И этого показалось мало. Уже совершенно ни к селу ни к городу в конце приговора появилась фраза: «И деньги стрельцам по приказу его, Федькину, как он, Федька, ездил к гетману, давал». Что предосудительного было в этом старом событии, вполне объясненном в розыскном деле, непонятно, но фраза, завершающая приговор, хорошо подчеркивает его пустоту. Вероятно, именно таким и должен быть приговор просветителю, которого убивают, чтобы века спустя историки могли важно изречь: «Он опередил свое время» (или другую подобную банальность).
Приговор прозвучал 5 октября 1689 года, но Медведеву, в отличие от его товарищей, пришлось долго ждать смерти. Объявленный приговор не приводился в исполнение. Более того, правительство приняло экстраординарные меры к охране смертника. 10 октября царским указом для караула при заключенном в темнице Троице-Сергиева монастыря Медведеве были истребованы подполковник, два капитана и 35 стрельцов. Правительство следило, чтобы охрана постоянно менялась. 13 октября подполковник Мартемьян Сухарев (в честь которого была названа Сухарева башня в Москве, ныне снесенная) принял Медведева и еще троих колодников у подполковника Федора Айгустова, чтобы, взяв дополнительно к отряду московских стрельцов стрельцов Троицкого монастыря, «держать тех колодников в том же монастыре в тех же кельях за крепкой стражей… и смотреть за ними накрепко, чтоб они куда не ушли и дурна над собой какого не учинили». О принятии колодников в целости и сохранности следовало незамедлительно отписать царям и доложить боярину Т.Н. Стрешневу.
5 ноября 1689 года на охрану колодников в том же порядке заступил отряд подполковника Ивана Климонтова. 2 декабря ему на смену отправился стольник и полковник Василий Ельчанинов, «усиленный» капитаном Нелидовым. 2 января 1690 года в охрану был назначен капитан Галактион Охотницкий, но его чин оказался недостаточен для столь ответственного поручения, и 13 января капитану велено было сдать пост подполковнику Алексею Чичагову. 17 февраля тюремщиком стал подполковник Иван Башмаков, 20 марта – подполковник Гаврила Башев, 5 мая – подполковник Богдан Юдин, 20 июня – капитан Владимир Жаворонков, 5 августа – капитан Иван Бордадатов, 8 сентября – капитан Никифор Бородин, 13 октября – капитан Иван Пятин, 19 ноября – капитан Иван Пасынков, наконец, 29 декабря 1690 года на пост при Медведеве заступил капитан Григорий Есипов. Хотя, как мы видим, подполковники во главе охраны постепенно сменились капитанами, тюремное содержание столь опасного преступника было довольно дорогим удовольствием для правительства. Разумеется, оно шло на такие жертвы не из милосердия.
«Мудроборцы», столь упорно добивавшиеся смерти своего врага, успели-таки сообразить, что идеи Медведева опаснее его самого и что, истребив Медведева, они не погасят полыхающий в России «огнь зломысленного мудрования». Напротив, пример ученого старца, смело пошедшего на смерть, но не склонившегося перед церковной властью, мог воодушевить тех, кто вслед за ним требовал для себя «права разсуждать». Медведева надо было заставить отречься. И патриаршие умельцы принялись за дело там, где отступились светские мастера заплечных дел.
Прежде чем рассказывать о последних днях Медведева, хочу обратить внимание читателя на то, что мы более не услышим ни одного достоверно принадлежащего Сильвестру слова, не сможем использовать даже такой источник, как протоколы его допросов. В нашем распоряжении имеются исключительно сочинения врагов Медведева, пропитанные ненавистью и насквозь лживые{127}. Думаю, нам будет особо интересно и поучительно проследить, как в столь сложных (но, к сожалению, не уникальных) условиях правда продолжает жить и все потуги «мудроборцев» затруднить потомкам путь к исторической истине оказываются тщетными. Как голодные пауки в банке, лживые измышления пожирают друг друга, а их останки, в противность воле клеветников, позволяют по крупицам восстановить действительную картину событий.
«В то время как Сенька Медведев в темнице пребывал и день ото дня смертного конца – главоотсечения ожидал, святейший и блаженнейший архипастырь Христовой словесной паствы кир Иоаким… патриарх, подобясь архипастырей архипастырю самому незлобливому Христу Богу, низшедшему взыскать погибшую овцу двора своего, не помянув его, Сеньки Медведева, всякие злобы, и злодеяния, и злословий, и досад, и укоризн, и непокорства, более того – противности к себе и к святой церкви, не желая ему погибнуть в отступничестве от святой восточной церкви и в ереси латинского новозломудрования, послал к нему в узилище мужей неких священных и философов, восточного благочестия учителей православных, на обличение ереси его, которую он вводил и ввел в большинство православно-российского народа». Так, не мудрствуя, прямо со лжи начинает рассказ об «отречении» Медведева автор одного из мудроборческих сочинений, приближенный патриарха Иоакима.
Сравнение патриарха, приложившего все силы к тому, чтобы Медведев со дня на день ожидал смертной казни, с «незлобливым Христом», заставляет усомниться в вере автора-«мудроборца». Попытка убедить нас, что Иоаким действовал исключительно из гуманных соображений, выглядит просто наивно на фоне массы создававшихся в 1690–1693 годах полемических сочинений против «ереси» Медведева. В лучшем для автора цитированных строк случае мы можем сказать, что комиссия «священных и философов» была послана в темницу к Медведеву, чтобы попытаться с его же помощью «истребить» вышедшие из его «бездверных уст» идеи, которые «мудроборцам» и после осуждения Сильвестра не удавалось побороть.
Это «в лучшем случае», поскольку согласно другому мудроборческому сочинению никакой комиссии не посылалось и «раскаяние» Медведева произошло отнюдь не через «несколько дней» после вынесения ему приговора (как отмечает далее первый автор), а гораздо позже: «И больше годичного времени в Троицком Сергиеве монастыре был заключен. И там будучи, прийдя в себя, о развращении церковном покаялся и дал о том свое покаянное рукописание… словесное и письменное». Третью, столь же произвольную дату дает само «отречение» Медведева, датированное декабрем 1689 года (указание числа во всех его списках почему-то отсутствует).
Правда, «отречение», или, как называли это сочинение в окружении Иоакима, «покаянное исповедание», Медведева признает существование комиссии, якобы убедившей еретика в ошибочности его мнения о пресуществлении Святых Даров. Оно даже перечисляет состав комиссии, куда вошли Новоспасский архимандрит Игнатий Римский-Корсаков (действительно знающий, многогранно талантливый человек и личный друг патриарха), бывший игумен Воздвиженского монастыря Ефрем, Софроний Лихуд «и иные». Но в предисловии к «покаянному исповеданию», написанном от лица Иоакима, ни о какой комиссии речи нет. Напротив, оно уверяет, что Медведев написал «писание оно самовольно». Автор предисловия обращает особое внимание на то, что «еретик» отрекся от своих убеждений «не от нужды и не от страха», что его никто не заставлял и ничем не соблазнял каяться. Отечественному читателю, привычному к чтению между строк, ослиные уши здесь достаточно заметны.
Сохранение Медведеву жизни не имело для «мудроборцев» смысла, если бы они не хотели использовать его в своих целях. Медлить в условиях продолжающегося брожения умов не следовало. Поэтому можно поверить, что патриарх отправил своих людей для получения «отречения» Медведева вскоре после вынесения ему смертного приговора. Перечисленные в «покаянном исповедании» люди действительно были в это время при патриархе и могли составить комиссию, хотя достоверно мы не можем этого утверждать. Важно, что им (или иным посланным в Троицу) сразу заставить Медведева «раскаяться» не удалось: иначе зачем было бы датировать «покаянное исповедание» декабрем?
О том, что эта дата не случайна, мы можем судить по ее связи с другой датой. Патриаршее предисловие к «покаянному исповеданию» уверяет, что последнее было зачтено на освященном соборе «по некиих днях» (а не неделях и не месяцах) после его присылки в Москву, а вслед за ним читалось «Слово поучительное» самого Иоакима. Слово это в одной из рукописей датировано январем 1690 года. Таким образом, можно поверить, что патриаршая комиссия добивалась от Медведева «отречения» около двух месяцев или более – значительную часть октября, ноябрь и часть декабря 1689 года. Методы такого рода деяний известны, о достоверности вырванных с их помощью «покаяний» современный читатель имеет представление. Своеобразие нашей истории состоит только в том, что Медведев не отрекся от своих убеждений и не раскаялся в своих поступках. Обреченный на смерть, закованный в ручные и ножные кандалы, упрятанный в каменный мешок, писатель нашел в себе силы не только не написать, но и не подписывать изготовленное для него «покаянное исповедание». Вероятно, ему объяснили, что это бесполезно, что покаяние «сойдет» за истинное и без его подписи, что о его бессмысленном упорстве никто никогда не узнает, а сам он безвестно сгинет, как изверившийся в своих заблуждениях еретик. Медведев оказался из тех редчайших людей, которые ни под каким видом не способны отречься от истины, которые и жизнью, и смертью своей утверждают веру в человека.
Чтобы нагляднее представить себе события, связанные с «отречением» Медведева, раскроем сборник церковно-исторических актов второй половины XVII века, хранящийся в Синодальном (бывшем патриаршем) собрании рукописей Государственного исторического музея под номером 991. Здесь на листах 322–340 находятся подлинники «покаянных исповеданий» Семена Медведева и его единомышленника в споре о пресуществлении, бывшего попа, а ныне монаха Симеона (Саввы) Долгого. Оба документа написаны на отличной голландской бумаге четким профессиональным почерком, но лишь один из них подписан, как полагалось, по листам: «К сему моему истинному покаянию и православному исповеданию аз недостойный и многогрешный Симеон во извещение правды руку приложил».