- Угу, есть, - согласился Ричард, отбрасывая с пути завитый локон и короткими поцелуями пробегая по открытой коже к краю жакета. - Сегодня встреча у Шепардов, завтра - обед у Уокерсов и торжественный прием в королевской резиденции в честь послов Ти-Даории.
- Вот видишь, - прошептала я, пальцами перебирая его волосы, - тебе есть чем заняться.
- Без тебя мне будет скучно.
- Ты уже взрослый мальчик, справишься с этим.
Я выскользнула из его рук, шутливо чмокнула в нос и поспешила скрыться в карете, пока Дик не утащил меня в спальню демонстрировать, как взрослые мальчики справляются со скукой. Экипаж дважды тряхнуло - кучер и лакей заняли свои места, и я, приоткрыв занавешивающую окно шторку, выглянула наружу. Ричард стоял в нескольких шагах от меня, спрятав руки в карманах брюк, и сверлил карету недобрым взглядом. Я улыбнулась ему, помахав рукой, и прошептала: "Люблю тебя". Хмурые морщинки на лбу разгладились, и муж подарил мне солнечную улыбку.
- Я тоже, лисенок. Я тоже, - услышала я его тихий голос, прозвучавший совсем рядом, словно у меня за спиной. Я нервно повела плечом, взглядом запрещая Дику использовать на мне эти магические фокусы, но заработала еще одну улыбку - на этот раз проказливую. Муж послал мне воздушный поцелуй, и теплое прикосновение к моим губам я почувствовала даже сквозь разделяющее нас стекло. Вся напускная строгость тут же исчезла, я с захлестывающей меня теплотой смотрела на Ричарда, мечтая о том, чтобы мои подозрения оказались правдой, и домой я вернулась с радостной новостью.
Короткий свист, конское ржание и резкий толчок - карета тронулась. Я опустила шторку, счастливо улыбаясь, и обняла себя за плечи. Я люблю Дика. Пресветлые, за какие мои дела вы мне позволили любить этого удивительного человека и подарили этот чудесный дар - быть любимой им?.."
- Лиза... приди в себя, девочка... давай же, лисенок, возвращайся...
Голос мужа звучал где-то на краю сознания, мешал мне, тревожил, отвлекал. Я слышала отдельные слова, чувствовала прикосновения рук и чего-то холодного, неприятного, но вырваться из кокона темноты и бесчувствия не получалось. А может быть, я не очень старалась. Зачем куда-то возвращаться, если там меня ждет боль? Здесь, в этой темноте, не было ненависти, не было сжигающих душу и разрушающих разум эмоций, не было ничего. Ушли запахи, цвета, звуки, была только я - и мне было уютно и спокойно. Не хочу слышать его голос, не хочу возвращаться. Дик, оставь меня...
Слабый смешок - и сознания вновь касаются тихие слова:
- Нет уж, драгоценная, я тебя так просто не отпущу. Ты же помнишь, что задолжала мне два объяснения? Я честно предупреждаю, что намерен их с тебя получить. Так что, милая супруга, возвращайся в наш мир. Цепляйся за что угодно - хоть за ту же ненависть ко мне, но выкарабкивайся из своего кокона.
Не хочу. В коконе - тепло и хорошо, снаружи - плохо и больно.
- Я устала ненавидеть, - пробормотала я, с обреченным пониманием осознавая, что он в очередной раз добился своего. Чего именно - я пока не знала, но ведь я... вернулась? - Умри тихонечко где-нибудь сам, только отстань от меня.
- Раньше ты не была настолько требовательной, - раздался сбоку насмешливый голос мужа, из которого почти полностью исчезло беспокойство. То, что он переживал, снова разозлило меня. Он довел меня до срыва, он запугивал меня пытками - а теперь переживает!
- Раньше была жива моя семья, - горько ответила я, открывая глаза и успевая заметить странную эмоцию, мелькнувшую на лице Дика. Что она выражала? Это была досада из-за того, что я упомянула тех, кого он приказал убить? Сожаление, что я до сих пор помню о них? Или опасение, что я узнаю правду? А может, всё вместе? Да, наверное, всё сразу.
- Не стоит сейчас об этом, - поморщился Ричард, выпрямляясь на стуле и отстраняясь от меня. - Тебе нужно поправляться и приходить в себя.
- О чем ты? - Я подозрительно прищурилась. Пошевелить рукой или даже пальцами сил не было. В книгах пишут "слаба, как котенок". Нет, котенок хотя бы ползать может, я на это в своем нынешнем состоянии способна не была. Во мне даже не было сил на то, чтобы нормально ненавидеть Дика. Хм... нормально ненавидеть... Почему последние четыре года ненависть для меня - это естественно? Чем я прогневила Пресветлых, что за это расплатилась моя семья - своими жизнями, а теперь расплачиваюсь я - своей душой?..
- Тогда у меня на руках ты потеряла сознание...
- Я уже поняла это, - прервала я мужа, не желая вспоминать о пыточной. Призрачный образ дыбы заставлял испуганно сжиматься в ожидании неминуемой боли.
- Это было два дня назад.
Дик смотрел мне в глаза, а я пыталась понять, лжет он или нет. Прямой, открытый взгляд, спрятанное в глубине беспокойство, постепенно уступающее место облегчению - и ни капли насмешки или желания поиздеваться. Но ведь тогда, четыре года назад, я так же смотрела в его глаза, и в них так же не было ничего, что могло бы подтвердить причастность Ричарда к самому ужасному событию в моей жизни. Нет, он все-таки лжет, я не могла на двое суток выпасть из этого мира. Мою слабость можно объяснить как-нибудь иначе, чем угодно другим - я не хочу думать, что так унизилась перед ним. Ведь если он два дня был рядом, выхаживая меня и выполняя все обязанности сиделки... У меня не получилось выкрасть документы и артефакты, я не смогла сбежать от него второй раз, а теперь предстала перед ним максимально беззащитной и униженной. Ненавижу его!
Невыносима была сама мысль о том, что он прикасался ко мне, умывал, может быть, пытался кормить и... и все остальное. Когда это делали сиделки и лекари, вытаскивая меня почти из-за грани, все воспринималось куда спокойнее, но принимать помощь такого рода от человека, о чьей смерти бредишь годами - унизительно.
- Не верю, - отозвалась я, закрывая глаза. Не хочу видеть его.
- Твое право, - не стал спорить Ричард. - Но за эти два дня я понял, как безумно тяжело сиделкам и лекарям, особенно если их пациенты - без сознания. - И голос его слышать не хочу. - Лиза, - позвал он, и я качнула головой, показывая, что не желаю ничего слушать. Мгновенно взвившаяся боль змеей скользнула по всему телу, отозвавшись, кажется, даже в ногтях, и уютно устроилась в висках, выпуская свой яд и не позволяя мне сдержать короткий стон. - Упрямый глупый ребенок, - недовольно пробурчал Дик, но на его неодобрение и прочие эмоции мне было плевать. Я просто хотела, чтобы боль ушла.
Матрас прогнулся под дополнительным весом, и теплые пальцы скользнули по вискам. В первую секунду промелькнула мысль, что нужно отстраниться, не позволить ему снова дотронуться до меня, но змея все еще не разжимала клыков, а потому я приняла это прикосновение. К тому же от тихого шепота и легких поглаживаний боль отступала. Отступала неохотно, медленно, но все же мне становилось легче.
Через несколько минут Дик пересел обратно на стул, не отрывая от меня пристального взгляда. Я чувствовала это, даже не открывая глаз.
- Ты не так давно сталкивалась с чтецами, и эта встреча была направлена не на пользу тебе. Что, Лиза? Что могло послужить причиной для такой встречи? Зачем понадобилось уродовать душу?
- Уйди, Дик.
- Лиза...
- Уйди!
Я зажмурилась, ожидая, что после этого вскрика боль вернется, но... от нее избавлялся Ричард, а он ничего не оставляет недоделанным.
- Ты должна мне третье объяснение, - мрачно предупредил муж, покидая камеру.
Я ничего тебе не должна, Дик. Долг есть у тебя - жизнь каждого в моей семье. И по нему ты не расплатишься никогда.
Едва Ричард оказался за порогом, я открыла глаза. Смысла в этом было мало - надо мной был только темный каменный потолок, но лежать с закрытыми было почему-то страшно. Может быть, потому, что я боялась вспомнить. Никогда не забывала тот день - и при этом я очень боялась его вспоминать.
"Поцелуй Дика уже растаял на губах, но я все еще продолжала улыбаться. Люблю его. Эмоции, что теплым облаком окутывали меня, нельзя было выразить словами, но как-то назвать их - хотелось. Любовь? Если она такая, тогда - да, у этих чувств есть название, но все равно придуманное кем-то на заре веков слово казалось мне слишком... малоинформативным, не отражающим и сотой доли того, что я испытывала на протяжении последних лет. Счастье - безграничное, безупречное, захватило меня в свой водоворот четыре года назад, когда Ричард признался, что находиться вдалеке от своей дриады ему тяжело. Могут ли у человека вырасти крылья? Наверное, из всех живущих я наиболее близка к тому, чтобы расправить их и взлететь.
- Дик...
Я не смогла сдержать счастливого шепота, прижав ладошку к животу. Мне нравилось произносить его имя вот так, на выдохе, словно оно было самим дыханием. Мне нравилось представлять, как мама подтвердит мои надежды, как он обрадуется. Наверное, даже объявление войны с Ти-Даорией вместо ожидаемого мирного союза не смогло бы омрачить моего счастья.
Возможно, с моей стороны было глупостью ехать к матери, проведя в карете почти полдня, когда в нескольких кварталах от нас жил замечательный доктор, но я хотела поделиться этим с ней - и не хотела подпускать к себе чужого человека. Сначала я хочу убедиться сама, в кругу близких мне людей. А кто лучше мамы, у которой нас трое, подскажет, оправданы мои надежды или нет?
Я мало знаю о беременности - такие сведения не входят в программу обучения молодых девушек: считается, что с замужеством придет и это знание. Знания не пришли и через год совместной жизни, но что-то мне мама успевала нашептать, когда мы с Ричардом навещали их в маленьком поместье, в котором я выросла. Я наслаждалась любовью мужа, Дик тоже не спешил с увеличением семьи - он не был старшим сыном, наследник через девять месяцев для него не являлся обязательным условием, - и мы не задумывались над тем, когда у нас появится ребенок. Но если когда-то это все же должно случиться, то почему не сейчас?
Сквозь ткань дорожного костюма я осторожно погладила живот, и на глазах выступили слезы. Хочу этого малыша! Пожалуйста, пусть он окажется реальностью!