит пальцами по моей щеке.
— Тебе не обязательно идти.
— Я не хочу выглядеть трусливой.
— Эй.
Он берет меня пальцами за подбородок. Они холодные. И смотрит он на меня жестко.
— Ты сделала для нашей фракции больше, чем кто-либо. Ты…
Тобиас вздыхает и прижимается лбом к моему лбу.
— Ты самый храбрый человек из всех, кого я когда-либо знал. Оставайся здесь. И поправляйся.
Он целует меня, и я снова начинаю разрываться изнутри. Я буду действовать наперекор ему, вместе с его отцом, которого он презирает. Самая худшая ложь из всех, которые я когда-либо произносила. И я никогда не смогу исправить последствий.
Мы отодвигаемся друг от друга. Опасаясь, что он услышит мое прерывистое дыхание, я поворачиваюсь к окну.
Глава 39
— Ну да. Теперь ты окончательно выглядишь как неженка, пощипывающая банджо, — заявляет Кристина.
— Правда?
— Нет. Вовсе нет, на самом деле. Просто… дай, я поправлю, о’кей?
Она пару секунд роется в сумке и достает небольшую коробку. В ней тюбики разных цветов и размеров. Косметика, но я понятия не имею, как ею пользоваться.