Но потом все переменилось. Возможно, это началось, когда Кейн отказался отдать меня царю проклятых или когда вынес на руках из пещеры Камня. Или же когда я крепко прижималась к нему, вливая спасительную магию Древа. Не говоря уже о нашей откровенности в шатре по дороге в Артан. Оказавшись здесь, я вовсе перестала думать о Древе и спасении Нифрейи. Потому что все, что говорила княгиня, все, что я знала, теперь мною подвергалось сомнениям.
Мир раскололся на две части, и я ранила себя об их острые края в попытке вернуть все, как было прежде.
Но как прежде уже не получится. Хотя бы потому, что Кейн перестал быть мне врагом. Сейчас ненавидеть его не получалось, как бы мне того ни хотелось. Нет, я не забыла ночь на коленях и множество ужасных слов, которые мы говорили друг другу. Не забыла и нашу нежность в Каменном лесу, и то, что он меня спас, и наши долгие разговоры по дороге в Артан. Я покривила душой, когда заявила, что он хочет меня купить. Зачем ему покупать то, что и так ему принадлежит? Он мог просто заполучить мое тело, не заботясь о моих чувствах. Приказать, сломить, но вместо этого почему-то спрашивал, хочу ли я остаться рядом с ним, говорил о доверии. Это удивляло, смущало и… пугало.
Одним мало-мальски ценным итогом бессонной ночи стал вывод, что я ничего не знаю о настоящем Кейне Логхарде. Образ Мрака, созданный благодаря слухам и словам княгини, разрушился до основания. Я хотела узнать его таким, какой он на самом деле, а заодно выяснить, кто же является истинным наследником нифрейского источника.
Я вдруг поняла, что не смогу ни спать, ни есть, пока во всем не разберусь. К тому же князь покинул Артан-Пра, но я могла расспросить тех, кто его знает, кто к нему близок. И начать стоило с хранительницы.
Она как раз сопровождала служанок, которые принесли новое платье. Льдисто-белое с серебристой вышивкой, невесомо-нежное, как эбрисы. Этот наряд подчеркивал мою внешность, делал ее ярче, и из зеркала на меня смотрела совершенно другая я. Волосы лежали свободно, как предпочитали носить артанки, стараниями Дары кожа сияла, даже цвет глаз стал более насыщенным.
Такой меня видит Кейн? Красивой… Мой двойник в зеркале залился румянцем и прикусил губу, поэтому я поспешно повернулась к Лиле. До этого нас связывали только необходимость и наши статусы: фаворитки и хранительницы гарема. Сегодня я собиралась поговорить с ней по душам, но стоило зайти издалека.
— В первую нашу встречу вы сказали, что из всех мужчин только князь может входить в малый дворец.
На лице женщины мелькнуло замешательство, которое она умело скрыла за улыбкой.
— Это так, — кивнула Лила.
— И нет никаких исключений для его семьи? Например, сыновей.
— Сыновьям дозволялось жить в малом дворце, пока они не достигнут шестилетнего возраста. После они переселялись в большой дворец и обратно ступить уже не могли.
Значит, следуя обычаям гарема, мать и дитя расставались навсегда. Сердце болезненно сжалось, стоило мне подумать о княжне Анне и Кейне.
— У князя много братьев?
— Да, у князя Караса было много сыновей.
— Было? — похолодела я, а вот Лила осталась бесстрастной.
— Большинство из них погибли, пытаясь свергнуть отца. Только Кейну это удалось.
— А остальные?
— Один погиб во время восстания, другие предпочли признать князя Кейна правителем и покинуть Арган-Пра. Слабый не может претендовать на престол.
Да уж. В Нифрейе все иначе, нет такой жестокости. Но и правителя там сейчас тоже нет.
— Вы давно знаете князя? — задала следующий вопрос.
— Несколько лет.
— Почему он оставил вас при малом дворце?
Сколько же ей лет? В том, что она гораздо старше меня, я не сомневалась.
— Зачем вам это знать, госпожа Амелия?
Она всегда так говорила, когда мои вопросы заходили слишком далеко и касались личного. Обычно я отмалчивалась, но сейчас решила идти до конца.
— Я хочу лучше узнать своего мужчину.
Сказала и подавила желание снова закусить губу. Потому что не знала, сколько в этом признании желания вызвать Лилу на откровенность, а сколько правды. Кейн сам говорил, что хочет быть моим, но я его своим не считала. Сложно считать своим артанского князя.
Подчиняясь едва уловимому кивку хранительницы, служанки поклонились и быстро покинули комнату. Когда мы остались одни, Лила прошлась по спальне, прежде чем спросить:
— Почему вы решили, что я его знаю, госпожа?
— Потому что изо всех жен и наложниц князя Караса остались только вы. Вас назначили хранительницей малого дворца, хотя у князя Кейна не было гарема, он вообще не собирался жениться. Потому что Кейн окружает себя только теми, кому доверяет, а вам он доверяет.
Последнее я вовсе сказала наугад, но Лила, когда резко повернулась ко мне лицом, уже не улыбалась. Ее взгляд вонзился в меня, не скрытый вежливостью или притворной симпатией.
— Я впервые увидела князя Кейна, когда он распустил гарем. Наверное, ему понравились мои мысли, поскольку он позволил мне остаться здесь.
Я чувствовала, что если сейчас не вызову ее на откровенность, то навсегда упущу возможность разгадать эту тайну. А значит, мне самой стоило говорить откровенно.
— Зато мои мысли для него скрыты, — призналась я, украдкой наблюдая за хранительницей. — Это моя особенность. Именно поэтому Кейн забрал меня с собой.
На лице Лилы отразилось понимание, она шагнула ближе. Уверена, хранительница много раз гадала, что ее князь нашел во мне, ради которой изменил собственным принципам, и я была готова удовлетворить ее любопытство.
— Я знаю артанский, а Кейн прекрасно говорит на нифрейском, но мы с ним не всегда понимаем друг друга. — Слова лились сами собой, мне даже не приходилось ничего придумывать. Я правда хотела его понять. Понять, почему наше знакомство началось с ненависти. — Мне почти ничего не известно о его прошлом. Поэтому и прошу вас рассказать о нем. Все, что знаете.
Лила колебалась всего мгновение. Затем подошла к оттоманке, на которой я проводила ночи, и, опустившись на нее, жестом пригласила меня сесть рядом.
— И что же вы знаете про князя Кейна? — Она небрежно разгладила красный шелк юбки, будто мы собирались разговаривать о погоде.
— Немногое, — пожала плечами я. — Знаю, что он самый могущественный правитель Артана, покоривший множество стран. Что заботится о своем народе, что он жесток с врагами. Что его мать была из Нифрейи и что он очень ее любил. Но при этом не понимаю, почему он безумно ненавидит нифрейцев и мою страну.
Лила молчала так долго, что я решила — ничего от нее не услышу. Поэтому вздрогнула, когда хранительница жестко произнесла:
— У князя Кейна есть причина ненавидеть родину своей матери, но я не думаю, что вам действительно нужно знать правду.
— Почему?
— Как раз потому, что вы нифрейка.
Несмотря на слова хранительницы, ее тон, ее взгляд словно бросали вызов. И я его приняла.
— Может, как раз потому и стоит, — сказала я. — Чтобы знать, откуда эта ненависть к моему народу.
Теперь Лила посмотрела на меня с уважением.
— Допустим, князь Кейн ненавидит вовсе не Нифрейю, а ее правительницу.
В памяти так живо всплыло пылающее Древо и приказ сжечь Священный сад дотла, что по спине побежал холодок. Из глубины души поднялся страх, но я тут же пресекла его. Сейчас не время.
— Ее светлость погибла во время захвата нифрейской столицы.
— Ее убил Кейн? — Лицо хранительницы застыло.
— Нет.
Ее тонкие пальцы, сжимающие тонкую ткань, расслабились.
— Это хорошо, — пробормотала она себе под нос.
— Что же в этом хорошего?
Лила вновь посмотрела на меня.
— Извините, госпожа Амелия, но в моем сердце нет столько сострадания, чтобы соболезновать вашей утрате. Старая ведьма заслужила смерть, потому что разрушила не одну жизнь.
От ее слов голова шла кругом. Откуда наложница артанского князя знает о нифрейской княгине? Не просто знает, а ненавидит ее.
— Откуда?.. — Мой голос сел от волнения, и я не договорила, но Лила прекрасно меня поняла.
— Мы познакомились с князем Кейном после гибели его отца. До этого я знала о нем лишь по рассказам его матери.
— Княжны Анны.
— А вы знаете больше, чем я думала, — прищурилась Лила, чем подтвердила мою догадку. — К чему эти игры?
Она хотела подняться, но я накрыла ее руку ладонью.
— Я догадалась. Из-за дара Кейна, — объяснила вспыльчивой артанке и даже слабо улыбнулась, когда Лила вернулась на место. — Но я просто не представляю, как так получилось, что наследница Нифрейи оказалась наложницей князя Караса. Я всегда считала, что она погибла от рук предателей раудийцев.
— Ее действительно убило предательство, — устало кивнула хранительница. Видно было, что этот разговор выматывает ее не меньше, чем меня. — Только предала Анну собственная мать.
Убило? О чем она? Ведь, судя по ее словам, княжна прожила долгую жизнь… Наложницей, в чужой стране, где родила сына.
— Ничего не понимаю, — потрясенно прошептала я. Сердце разрывалось от предчувствия, что эта история мне не понравится, но и остановить рассказ хранительницы я уже не могла.
Лила познакомилась с Анной, когда только попала в гарем. Они столкнулись случайно, в парке. Далеко не сразу, но нифрейка взялась ее опекать, как собственную дочь. Учила языкам и песням, рассказывала про свою родину, культуру и особенно много — про своего сына. Именно благодаря воспоминаниям о Кейне на ее лице иногда появлялась слабая улыбка.
— Она ненавидела Караса, но сына любила до безумия. У нее был человек в большом дворце, который приглядывал за Кейном и передавал ей письма, рассказывая о его победах и поражениях. Какой же счастливой она была в те минуты, когда читала о нем!
Вспоминая об этом, Лила тоже улыбалась. По-настоящему, нежно, с толикой грусти. Анна была счастлива возможности следить за жизнью сына хотя бы на расстоянии, поэтому новость о том, что Карас выдворил его из Артана, стала для нее настоящим ударом.