Голос Дика был холоден и резок, и все же это устраивало меня больше, чем мягкий тон и скользящие прикосновения. Я не хотела видеть от него и капли человечности: любое проявление теплоты с его стороны казалось мне насмешкой над моей прошлой жизнью, над моими иллюзиями и моим счастьем.
- Мне неприятно, когда ты дотрагиваешься до меня, - ответила я, поежившись.
Ричард поморщился, закрыл на секунду глаза, чтобы через миг пригвоздить меня взглядом к стене:
- Это мы обсудим позже, дорогая супруга. Впереди у нас еще много времени и для разговора об этом, и для исправления ситуации, - от предвкушения, которое он даже не попытался скрыть, я вздрогнула, - но сейчас я имею в виду кое-что другое. Что произошло в моем кабинете прошлой ночью? Что заставило мою пропавшую и, как все считали - мертвую жену спустя столько лет залезть в мой дом под покровом темноты?
Я молчала, отведя взгляд. Рассказывать о мятежниках я не хотела, но ничего, похожего на правду, придумать не могла. Под его выжидательным взглядом мысли путались, его присутствие рядом - раздражало.
- Мне нечего тебе сказать, - ответила я наконец, не отрывая глаз от стены, в которую было вбито кольцо, от которого начиналась моя цепь.
- Хм...
Ричард поставил локти на колени и, сцепив руки, удобно устроил на них подбородок. Его взгляд по-прежнему не отрывался от меня, и от этого раздражение лишь набирало силу. Я с трудом заставила разжаться пальцы, стиснувшие в кулаке край одеяла. В его сторону я не повернулась, продолжая прожигать взглядом несчастное кольцо, словно ожидая, что от моих эмоций оно расплавится и подарит мне свободу.
Сколько мы так просидели, я не знала, но каждая секунда, проведенная в этой клетке наедине с моим мужем, превратилась в маленькую бесконечность, разъедающую меня изнутри.
- Хорошо, Лиза. - Голос Дика ворвался в спутанные, окрашенные раздражением и слепой надеждой, барахтающейся сквозь безысходность, мысли. - Если ты выбираешь такой вариант...
Кольцо на щиколотке распалось на две части, освобождая меня. Он... дает мне свободу? Ричард? Я подняла на него глаза, не веря ни ему, ни самой себе, ни этой необоснованной надежде, заработавшей лапками с удвоенной энергией. Дик протянул мне руку, предлагая помощь, но я, кинув на нее короткий взгляд, поднялась сама. Боль стрельнула от лодыжки по всей ноге, и я резко осела на матрас. Муж смерил меня недовольным взглядом и, подхватив под локоть, вывел - почти вытащил - из камеры. Вещи, которые он же сам недавно и возвращал на кровать, снова полетели на пол, но на это он не обратил внимания. За его широкими, быстрыми шагами по темному коридору, стены которого образовывали неровные каменные плиты, я не успевала, практически повиснув на Ричарде и каждый раз судорожно стискивая зубы, наступая на больную ногу. Я даже подумать не могла, что короткая передышка под теплым одеялом принесет потом с собой столько боли. И одеться он мне, разумеется, не дал, и тянущийся от камней холод полз по голой коже, обволакивая со всех сторон в свой жестокий кокон.
Возможно, Пресветлые сжалились надо мной, потому что через минуту, буквально за первым же поворотом, Ричард остановился и отпустил меня. Я обессилено прислонилась к стене, наплевав на холодные камни и грубую неровную поверхность. Злой резкий взгляд не произвел на меня должного впечатления, и я закрыла глаза, наслаждаясь возможностью дать отдых ноющей ноге. Боль больше не простреливала - она пульсирующим кольцом сжалась вокруг лодыжки, и от любого движения это кольцо сжималось. Больно, неприятно, раздражающе... Но терпимо.
А возможно, Пресветлые играли со мной: комната, в которую пихнул меня Ричард, оказалось пыточной. У моего мужа, королевского мага, в подвале его столичной резиденции - пыточная! Я поморгала, пытаясь убедить себя в том, что мне все это кажется, но ни дыба, ни крестообразный стол, ни жаровня с жуткими даже на вид инструментами подле не исчезали. Впервые с того момента, как я оказалась в доме Ричарда, ненависть и злость ушли, уставив вместо себя страх. Он не может! Он не в серьез!
Я медленно обернулась к Ричарду. Муж стоял, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, и холодно наблюдал за мной. Из его глаз исчезли даже намеки на чувства, и безразличный взгляд прошелся по мне, перескочил на стол за моей спиной, снова вернулся к моему лицу. Дик чуть вздернул бровь, предоставляя мне выбор, а я думала о том, что ему не впервой оказываться в таких местах. Что он уже пытал людей. Что он знает, как обращаться со всем тем арсеналом, что расположился около жаровни и вдоль стен.
Я часто задышала, холод словно сгустился вокруг меня:
- Ричард...
Он проигнорировал мой слабый голос. Его взгляд продолжал блуждать по этой жуткой комнате, иногда возвращаясь ко мне, и мне казалось, что он ведет какую-то мысленную примерку, сопоставляя меня и "мебель" пыточной. От этого руки затряслись сильнее.
- Ричард, пожалуйста...
Я сама не понимала, о чем и зачем я его прошу. Он убил мою семью - разве пожалеет он меня? Но холод сливался в сознании с воспоминаниями о невыносимой боли, и я была готова умолять его, только бы не почувствовать спиной деревянную поверхность стола и ремни, сковывающие движения. Память услужливо подкидывала видения, оживляла ощущения, подпитывая страх и разрушая меня.
- Садись, - приказал Ричард, и я дернулась от него. Губы дрожали, и я мотала головой, отступая от мужа вглубь комнаты. На соединенные косым крестом доски, обозначающие стол, я старалась не смотреть. Дик в два шага оказался радом со мной и, подхватив за талию, усадил на деревянную поверхность. Я успела лишь вскрикнуть. Едва его руки разжались, попыталась соскочить на пол. С раздраженным рыком Дик вернул меня обратно, и я забилась, желая освободиться. - Успокойся, пока я ничего делать не собираюсь. Холодный камень в сочетании с босыми ногами плохо... Лиза, успокойся!
Легкая, но жгучая пощечина заставила голову откинуться назад, а разум немного проясниться.
- Дик, ты...
- Я же сказал: пока я ничего делать не собираюсь. Все будет зависеть только от тебя. Посиди некоторое время здесь, драгоценная, а после мы еще раз поговорим. Я запомнил: мое общество тебе неприятно, поэтому не буду больше надоедать.
С издевательским полупоклоном он вышел за дверь. Тихие слова, удаляющиеся шаги - и я осталась наедине с пыточными инструментами. Сначала я не осознавала ничего, лишь раз за разом обводила взглядом эту комнату. В то, что имеющимся в ней арсеналом Дик умеет пользоваться - и при необходимости воспользуется - я не сомневалась, и мне было страшно. Сжав края "столешницы", я пыталась уговорить панику исчезнуть, позволить вернуться ненависти. Стоявшая в нескольких шагах от меня дыба сводила все усилия на нет, а свисающие с потолка цепи заставляли тихо поскуливать каждый раз, когда за них цеплялся взгляд. За несколько часов в этой комнате я сойду с ума.
Он этого и добивается? Напугать меня до полусознательного состояния, когда все мои мысли будут направлены лишь на то, чтобы выбраться отсюда? Монстр, бессердечное чудовище, как же я его ненавижу!
Я слегка раскачивалась, сидя на столе на том месте, на которое меня усадил Дик, и твердила себе, что ненавижу его. Ему не удастся запугать меня, я не позволю ему отобрать у меня мечту увидеть его мертвым. Едва я поднимала голову, замечая окружающую меня обстановку, страх радостно вскидывался, вонзая коготки в сердце, и приходилось начинать сначала. Иногда - беззвучно, иногда - громким шепотом, но я все время повторяла, что ненавижу его, и у меня не оставалось времени и сил на то, чтобы вообразить веревки или плети в действии.
Ненавижу... ненавижу... ненавижу...
К тому времени, как муж соизволил навестить меня в этом царстве полусумасшествия, ненависти и страха, я изучила и запомнила все выбоинки и царапины в камне под столом. Я практически не поднимала головы, гипнотизируя взглядом пол, лишь бы не видеть окружающей обстановки. То, что дверь открылась, а в проеме появился Дик, я поняла не сразу, шепотом повторяя: "Ненавижу, ненавижу тебя..."
- Я уже это понял, дорогая, - сказал он, резко вырывая меня из этого непонятного состояния полубреда. От испуга я разжала пальцы и едва не упала, но Ричард оказался на удивление добр, успев подхватить меня. Полные безразличия глаза пробежались по моему телу, задержавшись на поджатых пальцах ног, которые я уже не чувствовала, заглянули в лицо, и Дик сухо поинтересовался: - Так тебе есть, что рассказать?
Он меня так и не опустил, продолжая удерживать на руках, и я вся сжималась. Даже не от прикосновений - я боялась, что он опустит меня на дыбу или устроит, как оно полагалось, на крестообразном столе. Спасительный рефрен уже не помогал, в присутствии Ричарда на первый план вновь вышла паника, и картины вывернутых рук, окровавленных запястий и сломанных пальцев постоянно всплывали перед глазами. Как и четыре года назад, в голове отчетливо вспыхнула мысль: "Я боюсь его. Я боюсь своего мужа".
Я не сводила испуганных глаз с его лица, ожидая в любой момент увидеть, как маску безразличия сменяет звериная гримаса, после чего чудовище вырвется наружу, давая выход своим ужасным нечеловеческим наклонностям. Каждой клеточкой я ждала его шагов к дыбе - или, может быть, к свисающим в углу цепям, и знала - он эти шаги сделает. И первое же движение, сделанное Диком, заставило меня закричать - и потерять сознание. Он-таки довел меня до того состояния, когда от страха ничего не соображаешь и прячешься в густой липкой темноте, отгораживающей тебя от внешнего мира.
"- Возвращайся скорее, - шепнул Дик, целуя меня за ухом и не спеша разжимать объятий. Я выдохнула, мечтательно улыбаясь и закрывая глаза. С каждой секундой, проведенной в его руках, поездка к родителям казалась совершенно ненужной и даже обременительной.
Возница и лакей, стоявшие у кареты, делали вид, что ничего не видят.
- Дик, я же ненадолго... всего на пару дней... Тебе же есть чем заняться в это время, правда? - мой голос был слаб, и дышала я все чаще, выгибая шею.