Мне начинало казаться, словно я могла бы пожертвовать светом, солнцем, ветром, шелестом листвы и хрустом снега ради жизни с Эолисом. Не видеть больше мужа — пусть считает меня мёртвой, — не объясняться с ним, не обманывать иллюзией. Просто остаться здесь. Вступить в ряды мятежников и забыть путь назад. Жить, словно птица в распахнутой клетке, но оставаться внутри.
Вот так просто. Не объясняться с мужем, не противостоять его магии, не отвечать на вопросы канцлера, не расставаться с любимым. Принести свою жертву и плыть по течению.
В этой мысли было здравое зерно; чтобы стать вольмондским мятежником, воевать не обязательно. Я могла бы помогать Йохану, работать на кухне или присматривать за детьми. Здесь так много детей! Я всегда мечтала иметь детей и раз высшие силы не послали их мне, быть может маленькие мальчики-дроу стали бы утешением?
Но река течёт в обе стороны, иной раз размышления меняли русло.
Страх сковывал сильнее мороза. Примкнув к мятежникам я, в случае поимки, окажусь на эшафоте в ожидании казни. А ещё… Мой лёд был тонок. В любви Эолиса не приходилось сомневаться, но своё дело он любил больше. Мысль отрезвляла.
— Поверь в иллюзию и в неё поверят другие, — твердил Юан мне одно и то же, — Твоя легенда тщательно продумана, тебе лишь нужно впустить её, сделать частью себя самой.
И снова безупречно красиво лицо. Альверон тянет ко мне свои руки, берёт мои ладони в свои и фрагменты жизни в подземелье сменяют один другой. Часть из них я исказила, часть — отпустила в свободный полёт. Управлять собственными мыслями оказалось непомерно тяжёлым бременем.
После занятия магией я устало опустилась на скамью и уставилась в потрескавшийся потолок подземелья, считая выступы и неровности. Семьдесят седьмая засечка на пергаменте — семьдесят семь дней зимы. И с каждым днем, проведённом здесь, моя связь с прошлой жизнью истончалась, как старая паутина. Небом стал мне сизый потолок, деревьями — опоры, а свет заменили флуоресцентные огни. На поверхности властвовал февраль, сугробы, по словам разведчиков, доходили до колен. Здесь не менялся ни пейзаж, ни климат. Хорошо, что атак ожидать не приходи…
Бом-бом-бом!
Внезапно послышался стук, а за ним громкий хруст и трещина в потолке пустила прожилки. На мою голову посыпались мелкие камешки, эльфы-дроу напряжённо застыли, замолчали, прислушиваясь.
Бом-бом-бом!
Звук шёл откуда-то извне, как будто кто-то очень настойчиво стучался сверху.
— Осада! — закричали мятежники и это слово застало меня врасплох.
Зазвонил тревожный колокол. В едином порыве все обитатели подземелья сорвались с мест.
— Вы слышите? — крикнул Оассис, самый рьяный среди воинов и самый радикальный среди мятежников. — Звук со стороны западного тоннеля. Эти стервы пожертвовали кварталом бедняков, чтобы добраться до нас. Отправили на мороз невинные души!
Кто-то скривился, кто-то сплюнул, кто-то отпустил ругательство на родном языке, наверняка, безбожно матерное.
Эльфы похватали оружие, впопыхах принялись облачаться в броню, поспешили занять позиции. К воротам и тоннелям отправились маги трансформации, за ними воины с оружием, а прикрывать пути отступления полагалось самым слабым и бесполезным в подземном бою — иллюзионистам.
— Гвилисс, чего сидишь? — вернувшись, Юан схватил меня за шкирку и встряхнул. В панике я принялась искать глазами Эолиса. — К выходам быстро!
Мой возлюбленный не раз инструктировал меня, что делать при нападении; возле нашего жилища всегда была наготове тревожная сумка. Он объяснил, как найти безопасный маршрут, указал на тех, кому можно довериться, если придется бежать. Но я надеялась (и весьма наивно), что самый главный его приказ не придётся исполнять.
Схватив плащ с дорожной сумкой, я побежала вслед за Юаном. Сверху сыпались камни, опоры трещали, маги трансформации держали остов. Среди них был Эолис. Он был далеко, чтобы окрикнуть и слишком поглощён грядущей битвой, чтобы заметить меня. Мы не успели обменяться ни словом, ни ласковым взглядом, ни прощальным поцелуем.
— А… все остальные? — схватив учителя за рукав, встревоженно спросила я. — Они же не останутся здесь?
— Кто-то останется, — сухо ответил Юан. — Кто-то нет. Под землёй боевая нагрузка падает на магов земли. Битвы без потерь не бывает.
По спине побежал холодок. Горло сковало спазмом. Не знавшей ужасов войны, мне трудно было поверить в подлинность происходящего.
— Залезай! — Юан указал на лошадь, суетливо помог забраться и следом забрался сам. Затем пришпорив, поспешил к арьергарду иллюзионистов, отступавшему вглубь подземелья.
Я бросила взгляд на любимого. Он был напряжён, встревожен. Крикнул что-то товарищам и те по его команде внесли Леона, раненого дроу, что навсегда утратил возможность ходить. В руки ему вручили фиалы с жидкостью яркой как огонь и, подняв над землёй, понесли прямо в плетёном кресле в сердце восточного тоннеля. Туда, откуда доносились звуки.
Его несли как короля. Как вождя в паланкине и он ликовал. Радовался. Смеялся истеричным смехом. В его глазах искрилось безумное пламя, а я…
Закрыв рот ладонью, поняла почему Леон до сих пор не покинул лагерь.
Глава 39
Леон — живая бомба. Жертва, призванная сдержать врага ценой собственной жизни, и Эолис хладнокровно отправлял товарища на гибель.
От осознания происходящего стало плохо. Вот с чем связана жизнь в подземелье — со страхом. С постоянным волнообразным ужасом, ощущением тревоги, зыбкой топи под ногами вместо крепкой опоры.
Мы неслись по извилистым коридорам, лошадь тяжело дышала, в голове звенело от грохота и криков, доносившихся из западного тоннеля. Впереди маячили спины других иллюзионистов, тоже в спешке покидающих опасную зону. Юан молчал, сосредоточенно управляя лошадью. Моего состояния он не видел.
Добравшись до развилки, дроу резко свернул в боковой проход. Так сделали все мятежники и все, пришпорив скакунов, помчались ещё ретивее. Стук копыт, фырканье лошадей, короткие команды и шорох дорожных сумок сопровождались гулким эхом.
И не было видно ни зги. Кругом черным черно.
Тёмные эльфы не нуждались в кристаллах и факелах, они отлично видели в темноте, я — нет. О том, что мы снова свернули я поняла лишь по натянутым Юаном поводьям.
И вдруг… яркая вспышка озарила тоннель. Оглушительный взрыв потряс воздух, камни посыпались с потолка, лошадь взвилась на дыбы, едва не сбросив нас на землю. За нашими спинами обрушился проход. Тяжёлые валуны сложились друг на друга и камни, не нашедшие места, покатились по земле.
Отряд остановился.
Их предводитель, Оассис, приказал достать флуоресцентные кристаллы и подземный путь, наконец, обрёл очертания. Он был уныл и безлик. Непроглядный мрак царил здесь и в воздухе отдавало сыростью. Тишина аккомпанировала звону падающих капель. Ни звуков битвы, ни криков, ни лязга оружия: обвал отрезал нас от основного войска.
— Идём медленно до перевалочного пункта, — озвучил Оассис план мятежников. — Расчищаем путь от пауков. Как доберёмся, ждём остальных три дня. Если они не догонят нас, посылаем разведку на помощь. Возражения есть?
В ответ лишь чья-то лошадь издала короткий всфырк.
— Прекрасно, — хмыкнул Оассис. — Тогда всем припудрить носы и надухманиться. Поедем медленно, высматривайте паучьи гнёзда.
Мятежники выстроились в две шеренги и медленной рысью двинулись вглубь подземного коридора. Юан полез в сумку, достал флакон и сунул мне под нос.
— Три капли на запястье, разотри и столько же на волосы. — протянутая жидкость смердела как компост. — Ещё можно за ушами. Пахнет отвратно, но отпугивает пауков.
— Юан, скажи, — взяв флакон, послушно принялась растирать вонючее снадобье, от растерянности мой голос дрожал и звучал особенно хрипло. — Они же… выберутся оттуда? Эолис и остальные.
Дроу молчал. Я сидела спиной к нему и не могла заглянуть в глаза, в нервном нетерпении мне хотелось получить ответ немедля.
— Юан?..
— Должны, — коротко ответил эльф. — Магам трансформации не страшен обвал.
— А взрыв?
— И взрыв не страшен, если вовремя укрыться.
— А что? — о, высшие силы, как же тяжело тянуть с него слова. — Что страшно?
— Клинок, яд, чужеродная магия, смертельная рана, — флегматично перечислил Юан, словно речь шла о списке покупок.
От столь расплывчатого ответа мне захотелось выть.
Впереди замаячили первые признаки паучьей обители — тонкие нити паутины, переливающиеся в призрачном свете кристаллов. Лошади занервничали, захрапели, некоторые попятились. Оассис поднял руку, призывая к тишине, по его команде несколько дроу спешились, выхватили мечи и осторожно двинулись вперед, рассекая паутину.
Мы стали продвигаться ещё медленнее.
Паучья вуаль липла к волосам и одежде, оседала на коже, лезла в рот и нос. В попытках избавиться от неё, я, растерев руками, скатывала в комок, а затем снимала с лица и ладоней. Воздух стал спертым, в душе снова поднималась паника.
— Развилка, — Оассис велел отряду остановиться. — Паутины много, на стенах мелкие коконы. Гнездо где-то рядом.
— Что делать будем? — поинтересовался один из мятежников. — Разделимся?
— Разделимся — быстрее сожрут, — спокойно заметил Юан.
— Сделаем вот как, — предводитель достал клинок и махнул, как указкой, на темнеющие входы. — Отправим приманку сюда, — указал направо, — сами пойдём другим путём, — указал налево. — Дальше оба тоннеля соединяются общим коридором. Задача приманки — пауков завлечь и до коридора добежать. Там мы встретимся, товарища заберём, а паучьих тварей традиционно… — Оассис сделал паузу. — Взорвём.
Все замерли, ожидая, кто же станет «счастливчиком». Тишина стояла такая, что было слышно, как бьется мое сердце. Для дроу это всего лишь тактический ход, просчитанный риск, но в моем понимании это было очередное жертвоприношение.
Оассис выдержал паузу, обводя взглядом лица мятежников.
— А ещё, согласно традиции… — его взгляд остановился на мне. Глаза прожигали, пугали, вызывали оцепенение. Это был взгляд мятежника, презирающего женщин. — Согласно традиции приманкой отправляется самый бесполезный из нас. И, боюсь, в нынешнем положении таковой является она.