Его губы движутся вместе с моими, руки приподнимают нижний край футболки, и я не останавливаю его, хотя и следовало бы. Еле слышно вздыхаю, кровь приливает к лицу. Он не слышит или не обращает внимания и надавливает на мои ягодицы, прижимая меня к себе еще крепче. Его пальцы движутся вдоль моего позвоночника. Футболка приподнимается, но я не опускаю ее, хотя и чувствую животом прохладный воздух.
Он целует мою щеку, и я хватаю его за плечо, цепляясь за его одежду. Наконец обнимает меня за шею. Наши поцелуи становятся все жарче. Я чувствую, как дрожу от распирающей меня энергии, и обхватываю его так сильно, как только могу.
Его пальцы задевают повязку на моем правом плече. Меня пронзает укол боли. Не слишком сильный, он возвращает меня к реальности. Я не могу отдаться ему вот так, если просто хочу избавиться от печали.
Я немного отодвигаюсь и аккуратно опускаю футболку вниз. Мгновение мы просто лежим рядом, тяжело дыша. Я не хочу плакать, сейчас не время, но не могу сдержаться. Слезы градом катятся из глаз.
— Прости, — всхлипываю я.
— Не извиняйся, — отвечает он почти жестко. И начинает стирать слезы с моих щек.
Я знаю, что худенькая, как птица, маленькая и костлявая, словно предназначенная для полета, а не для земли. Но когда он касается меня, словно не может отвести руку от моего тела, я перестаю хотеть быть иной.
— Я и не думала расклеиваться, — говорю я дрожащим голосом.
— Плохо, — произносит Тобиас. — Не важно, что теперь твои родители в лучшем мире. Они не с тобой, и это неправильно, Трис. Так не должно было случиться с тобой. Любой, кто скажет тебе иное, — лжец.
Рыдания снова начинают сотрясать мое тело, и он ласково обнимает меня. Плач превращается в нечто уродливое. Я открываю рот, лицо перекашивается, а из горла вырываются стоны, как у умирающего животного. Если так пойдет и дальше, я рассыплюсь на куски. Может, и к лучшему. Не буду ничего чувствовать.
Он долго молчит, пока я не затихаю.
— Поспи, — шепчет он. — А я отгоню кошмары.
— Чем?
— Очевидно, голыми руками.
Я обхватываю его за талию и глубоко вздыхаю, уткнувшись ему в плечо. Тобиас пахнет потом, свежим воздухом и мятой — из-за мази, которой он периодически пользуется, чтобы расслабить натруженные мышцы. Запах безопасности. Как залитая солнцем дорожка в саду или завтрак в столовой. За считаные секунды до того, как заснуть, я забываю о нашем городе, разорванном войной, и о противостоянии, которое может все погубить.
И я слышу голос Тобиаса.
— Я люблю тебя, Трис, — шепчет он.
Я хотела ответить ему, но меня уже унесло очень далеко.
Глава 6
Утром я просыпаюсь от жужжания электробритвы. Тобиас стоит перед зеркалом, наклонив голову набок, чтобы видеть край нижней челюсти.
Я сажусь и, обхватив руками колени под одеялом, смотрю на него.
— Доброе утро, — здоровается он. — Как спала?
— Хорошо, — отвечаю я, вставая. Он откидывает голову назад, чтобы побрить щетину под подбородком. Я подхожу к нему и обнимаю, прижимаясь лбом к спине, там, где под футболкой проступает татуировка с эмблемой лихачей.
Тобиас откладывает бритву и накрывает мои ладони своими. Мы молчим. Я слушаю его дыхание, а он слегка поглаживает меня.
— Надо идти и приготовиться, — я нарушаю молчание через некоторое время. Уходить не хочется, но сегодня я должна работать в прачечной, и не хочется, чтобы члены Товарищества были недовольны.
— Сейчас найду, во что тебе одеться, — улыбается Тобиас.
Спустя пару минут я иду по коридору босиком, в футболке, в которой я спала, и шортах, которые дали Тобиасу. Когда я добираюсь до своей комнаты, то вижу у кровати Питера.
Я инстинктивно выпрямляюсь и оглядываюсь в поисках чего-нибудь подходящего для броска.
— Оставь меня, — произношу я как можно спокойнее. Но с трудом могу сдержать дрожь в голосе. Я непроизвольно вспоминаю его взгляд, когда он держал меня за горло над расщелиной, или другой случай — тогда Питер ударил меня о стену в штаб-квартире Лихачества.
Он оборачивается. Последнее время он выглядит не слишком злобным, а просто усталым. Питер сутулится, раненая рука висит на перевязи. Но меня не обманешь.
— Что ты делаешь здесь?
— А что ты делаешь, подглядывая за Маркусом? Я видел это вчера, после завтрака.
— Не твое дело. Уходи, — отвечаю я бесстрашно.
— Между прочим, я здесь потому, что пока не знаю, как тебе удалось найти жесткий диск, — усмехается он. — И вот зашел тебя проведать. Последние дни ты вела себя не слишком уравновешенно.
— Я? Забавно услышать такое от тебя, — говорю я, прищуриваясь.
Питер сжимает губы и замолкает.
— А какое тебе дело до диска? — я иду в наступление.
— Я не дурак. Полагаю, что там не только информация о симуляции.
— Ты не глупец, верно? — продолжаю я. — Думаешь, если отнесешь его эрудитам, они простят твою непоследовательность и примут с распростертыми объятиями?
— Сдались мне они, — заявляет он, также делая шаг вперед. — Разве ты забыла, как я помогал тебе у лихачей.
Я выставляю ему в грудь указательный палец.
— Ты помог мне, поскольку не хотел, чтобы я еще раз выстрелила в тебя.
— Пусть я и не предатель, воспылавший любовью к альтруистам, но никто не сможет контролировать меня, а эрудиты — в особенности, — шипит он, хватая меня за кисть.
Я выдергиваю руку, резко повернув запястье, чтобы сорвать захват.
— Я и не ожидала, что ты поймешь, — отвечаю я, вытирая мокрые от пота ладони о край футболки и сдвигаясь к шкафу. — Уверена, если бы напали на правдолюбов, а не альтруистов, ты бы спокойно позволил расстрелять твою семью. Но я не такая.
— Следи за языком, Сухарь, когда говоришь о моих родных, — цедит Питер, смещаясь к шкафу следом за мной, но я перехожу в противоположную сторону и отгораживаю его от тайника. Я не собираюсь намекать, где спрятан диск, ни единым жестом.
Его взгляд скользит то влево, то вправо. Я хмуро слежу за Питером и замечаю какой-то прямоугольный предмет в одном из его карманов.
— Отдавай, — говорю я. — Сейчас же.
— Нет.
— Отдавай или, не обессудь, убью тебя на месте.
Он ухмыляется.
— Если бы ты только видела со стороны, как ты смешна, когда угрожаешь другим. Будто маленькая девочка грозит мне, что задушит меня прыгалками.
Я двигаюсь в его сторону, и он отшатывается к двери.
— Не смей называть меня «маленькой девочкой».
— Буду, если захочу.
Я бросаюсь в атаку, стараясь ударить левым кулаком туда, где причиню самую сильную боль. В пулевую рану в руке. Он уворачивается, но вместо того, чтобы пытаться ударить еще раз, я хватаю его за раненую руку и выкручиваю ее в сторону изо всех сил. Питер орет, как безумный, а я с размаху бью его ногой в колено. Он падает.
В коридор выбегают люди в серо-черных и желто-красных одеяниях. Питер бросается на меня и ударяет в живот. Я сгибаюсь от боли, но не останавливаюсь. Я издаю нечто среднее между криком и визгом и бросаюсь навстречу, подняв левый локоть к подбородку, чтобы ударить противника в лицо.
Один из людей Товарищества хватает меня, приподнимает и оттаскивает от Питера. Ноет рана в плече, но из-за прилива адреналина я едва чувствую это. Рвусь к Питеру, стараясь не смотреть на ошеломленные лица людей из Товарищества и Альтруизма вокруг меня. Среди них вижу Тобиаса. Незнакомая женщина садится на корточки рядом с Питером и начинает что-то говорить ему успокаивающим голосом. Я стараюсь не обращать внимания на его стоны и свой спазм в животе, начавшийся от ощущения вины. Я ненавижу Питера. Мне плевать.
— Трис, успокойся, — говорит Тобиас.
— У него жесткий диск! — кричу я. — Он украл его у меня!
Тобиас подходит к Питеру и молча ставит ногу ему на грудь. Потом достает из кармана диск.
— Мы не всегда будем в таком безопасном месте, а ты поступил не слишком умно, — шепчет он Питеру. — И ты тоже не слишком разумна, — добавляет он, обращаясь ко мне. — Ты хочешь, чтобы нас выгнали прямо сейчас?
Я морщусь. Мужчина из Товарищества пытается тащить меня по коридору. Я пытаюсь вывернуться.
— Что вы делаете? Отпустите меня!
— Ты нарушила условия мирного соглашения, — мягко говорит он. — Мы должны следовать правилам.
— Давай, — говорит Тобиас. — Тебе надо успокоиться.
Я оглядываю собравшихся. Никто не спорит с Тобиасом. Все глядят лишь на меня. Я позволяю двум людям из Товарищества увести меня.
— Смотри под ноги, — приказывает один. — Тут доски шатаются.
У меня стучит пульс в голове. Значит, я начала успокаиваться. Седой мужчина из Товарищества открывает дверь с табличкой «Конфликтная комната» слева по коридору.
— Хотите изолировать меня? — скривившись, спрашиваю я. Так и должны, по идее, поступать в Товариществе. Отгородить ото всех, а затем начать учить управлению дыханием для позитивного мышления.
Комната ярко освещена, и мне приходится щуриться. На противоположной стене — большие окна, выходящие в сад. Несмотря на это, она выглядит небольшой, возможно, из-за того, что потолок и стены обшиты досками.
— Сядь, пожалуйста, — говорит старший, показывая на табурет посреди комнаты. Он, как и другая мебель в домах Товарищества, сделан из неполированного дерева, и выглядит грубо, будто еще не потерял связь с землей. Я продолжаю стоять.
— Драка окончена, — говорю я. — Я больше так не буду. По крайней мере, здесь.
— Мы должны следовать правилам, — говорит другой мужчина, помоложе. — Пожалуйста, мы обсудим, что произошло, а затем тебя отпустим.
Они говорят с такой мягкостью. Не тихо, как альтруисты, которые всегда боятся причинить беспокойство и нарушить чужие границы. Негромкие, приятные голоса. Интересно, чему они учат своих неофитов в первую очередь? Как лучше всего говорить, двигаться и улыбаться, чтобы умиротворять себя и окружающих?
Я сажусь на краешек, чтобы быстро встать, если потребуется. Младший из мужчин встает передо мной. Позади меня скрипят петли. Я гляжу через плечо. Старший открыл шкаф позади меня и стал возиться на полках.