— Очень хорошо, спасибо.
— А… великолепно. Великолепно.
— Том говорил тебе, что стал ассистентом в Королевском госпитале в Бетлеме? — спрашивает бабушка, подхватывая вилкой основательную порцию горошка.
— Нет, не думаю, что он об этом упоминал.
Том ухмыляется.
— Я стал ассистентом в Королевском госпитале в Бетлеме, — насмешливо повторяет он слова бабушки.
— Том, что такое? — выговаривает ему бабушка без особого энтузиазма.
— Ты имеешь в виду Бедлам, приют для сумасшедших? — спрашиваю я.
Нож Тома звякает о тарелку.
— Мы его так не называем.
— Доедай горошек, Джемма, — говорит бабушка. — Кстати, мы приглашены на бал, который устраивает леди Джордж Уортингтон, супруга адмирала. Это самое желанное для всех приглашение в рождественский сезон. Что представляет собой эта девушка, мисс Уортингтон?
«О, великолепный вопрос. Дайте-ка подумать… Она целовалась в лесу с цыганом, а однажды заперла меня в церкви, потребовав, чтобы я украла вино для причастия. Я видела в свете луны, как она убивает лань, как потом выбирается из оврага — обнаженная, забрызганная кровью. И при этом она, как ни странно, среди моих лучших подруг. Только не спрашивайте почему, я все равно не смогу этого объяснить».
— Живая, энергичная, — отвечаю я.
— Думаю, завтра мы можем навестить мою подругу миссис Роджерс. У нее будет концерт днем.
Я набираю в грудь побольше воздуха.
— Я уже приглашена на завтра, мне нужно отправиться с визитом.
Вилка бабушки замирает на полпути ко рту.
— К кому, Джемма? Почему я не видела никаких визитных карточек? Нет. Абсолютно невозможно. Не обсуждается.
Замечательно. Похоже, мне придется повеситься, разорвав на полосы льняную скатерть.
— Это мисс Мур, учительница из школы Спенс.
Упоминать, что ее из этой школы просто-напросто выгнали, совершенно незачем.
— Она очень популярна среди учениц, ее все любят, а она из всех нас пригласила только троих — мисс Брэдшоу, мисс Уортингтон и меня, — пригласила навестить ее у нее дома! Это большая честь.
— Мисс Брэдшоу… Мы с ней не встречались ли в школе Спенс? Она школьная стипендиатка? — говорит бабушка, хмурясь. — Сирота?
— Разве я вам не говорила еще?
Недавно открывшаяся во мне склонность ко лжи стремительно расцветает, превращаясь в настоящее искусство.
— Не говорила чего?
— Недавно выяснилось, что мисс Брэдшоу — внучатая племянница какого-то герцога, который живет в Кенте, и ведет свое происхождение от русской царской семьи. Какая-то дальняя родственница их царицы.
— Да не может быть! — восклицает Том. — Как это здорово!
— Да, — соглашается бабушка. — Похоже на те истории, что публикуют в книжках за полпенса.
«Именно так, совершенно точно. И не стоит углубляться в эту тему, иначе вас может поразить чересчур большое сходство с этими историями».
— Может быть, мне присмотреться получше к мисс Брэдшоу, раз уж выяснилось, что она наследует состояние, — шутит Том, хотя я подозреваю, что в этой шутке скрыто слишком много серьезности.
— Она весьма не любит охотников за состоянием, — предостерегаю я Тома.
— Ты полагаешь, она найдет меня неприятным? — фыркает Том.
— Если она не слепая и не глухая — да, — огрызаюсь я.
— Ха! Ты побит, дорогой мой! — со смехом говорит отец.
— Джон, не стоит ее поощрять! Джемма, не следует быть столь недоброй к людям, — выговаривает нам бабушка. — Я не знакома с этой мисс Мур. И не уверена, что могу позволить тебе поехать к ней с визитом.
— Она отлично учит рисовать и писать красками, — говорю я.
— И, без сомнения, получает за это хорошую плату. Обычно так и бывает, — говорит бабушка, принимаясь за картошку. — Но твое искусство рисования ничуть не пострадает за время каникул. Тебе лучше проводить время дома или сопровождать меня, когда я поеду с визитами, это поможет тебе обзавестись полезными знакомствами.
Мне хочется стукнуть бабушку за последнее замечание. Мисс Мур стоит десятка этих ее «полезных знакомств». Я откашливаюсь.
— Но мы будем делать разные украшения, чтобы немного порадовать людей, которые лежат в больницах в такое время года. Мисс Мур всегда подчеркивает, что невозможно переусердствовать, проявляя милосердие.
— Это весьма похвально, — кивает бабушка, разрезая свиное филе на крошечные кусочки. — Возможно, я поеду с тобой, чтобы самой взглянуть на эту мисс Мур.
— Нет!
Я почти кричу.
— Я хотела сказать…
А что, собственно, я хотела сказать?
— Мисс Мур ужасно смущается, если ее добрые дела становятся широко известными. Она и другим всегда советует держаться осмотрительно и благоразумно. Как это сказано в Библии…
Я ненадолго замолкаю. Поскольку я никогда не увлекалась чтением Библии, я не имею ни малейшего представления, что в ней вообще говорится.
— Пусть все эти украшения будут только для ушей Господа… ой, то есть для пальцев. Для пальцев Господа.
Я поспешно хватаю чашку и делаю большой глоток чая. Бабушка выглядит несколько смущенной.
— В Библии так сказано? Где именно?
У меня полный рот чая. Я с трудом проглатываю его.
— Псалмы, — выдыхаю я, кашляя.
Отец бросает на меня удивленный взгляд. Он прекрасно понимает, что я лгу.
— Псалмы, говоришь? И какой именно псалом? — продолжает спрашивать бабушка.
Кривая улыбка отца как будто говорит мне: «Ага, вот ты и попалась, девочка!»
Горячий чай проливается в желудок, как мгновенная епитимья.
— Рождественские псалмы.
Бабушка снова принимается шумно жевать.
— Думаю, тебе все же лучше отправиться со мной к миссис Роджерс.
— Матушка, — говорит отец, — наша Джемма — молодая леди, у нее уже есть собственные интересы.
— Собственные интересы? Ерунда! Она еще школу не закончила! — громко хмыкнув, заявляет бабушка.
— Немножко свободы пойдет ей только на пользу, — говорит отец.
— Свобода может привести к разного рода злоключениям, — возражает бабушка.
Она не произносит вслух имени моей матери, но подобная перспектива, безусловно, пугает отца.
— А я не упоминал, что Джемме сегодня невероятно повезло, она на вокзале встретилась с Саймоном Миддлтоном?
Едва успев произнести эти слова, Том понимает, что совершил непоправимую ошибку.
— И как же это случилось? — резко спрашивает отец.
Том бледнеет.
— Ну… я не мог найти кэб, и, понимаешь, там по дороге было ужасающее скопление экипажей, на…
— Мальчик мой, — перебивает его отец, — ты хочешь сказать, что моя дочь была совершенно одна на вокзале Виктория?
— Всего несколько мгновений! — бормочет Том.
Кулак отца с размаху опускается на стол, отчего наши тарелки подпрыгивают, а бабушкина рука дрожит.
— Ты сегодня весь день меня разочаровываешь.
С этими словами отец уходит из комнаты.
— Да я всегда тебя разочаровываю, — бормочет Том.
— Я очень надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь, Томас, — шепчет бабушка. — У него и так настроение с каждым днем все хуже.
— Но я, по крайней мере, стремлюсь хоть что-нибудь сделать, — с горечью произносит Том.
В столовую входит миссис Джонс.
— Все в порядке, мадам?
— Да, в полном. Мистер Дойл съест пирожное и выпьет чаю попозже, — отвечает бабушка таким тоном, словно ничего важнее пирожного в мире не существует.
После этого чрезвычайно нерадостного обеда мы с отцом сидим за шахматным столиком. Руки у отца дрожат, но соображает он на удивление хорошо. И всего за шесть ходов полностью разбивает меня, ставит шах и мат.
— Невероятно! — восклицаю я. — И как только тебе это удалось?
Он стучит пальцем по голове.
— Необходимо понимать своего противника, знать, как он думает.
— И как же я думаю?
— Ты видишь тот ход, который кажется очевидным, и принимаешь его как единственно возможный, и поспешно двигаешь фигуру, не думая о последствиях, не пытаясь понять, есть ли какой-то другой вариант. И это делает тебя уязвимой.
— Но это и был единственно возможный ход, — возражаю я.
Отец поднимает палец, заставляя меня умолкнуть. И расставляет фигуры на доске так, как они стояли два хода назад.
— Вот, смотри.
Но я вижу то же самое, что и до этого.
— Твоя королева открыта.
— Поспешность, поспешность… Просчитай несколько ходов вперед.
Я по-прежнему вижу только королеву.
— Извини, отец. Я не понимаю.
Он показывает возможное развитие событий. Слон замер в ожидании, завлекая меня в пиковое положение, откуда уже невозможно отступить.
— Весь секрет в том, чтобы как следует подумать, — улыбается отец. — Так сказала бы твоя матушка.
Матушка. Он произнес это вслух, слово, которое не следовало бы произносить.
— Ты очень, очень на нее похожа. Как мне ее не хватает!
Он закрывает лицо ладонями и всхлипывает.
Я не нахожусь, что сказать. Ни разу в жизни не видела отца плачущим.
— Мне тоже ее не хватает.
Отец достает из кармана носовой платок и сморкается.
— Мне так жаль, малышка…
Но тут его лицо светлеет.
— Я приготовил тебе подарок на Рождество. Как думаешь, если я отдам его тебе раньше времени, будет ли это значить, что я тебя балую?
— Да, еще и как! — восклицаю я, стараясь хоть как-то поднять ему настроение. — И где он?
Отец подходит к старинной застекленной горке и дергает дверцы.
— Ох… заперто. Уверен, ключи лежат в комнате бабушки. Ты не могла бы принести их, дорогая?
Я несусь в комнату бабушки, нахожу ключи на ее ночном столике и возвращаюсь обратно. Руки отца дрожат так, что он с трудом может отпереть дверцы.
— Это драгоценности? — спрашиваю я.
— Можно и так сказать, мне кажется.
С некоторым усилием он открывает стеклянные дверцы и передвигает предметы, стоящие внутри, в поисках чего-то.
— Куда же я это положил? Погоди-ка…
Он открывает незапертый ящик внизу и достает из него нечто, завернутое в красную бумагу, с веточкой остролиста под лентой.