В какой-то момент за изгородью послышались голоса. Сначала я не придала этому значения, лишь поморщилась из-за того, что кто-то нарушил мое, пусть и относительное, одиночество. Прогулка, как ни странно, действительно подействовала на меня успокаивающе, избавив от желания залить окружающий мир слезами. И я находилась в этом умиротверенно-скорбящем состоянии до тех пор, пока не прозвучало имя Ричарда. Резко остановившись, я прислушалась. Охранника и горничную, дернувшихся было ко мне, я взмахом руки предупредила, чтобы оставались на месте.
Разговаривающие за изгородью мужчины, видимо, присели на одну из лавочек, потому что голоса звучали ровно, не приближаясь и не удаляясь.
- Давно не попадалось такой легкой и приятной работки, - произнес один из них, и по сиплому, простуженному голосу явно было слышно, что он очень доволен.
- Эт уж точно, - весело отозвался второй, чуть более молодой, но с теми же сипами и натужным кашлем в конце. - Он же нам заплатил практически за то, чтоб мы развлеклись как следует.
- Да эти маги все, как один, на голову больные, - пренебрежительно бросил первый мужчина. - Но, пока они нам платят, мне плевать на это. Гораздо приятнее вспомнить о том, как этот мальчишка визжал, когда я с него ногти сдирал!..
Я поднесла ладонь ко рту, после чего прижала обе к горлу, пытаясь подавить тошноту. Мечтательность и довольство в голосе говорившего резко контрастировали со смыслом сказанных слов, и это вызывало ужас. Из-за этого я пропустила часть разговора.
- ... с девчонкой, жаль, быстро разделались. Отрубленная голова - это как-то мелковато. Вот ее мамашка - это да. Пришлось ей все кости на ногах сломать, чтоб не кидалась защищать детишек.
Голова закружилась, дышать стало тяжело. Пресветлые, нет, только не это... То, что я слышу, не может быть правдой!
- Да уж, темпераментная баба попалась, - более молодой мужчина сплюнул, - она меня за язык укусила, когда я ее поцеловать пытался. Ничего, я ей ее собственный отрезал, в назидание, так сказать.
Окружающее плыло перед глазами. Не столько от ужаса от только что услышанного, сколько из-за того, что все описываемое я видела. Видела неделю назад в своем собственном доме. И голову Кристи, уложенную на блюдо для пирогов с большим ножом для разделки мяса рядом, и сломанные ноги матери, подвешенной к потолочной балке, и маленькие пальчики Алекса, с которых были содраны ногти. Словно наяву, эти воспоминания всплывали в сознании, а голоса за изгородью продолжали жуткое обсуждение.
- Интересно все-таки, с чего бы Девенли нанимать нас для такого дельца, - чуть задумчиво протянул старший, но его собеседник лишь отмахнулся:
- Какая нам разница. Главное - мы получили денежки за приятную работу. Мне давно уже не приходилось вот так безнаказанно, да еще и с вознаграждением, кромсать людишек. А если он свою бабу делить ни с кем не хочет - так это его проблемы. Если надумает потом и от нее избавиться - я буду рад помочь. С такими, как этот маг, приятно иметь дело.
Меня словно ударили. Они... говорят... о Ричарде?.. Я начала оседать на землю, уже сквозь подступающий туман в голове услышав:
- Ладно, пора смываться отсюда, пока за это дело всерьез не взялась стража. Деньги он нам отдал, больше нас в этом захолустье ничего не держит.
- Да уж, поехали, еще раз на рудники в горы я не хочу...
Охранник метнулся ко мне, Грейси, что-то обеспокоенно выкрикивая, мчалась вслед за ним, а я все никак не могла поверить в то, что услышала. Сознание окуталось какой-то дымкой, через которую окружающий мир воспринимался очень неохотно, но которая раз за разом подкидывала мне только что услышанные фразы:
"Девенли заплатил нам... кромсать людишек... я ей язык отрезал... мальчишка визжал, как поросенок... если он и от нее захочет избавиться... Девенли... с этим магом приятно иметь дело..."
Ричард!"
- Вот как... - повторил Ричард, не сводя с меня задумчивого взгляда. В его глазах я не видела ни досады, ни удивления, ни желания оправдаться - ничего из тех эмоций, которые, как я думала, он должен испытывать. Если мои слова и всколыхнули в нем какие-то чувства, Дик это успешно скрыл, отгородившись от меня маской вежливо-безразличного интереса.
Как он может быть так спокоен, ведь я только что сказала, что знаю, каким чудовищем он является!
Я задышала глубже и медленней, стараясь взять эмоции под контроль. Я же давно решила для себя, что они только вредят. Почему никак не получается с ними совладать?..
Ричард потер подбородок, и его взгляд потяжелел. Кажется, и он не настолько хорошо способен себя контролировать, потому что через показную невозмутимость ясно проглядывало осуждение и... разочарование?..
- А тебе никогда не приходило в голову, что этот разговор ты услышала неслучайно? - поинтересовался он.
- Если ты о том, что мне помогли Пресветлые, тогда - да, тот разговор я услышала неслучайно.
- Я не о том, Лиза, - покачал он головой, и я с удивлением заметила, что Дик выглядит... уставшим. Он разочарован во мне. Ему неприятно, что я обвинила его в вынесении приговора всей моей семье. Для него в тягость объяснять мне очевидные, на его взгляд, вещи. Но ни капли вины, словно он уверен в своей правоте. - Разговор, так удачно подслушанный тобой в парке, был разыгран специально для тебя. Чтобы поссорить нас, разлучить, заставить наделать глупостей... Да мало ли, какие цели он преследовал. В чем я не сомневаюсь, так это в том, что для тебя они называли мое имя, для тебя перечисляли все, что ты увидела тогда...
- Можешь говорить, что хочешь, - оборвала я его, разозленная тем, что он все еще пытался играть роль оболганного и обманутого супруга. Почему, ну почему Ричард продолжает упорствовать? Сейчас ведь поздно уже, я четыре года жила с этим знанием. Неужели он считает, что пара его слов может убедить меня в том, что мой муж - невинно пострадавшая сторона? Что не его рука отдавала золото тем садистам, что не его равнодушный взгляд скользил по четырем могилам в Литен-Боссет? - Можешь врать, изворачиваться, притворяться, но, Ричард, я слышала их слова, видела твое поведение, помню каждое слово нашего последнего разговора. Ты всерьез думаешь, что сможешь переубедить меня?
- Я не собираюсь тебя ни в чем переубеждать, - резко ответил Дик, теряя невозмутимость, и в комнате похолодало. Не фигурально - температура действительно опустилась на несколько градусов, заставляя меня натянуть одеяло до груди и спрятать под ним руки.
- И не трудись, - посоветовал я, стараясь не стучать зубами от холода.
Последний раз Ричард наколдовывал вокруг себя маленькую зиму во время разговора со своей матерью, миссис Девенли. Они тогда разговаривали в малой гостиной. Дик считал, что я на прогулке, госпожу Луизу же вообще не интересовало, где я нахожусь (хотя, исчезни я из жизни Ричарда, она была бы, несомненно, очень рада), и оба они не предполагали, что я вернусь чуть раньше и услышу их спор. После свадьбы прошло чуть меньше года, и за это время миссис Девенли ни разу не появлялась в нашем доме, но в тот раз она все же приехала - со скандалом и совершенно невозможными требованиями. Я стояла в холле, через неплотно закрытую дверь слушая, как на повышенных тонах Луиза убеждает сына развестись со мной и жениться на Мелиссе. В Ан-риох-Даонне разводы не приняты, хотя говорят, что за Великой Пустыней такой варварский обычай практикуется, но миссис Девенли это не останавливало. Она наседала на Ричарда, уговаривая, требуя, угрожая, обещала, что король и жрецы Пресветлых поддержат такое решение, и абсолютно не заботилась о том, что ее могут услышать: свое мнение относительно нашего брака она высказывала очень громко и основательно. Странно было, что она вообще не смогла помешать свадьбе. Дик долго выслушивал мать, не прерывая оскорбительного для нас обоих монолога, провожая взглядом каждую статуэтку, задетую неизменным зонтиком на длинной ручке и безжалостно сброшенную на пол, но в какой-то момент он почувствовал, что у этого спектакля он больше не единственный зритель. И тогда в гостиной и за ее пределами стало намного холоднее. Ричард не был в ярости - наоборот, он спрятал эмоции глубоко внутри, словно превращаясь в ледяную статую с непроницаемой маской вместо лица, и окружающий мир откликался на это настроение холодом. Голос, которым Ричард приказал матери покинуть дом, тоже был спокоен. Слишком спокоен. Два дня потом я не могла достучаться до своего мужа, скрытого за ледяным панцирем.
И сейчас, кажется, произошло то же самое. Он замкнулся, заледенел, запер свои эмоции, оставляя для меня только язвительную насмешливость, заставляя меня замереть под пронзительным взглядом. Из-за этого мне хотелось спрятаться. Убежать в ванную комнату, укрыться с головой одеялом - все, что угодно, только бы не чувствовать его. Я знала, что это искусственное спокойствие не разрушится и что Дик не поведет меня вновь "на экскурсию", но все равно мне было не по себе.
- Подумай вот о чем, Лиза, - попросил Ричард, и в его голосе я услышала яд. Совсем немного: его не хватит на то, чтобы больно ранить. Но даже такого намека будет достаточно, чтобы помнить каждое слово и чувствовать болезненные уколы, осознавая их смысл. - Подумай о том, что все три года нашего брака я безумно любил тебя, любил твою семью, пошел против воли и намерений родителей, женившись на тебе. Подумай о том, что за эти три года я не давал ни единого повода сомневаться в себе, в своей человечности или в своем отношении к твоим родственникам. Подумай о том, что, услышав от неизвестных личностей в городском парке мое имя, ты, перечеркнув все, что нас связывало, поверила в их сказку, даже не подумав обратиться ко мне. Подумай также о том, что тот ужас, через который ты прошла, мог быть направлен не на тебя: через твою семью пытались добраться до меня. Ты всегда была моей слабостью, а ослабить хоть одного из Девенли... это чревато многими неприятностями короне и королевству. А еще подумай о том, как сильно любила ты меня, если мы сейчас оказались в такой ситуации.