Фелисити кивает.
Энн откашливается.
— Миссис Найтуинг, а давно ли мистер Найтуинг покинул этот мир?
— Мистер Найтуинг уже двадцать пять лет пребывает на небесах, — отвечает директриса, не отрывая глаз от рюмочки.
Но миссис Найтуинг лет сорок пять, возможно, пятьдесят… Значит, она почти всю свою жизнь вдовеет. Какая жалость!
— Так он был тогда совсем молодым? — любопытствует Сесили.
— Да. Молодым, молодым… — задумчиво произносит директриса, все так же глядя в светло-красный шерри. — Мы провели вместе шесть счастливых лет. Но однажды…
Она умолкает.
— Однажды? — нарушает паузу Энн.
— Однажды он отправился на службу в банк, как обычно… — Миссис Найтуинг делает еще глоточек. — И больше я его никогда не видела.
— Но что же случилось? — с ужасом вскрикивает Элизабет.
Миссис Найтуинг вздрагивает, как будто ей задали вопрос, который она не в силах понять. Но потом собирается с силами и медленно отвечает:
— Его сбил экипаж, прямо на улице перед банком.
Воцаряется пугающее молчание — такое, каким обычно встречают неожиданные дурные вести, события, которые невозможно ни изменить, ни исправить. Я думаю о том, что всегда воспринимала миссис Найтуинг как неприступную крепость. Как человека, способного совладать с любой ситуацией. И мне трудно осознать, что на самом деле это не так.
— Как это было ужасно для вас… — произносит наконец Марта.
— Бедная миссис Найтуинг, — жалобно говорит Элизабет.
— Это невероятно печально, — добавляет Энн.
— Давайте не будем впадать в излишнюю сентиментальность. Все случилось очень, очень давно. Терпение. Вот что важно. Каждый должен научиться изгонять неприятные мысли и никогда к ним не возвращаться. Иначе нам придется всю жизнь провести в слезах, вопрошая: «За что? Почему?» — и это не приведет ни к чему хорошему.
Она осушает рюмку. Брешь в ее латах уже затянулась. Она снова все та же миссис Найтуинг.
— Ну а теперь — кто нам расскажет какую-нибудь рождественскую историю?
— Ох, я знаю одну! — восторженно восклицает Элизабет. — Это просто ужасная история о призраке по имени Марли, с длинной цепью…
Мисс Мак-Клити перебивает ее:
— Вы случайно не имеете в виду одну из рождественских историй мистера Диккенса? Я уверена, мы все с ней знакомы, мисс Пул.
Все хихикают, косясь на Элизабет. Она надувает губки:
— Но я очень люблю эту историю!
— У меня есть история, миссис Найтуинг, — чирикает Сесили.
Конечно же, у нее есть история, разве может быть иначе?
— Замечательно, мисс Темпл.
— Однажды жила-была девушка очень хорошая во всех отношениях. Характер она имела — выше всяких похвал. И вообще была доброй, вежливой и с хорошими манерами. Ее звали Сесили.
Я уверена, что знаю, к чему ведет рассказ мисс Темпл.
— К несчастью, Сесили постоянно преследовала очень дурная девушка по имени Джемина. — При этих словах Сесили косится на меня. — Джемина, будучи особой злобной, постоянно мучила бедную нежную Сесили, говорила о ней неправду и настраивала против нее кое-кого из ее лучших подруг.
— Как это ужасно! — вставляет Элизабет.
— Но, несмотря ни на что, Сесили оставалась вежливой и добродетельной. Однако напряжение оказалось слишком сильным для нее, и в один ужасный день дорогая девушка сильно заболела, не выдержав неустанных преследований Джемины.
— Надеюсь, эта Джемина получила то, что заработала, — фыркнув, заметила Марта.
— Надеюсь, эта Сесили встретила безвременный конец, — прошептала мне Фелисити.
— А дальше что было? — спрашивает Энн.
Эта история как раз для нее.
— Все узнали, какой нехорошей девушкой была Джемина, какое у нее было злое сердце, и все начали сторониться ее. Когда о доброте Сесили услышал принц, он привел к ней доктора и тут же влюбился в нее без памяти. Они поженились, а Джемина в конце концов превратилась в слепую попрошайку, потому что глаза ей вырвали дикие собаки!
Миссис Найтуинг выглядит слегка смущенной.
— Я не совсем понимаю, что в этой истории рождественского?
— О, — поспешно добавляет Сесили, — но это ведь произошло как раз в дни появления на свет нашего Господа! И Джемина в конце концов осознала все свои ошибки, попросила прощения у Сесили и отправилась работать в пригородный церковный приход, где она подметала полы в доме викария и его супруги.
— А, — произносит миссис Найтуинг.
— Ей, должно быть, нелегко было справляться с веником, если она ослепла, — ворчу я.
— Да, — радостно кивает Сесили. — Ее страдания велики. Но как раз поэтому история становится самой что ни на есть рождественской!
— Великолепно, — говорит миссис Найтуинг не слишком отчетливо. — Не спеть ли нам? Это ведь Рождество, в конце-то концов!
Мистер Грюнвольд садится к пианино и играет старинную английскую песню. Кое-кто из учителей поет вместе с нами. Несколько девушек начинают танцевать. Но мисс Мак-Клити сидит на месте, молчит и пристально смотрит на меня.
Нет, она смотрит на мой амулет. Когда она замечает, что я наблюдаю за ней, она одаряет меня широкой улыбкой, как будто мы с ней никогда и не ссорились, а, наоборот, всегда были добрыми подругами.
— Мисс Дойл, — окликает она меня и машет рукой, подзывая к себе, но ее опережают Энн и Фелисити.
— Давай танцевать! — настаивают они.
Девушки хватают меня за руки и тащат в середину холла.
Вечер тянется, как счастливый сон. Волнение праздника оказывается не по силам многим младшим девочкам. Прижавшись друг к другу, они дремлют возле камина, ангельские крылья смяты пухленькими ручками их подруг, а короны из цветных стекляшек и остролиста съехали набок, запутавшись в волосах. В дальнем углу сидят миссис Найтуинг и мисс Мак-Клити, склонив головы друг к другу. Мисс Мак-Клити говорит что-то настойчивым шепотом, а миссис Найтуинг качает головой.
— Нет, — говорит директриса, и ее голос звучит слишком громко из-за выпитого шерри. — Я не могу.
Мисс Мак-Клити мягко обнимает ее за плечи и продолжает в чем-то убеждать, но я ничего не слышу.
— Но подумай о цене! — отвечает миссис Найтуинг.
Ее взгляд встречается с моим, и я быстро отвожу глаза. Через мгновение она неуверенно поднимается на ноги, держась за спинку кресла, пока ей не удается обрести равновесие.
Лампы давно догорели, огонь в камине почти погас, все спокойно лежат в постелях… а мы с Энн встречаем Фелисити внизу, в большом холле. Немногие оставшиеся в гигантском каменном камине угли бросают зловещий отсвет на темную, похожую на пещеру комнату. Рождественское дерево выглядит мрачным гигантом. По центру выстроились мраморные колонны, украшенные резными феями, кентаврами и нимфами. Их вид заставляет меня содрогнуться, потому что мы с подругами знаем, что эти фигурки — не просто вырезанные из мрамора украшения. Это живые существа, запертые здесь магией сфер, магией того места, которое мы готовы вновь увидеть, ощутить, коснуться… если получится.
— Не забудь, что ты задолжала мне фунт, — говорит Энн Фелисити. При этом у нее слегка постукивают зубы.
— Не забуду, — отвечает Фелисити.
— Мне страшно, — признается Энн.
— Мне тоже, — говорю я.
Даже Фелисити растеряла свое обычное бахвальство.
— Что бы там ни случилось, мы не уйдем оттуда друг без друга…
Ей незачем договаривать: «Как ты ушла оттуда без Пиппы… бросив ее умирать…»
— Согласна, — киваю я. Глубоко вздохнув, я стараюсь привести в порядок нервы. — Дайте мне руки.
Мы соединяем руки и закрываем глаза. Так много времени прошло с тех пор, как мы в последний раз проникали в сферы… Я боюсь, что мне не удастся вызвать видение двери света. Но вскоре я ощущаю знакомое покалывание на коже, тепло… Я приоткрываю один глаз, потом второй… Вот она, перед нами: сияющая дверь, прекрасный портал в другой мир.
На лицах Фелисити и Энн вспыхивает благоговение.
— Только я не знаю, что мы найдем там теперь, — предупреждаю я подруг, прежде чем мы делаем шаг к двери.
— Есть только один способ это выяснить, — отвечает Фелисити.
Я открываю дверь — и мы входим в сферы.
С деревьев сыплются цветы, и лепестки щекочут наши носы. Трава все так же зелена в вечно летнем тепле. Справа от нас течет нежно звенящая река. Я слышу тихую песню, что всплывает из ее глубин и образует серебряные круги на поверхности. А небо! В нем пылает самый великолепный закат самых счастливых дней. Мое сердце готово разорваться. Ох, как я скучала по этому месту! И как только я могла думать о том, чтобы расстаться с ним навсегда?
— Ох! — вскрикивает Фелисити. И со смехом кружится, вскинув ладони к золотому, оранжевому небу. — Как все это прекрасно!
Энн подходит к реке. Она наклоняется и с улыбкой всматривается в свое отражение.
— Здесь я так прекрасна…
И это правда. Она выглядит так, как могла бы выглядеть Энн, будь она лишена забот, страхов и слабостей и если бы ей не нужно было заполнять пустоту своей жизни с помощью печенья и лепешек.
Фелисити проводит кончиками пальцев по стволу ивы — дерево оживает, кора движется, как бегущая вода, и ива превращается в фонтан.
— Это просто невероятно. Мы можем здесь сделать все, что угодно! Что угодно!
— Смотрите! — зовет нас Энн.
Она набирает в пригоршню траву и закрывает глаза. Когда она разжимает руки, на ее ладонях лежит рубиновый кулон.
— Помогите мне его надеть!
Фелисити защелкивает замочек. Украшение сверкает на коже Энн, как сокровище раджи.
— Матушка? — зову я, гадая, придет ли она поздороваться со мной.
Но я слышу только песенку реки и радостный смех моих подруг, когда они превращают цветы в бабочек, камни — в драгоценности. Мне казалось, я уже поняла, что матушка ушла окончательно и что это лишь к лучшему, но я продолжаю надеяться…
За деревьями стоит серебряная арка, ведущая к сердцу сада. Именно там я столкнулась с убийцей, посланным Цирцеей, темным духом из Зимних Земель. Именно там я расколотила вдребезги руны Оракула, освободив свою мать и выпустив магию. Да, магия теперь ничем не связана. Именно поэтому мы и явились сюда. Но здесь пока что все выглядит как прежде. И вроде бы ничего не заметно дурного, неправильного.