сть в его присутствии, почти не обращая на него внимания. Я с безмятежным выражением лица читала те книги, которые он приносил, не запоминая из них ни слова, и молча выдерживала его пристальный взгляд, когда он сидел на своем проклятом стуле в противоположном углу комнаты. Я даже почти привыкла к тому, что иногда он превращал мою камеру в филиал своего рабочего кабинета.
Но раздражение росло с каждым часом, проведенным мной в этой клетке. Я ненавидела каждый камень в ней. Мне хотелось кричать от злости, когда муж с этим непонятным прощальным взглядом покидал комнату. Я еле сдерживала желание разодрать книги, сложенные аккуратной стопочкой в изножье кровати. Эмоции требовали выхода.
И я не сдержалась.
- О чем ты хотел поговорить? - отложив книгу, звенящим голосом, выдавая свое напряжение, спросила я.
Дик поднял голову от бумаг, отложил перо, закрыл чернильницу и только после этого посмотрел на меня.
- Ты все-таки решила со мной заговорить?
Мне хотелось на него зарычать, но я помнила о том, что эмоциям выход давать нельзя.
- Меня сводит с ума то, что сейчас происходит. Из-за того, что я закрыта здесь, я должна ненавидеть тебя еще больше, но мне не хватает сил даже на ненависть: их забирают сменяющие друг друга апатия и раздражение. Как долго ты еще собираешься меня мучить?
- Я не собираюсь тебя мучить. - Дик устало потер лоб, опершись на поставленную на стол руку.
- Мне напомнить тебе о замечательной комнате не так далеко отсюда, в которой ты меня запирал?
Ричард открыл глаза и внимательно посмотрел на меня:
- Ты действительно считаешь, что я мог бы так поступить с тобой? Пытать, вырывая из тебя правду?
- Да, - уверенно кивнула. Я действительно ни секунды не сомневалась в этом.
В его глазах отразилось изумление. Он даже не предполагал, что я считаю его монстром. Уложив голову на скрещенные руки, он глухо произнес:
- Я бы никогда не причинил тебя боли. Пыточная была лишь попыткой напугать. Импульсивной, ненужной, ошибочной. Решение, которое я принял, поддавшись эмоциям и о котором пожалел почти сразу. Но применить это все к тебе, Лиза...
- Прости, но я тебе не верю, - резко перебила я. - Уже одно то, что в твоем подвале есть пыточная, говорит о многом. Как и то, что ты привел меня в нее.
- Я же сказал!.. - раздраженно начал Дик, вскинувшись, но потом лишь махнул рукой. - Нет смысла сейчас об этом говорить. Пока я не пойму, почему ты считаешь меня таким чудовищем, попытки объясниться будут лишь пустой тратой времени.
- Тогда о чем есть смысл говорить? На каком разговоре ты так отчаянно настаивал?
Я аккуратно положила книгу на прикроватный столик, не сводя глаз с мужа. Я удивлялась себе - я была почти спокойна. Нервничала, была раздражена, начинала злиться - но это было практически ничто по сравнению с тем водоворотом эмоций, в котором я тонула при первых встречах. Тогда, очнувшись в его комнате, я готова была зубами впиться в его горло, лишь бы отомстить и дать выход своей ненависти. Сейчас же ненависть уютно свернулась под сердцем, смиряясь с его присутствием рядом, и не требовала от меня немедленной расправы. И я не понимала, как такое может происходить. Я четыре года жила только этим чувством, а сейчас? Неужели я так быстро привыкла к тому, что он снова рядом? Или именно этого он и добивается, проводя так много времени возле меня? Приручает, заставляет простить и забыть?
Никогда!
От злости перехватило дыхание, мнимое спокойствие стало расползаться. Дик, заметив это, подался вперед:
- Лиза, что случилось?
- О. Чем. Ты. Хотел. Поговорить? - медленно, четко выговаривая слова, напомнила я, успокаивая злость. Не прощу и не забуду!
Ричард, понимая, что я снова на грани, больше не предпринимал попыток приблизиться или поменять тему:
- Почему четыре года назад ты так внезапно исчезла?
- Я не могла находиться с тобой рядом, - пробормотала я, закрыв глаза и стиснув зубы. Несколько глубоких вдохов-выдохов помогли немного прийти в себя, но я все еще избегала смотреть на Ричарда.
- Почему? Тогда, после смерти семьи, ты была разбита, тебе было тяжело, но почему это именно так отразилось на нас?
- Я узнала, что это ты отдал тот приказ, - выпалила я, распахивая глаза и следя за малейшими изменениями в лице мужа. Ничего, кроме в очередной раз изумленно поднятых бровей, я не увидела.
- Какой приказ, Лиза? О чем ты?
Он!.. Ненависть, разбуженная его притворством, подняла голову, скаля зубы. Как он смеет делать вид, что удивлен! Неужели до последнего надеется, что я ничего не знаю?
- О том, что ты приказал убить мою семью, - прошипела я, сжимая кулаки.
Муж резко вскинул голову, заглядывая мне в глаза.
- Вот как... - пробормотал он, откидываясь на спинку. Какие эмоции он сейчас испытывал, я не смогла понять - лицо Ричарда превратилось в непроницаемую маску, но в том, что он скрывает досаду и разочарование, я была уверена. - И что тебя привело к такому... интересному выводу?
- Твои исполнители немного задержались в Четейр-Глэсе, радуясь легкому заработку и, не скрываясь, обсуждая его на каждом углу. Их невоздержанность и вышла тебе боком.
"Миссис Линд долго уговаривала меня выйти на свежий воздух, немного прогуляться и развеяться. Я понимала, что, скорее всего, в парк она меня спроваживала не из заботы о моем здоровье, а просто желая хоть несколько часов отдохнуть от ежесекундно заливающейся слезами хозяйки. Понимала также и то, что это ненормально - безвылазно сидеть дома целую неделю, перебирая оставшиеся от родственников вещи и заливая их слезами. Но мне не нужны были свежий воздух и солнечный свет. Мне нужна была моя семья. Мне нужна была поддержка матери, безмолвная гордость отца, новые рисунки Кристи и задорный смех перепачканного в пироге Алекса. Какое мне дело до того, что на улице - замечательная теплая погода, когда в моем сердце - темная пропасть, из которой выползают холодные нити, впивающиеся в душу? Единственное, в чем я действительно нуждалась, помимо своих несбыточных желаний, - это присутствие рядом Дика. Но странным образом отстранившийся от моей беды муж был занят и неразговорчив, он словно остыл... или запер свои эмоции под замок, оставив меня один на один с моей потерей. Я никогда не думала, что в Четейр-Глэсе так нуждаются в помощи мага, но Ричард постоянно пропадал где-то вне дома. Раньше Наместник и совет справлялись без него, но именно в то время, как он очень нужен был мне, муж срочно понадобился и мистеру Вилдеру. Поэтому большую часть дня я проводила в своей гостиной, перебирая подарки родителей и рисунки Кристи, сделанные несмелой рукой девочки, открывшей в себе способность к творчеству. Миссис Линд утешала меня, как могла, и проводила со мной очень много времени, практически забросив свои обязанности, но даже ее терпению пришел конец.
Весь прошлый день она упрашивала меня выйти хотя бы в сад, посидеть на солнышке, оторваться на миг от вещей, которые причиняли мне такую боль. Я бы и не прислушалась к ней, пропуская все слова мимо сознания, если бы не одна, сказанная напоследок в сердцах, фраза:
- Мисс Элизабет, вы себя так следом за семьей в гроб вгоните, а ведь вы еще такая молодая! У вас еще детишки могут быть, ваша собственная семья, а вы сидите здесь и заживо себя хороните! Мистер Ричард этого не одобрит!
У нас с Диком действительно могут быть дети... Одного я уже ношу под сердцем, и наверняка мое состояние сказывается и на нем. Ведь он внутри, он связан со мной. Если я причиняю вред себе, то каково же должно быть ему, маленькому и беззащитному существу? Моя семья ушла, не узнав ничего о ребенке, но я не имею права отправить вслед за ними свое собственное дитя.
И я уступила горячим уговорам, оставив экономку в покое, предоставляя ей возможность заниматься ее прямыми обязанностями, а не успокаивать молодую хозяйку. Приняв решение прогуляться, я понимала также, что сада за нашим домом мне будет мало. Немного успокоившись и приведя мысли в относительный порядок, я захотела пройтись. Долго-долго гулять, размышлять и вспоминать, но не поддаваться больше горю, не впадать в истерику от чувства одиночества и опустошенности. Есть малыш - и есть мы с Диком, и я справлюсь со своей потерей и со своим горем.
Для прогулок время было еще не позднее, но солнце уже медленно скатывалось к горизонту. Экипаж остановился у самых ворот парка, не въезжая в него и оставаясь потом ждать нас на соседней улице. Я, в сопровождении служанки и охранника, медленно двинулась по главной аллее в дальнюю часть, к пруду. За спиной новый экипаж высадил очередных гуляющих. Я коротко попросила Пресветлых о том, чтобы не встретить никого из знакомых - разговаривать с кем-либо, выслушивая неискренние сожаления, мне сейчас не хотелось. Не хотелось видеть скорбные лица, чувствовать цепкие взгляды, определяющие мое состояние, принимать заверения о помощи и поддержке. Парк и длинные дорожки нужны мне были не для этого.
Я отправила Грейси купить булку и велела направляться после этого к пруду. Вряд ли мне захочется кормить лебедей, но настойчивый жалостливый взгляд горничной, въедающийся в затылок, меня скорее раздражал, чем показывал, что девушка беспокоится за меня. В жалости я не нуждалась, а вот в избавлении от нее - еще как.
Охранник, без труда определивший причину моего приказа, шагал за спиной, в нескольких шагах от меня. Его пристального внимания я не чувствовала - скорее, он мягко, ненавязчиво наблюдал за мной, не выпуская из поля зрения, но и не утомляя чересчур бдительной опекой. За это я была ему благодарна.
Белые грациозные птицы, как я и ожидала, не вызвали в душе никакого отклика. Раньше я всегда с радостью и затаенным восторгом скармливала им булку-другую, но сейчас не было никакого настроения, и я бездумно отламывала от хлеба кусочки, роняя их с высокого берега в воду. Угощение падало у самой земли, и недовольные лебеди не желали подплывать к нам так близко. Отдав оставшуюся часть булки Грейси, я велела ей покормить птиц нормально, а потом догнать нас. Девушка послушно раскрошила хлеб, замахиваясь и кидая его едва ли не в открытые клювы лебедей. Понаблюдав за ней несколько секунд, я отвернулась и прошла вдоль высокой живой изгороди по узкой тропинке, идущей почти по периметру парка и выводящей к воротам. Через равные промежутки вдоль изгороди стояли кованые скамейки, чередуясь иногда со статуями и барельефами. По другую сторону кустов, как я знала, было то же самое.