Я стою рядом с ней, напряженно всматриваясь в туман. Что-то холодное и мокрое касается моей лодыжки. Я взвизгиваю и отшатываюсь — перепончатая рука речного существа плавно отодвигается от моей ноги, оставив на чулке несколько мерцающих чешуек.
— Ох, нет! Я ее напугала! — говорю я.
Тело, похожее на русалочье, мелькает рядом с бортом и исчезает.
Поверхность реки покрывается слоем чего-то густого, маслянистого, глянцевого. Снова появляются существа. Они, похоже, так же зачарованы нами, как мы — ими. Они покачиваются на небольших волнах, их странные руки движутся взад-вперед, взад-вперед…
Энн опускается на колени.
— Привет!
Речная жительница подплывает ближе и начинает петь.
— Ох, как это чудесно! — вздыхает Энн.
Песня настолько нежна, что мне хочется прыгнуть в воду и вечно слушать невероятных певиц. А их становится все больше — вот на поверхности реки мы видим шесть женщин, потом их уже семь, потом десять… И каждый раз, когда появляется новое существо, песня становится все более могучей… Я полностью захвачена этой красотой.
Одна женщина цепляется за корабль. Она смотрит прямо мне в лицо. Ее глаза огромны, как зеркало океана. Я смотрю в них и вижу, как стремительно несусь в глубину, где исчезает свет… Женщина протягивает руку и гладит меня по щеке. Ее песня омывает меня…
— Джемма! Не надо!
Я с трудом понимаю, что это Пиппа выкрикивает мое имя, но ее голос растворяется в песне и превращается в мелодию, увлекающую меня в реку. Джемма… Джемма… Джемма…
Пиппа грубо дергает меня назад, и я падаю на палубу. Песня нимфы превращается в яростный крик, от которого у меня по коже бегут мурашки.
— Ч-что такое? — с трудом выговариваю я, как будто пробуждаясь от глубокого сна.
— Да то, что эта тварь чуть не утащила тебя под воду! — говорит Пиппа. Энн сидит на палубе, перекинув обе ноги через низкие теперь поручни. На ее лице блуждает совершенно экстатическая улыбка, а речное существо гладит ее ногу и поет так нежно и грустно, что ее песня разрывает сердце. Фелисити протянула руку, ее пальцы уже в каком-то дюйме от перепончатых рук двух певуний…
— Нет!.. — одновременно кричим мы с Пиппой.
Я хватаю Энн, а Пиппа обеими руками обхватывает Фелисити. Те сопротивляются, но мы оттаскиваем их назад.
Существа снова ужасающе визжат. В ярости они хватаются за борта корабля, как будто намерены стряхнуть нас в воду или разнести корабль вдребезги.
Энн съеживается в руках Пиппы, а Фелисити бьет каблуками по рукам тварей.
— Горгона! — кричу я. — Помоги нам!
— Омата! — зазвучал голос горгоны, гулкий и властный. — Омата! Оставьте их, или мы пустим в ход сети!
Твари отскакивают подальше. Они разочарованно смотрят на нас, а потом медленно исчезают под водой. И только маслянистый глянец на поверхности реки напоминает, что они недавно были здесь. Я отталкиваю подруг подальше от края борта.
— Горгона, подними борта! — кричу я.
— Как пожелаешь, — звучит в ответ.
Тяжелые огромные крылья передвигаются выше, отгораживая нас от сияющих, лысых речных жительниц. Тем это не нравится. Из-под воды доносится очередной яростный вопль.
— Что это за существа? — спрашиваю я.
— Водяные нимфы, — отвечает горгона таким тоном, словно эти существа заходят ко мне на чай чуть ли не каждый день. — Их так сильно привлекла ваша кожа.
— А они не опасны? — спрашивает Энн, отдирая от чулка разноцветные чешуйки.
— Когда как, — отвечает горгона. — Зависит от обстоятельств.
Фелисити всматривается в воду.
— И как именно зависит?
Горгона не спеша продолжает:
— Все дело в том, насколько они могут вас зачаровать. Если им удастся заворожить вас, они попытаются утащить вас в воду. А если им удалось вас поймать — они заберут себе вашу кожу.
Когда я осознаю, насколько была близка к тому, чтобы последовать за нимфами в глубину реки, я содрогаюсь с головы до ног.
— Я хочу вернуться, — всхлипывает Энн.
Мне тоже этого хочется.
— Горгона, сейчас же вези нас обратно в сад! — приказываю я.
— Как пожелаешь, — отвечает она.
Я вижу, как за кормой корабля водяные нимфы поднимают головы над речными волнами, и их лысины подпрыгивают над водой, как драгоценности из утерянного сокровища. Обрывки прекрасной песни доносятся до нас, и меня снова охватывает желание подбежать к краю борта и прыгнуть в воду. Мы стремительно несемся вперед, отдаляясь от нимф, и нежное пение переходит в бешеный вопль, в нем слышится ярость хищной птицы, у которой отобрали добычу.
— Прекратите! — бормочу я, отчаянно желая, чтобы крики умолкли. — Почему они не перестают кричать?
— Они ожидали получить дар, вроде платы за то, что вы плыли по их реке, — говорит горгона.
— Какой еще дар? — спрашиваю я.
— Одну из вас.
— Но это ужасно! — вскрикиваю я.
— Да-а… — шипит горгона. — Боюсь, вы очень, очень их расстроили. А когда они злятся, они могут быть довольно жестокими. И они злопамятны.
Мысль о холодной мокрой руке, тянущей кого-то из нас в глубину реки, заставляет меня вздрогнуть.
— А здесь есть еще такие нимфы? — спрашивает Пиппа; на ее бледное лицо ложатся отсветы оранжевого неба.
— Да-а… — отвечает горгона. — Но я бы не стала слишком из-за них беспокоиться. Они могут напасть на вас только в воде.
Это почему-то мало утешает.
Туман рассеивается. У меня дрожат и руки, и ноги, как будто я была вынуждена бежать долго-долго. Мы вчетвером лежим на палубе, глядя вверх, в ясное небо.
— Но как же мы найдем Храм, если эти существа начнут использовать против нас свою магию? — спрашивает Энн.
— Не знаю, — отвечаю я.
Да, сферы — это не один только прекрасный сад, который показала мне матушка. Теперь очевидно, что сферы за пределами сада — не то место, где можно проявлять беспечность.
— Горгона, — заговариваю я, когда мы успокаиваемся, а впереди виднеется сад, — правда ли, что ты заключена в этот корабль в наказание?
— Да-а, — звучит шипящий ответ.
— Но чьей магией?
— Магией Ордена.
— А почему, за что?
Большой корабль потрескивает и стонет на волнах.
— За то, что возглавила мой народ, когда мы взбунтовались против Ордена.
Змеи на ее голове извиваются и тянутся ко мне. Одна обвилась вокруг острого носа корабля, ее раздвоенный язык в нескольких дюймах от моей руки, и я отодвигаюсь на безопасное расстояние.
— И ты по-прежнему преданна Ордену? — недоуменно спрашиваю я.
— Да-а… — отвечает горгона.
Но она чуть-чуть медлит с ответом, как будто не сама это говорит, а ее вынуждает к тому магия. И потому колеблется. Она остановилась, чтобы подумать. И я начинаю понимать, что в предостережении Филона есть смысл.
— Горгона, а ты знала, что водяные нимфы прячутся рядом с нами?
— Да-а… — шелестит она.
— Тогда почему ты не предупредила меня?
— Ты не спрашивала.
Мы наконец оказываемся в саду, и огромная зеленая горгона закрывает глаза.
Пиппа крепко обнимает нас, не желая отпускать.
— Вы можете поспешить с возвращением? Когда вы снова придете?
— Так скоро, как только сможем, — заверяет ее Фелисити. — Ты тут поосторожнее, Пиппа. Не позволь кому-нибудь причинить тебе вред.
— Не позволю, — говорит Пиппа и берет меня за руку. — Джемма, я тебе сегодня жизнь спасла.
— Да, я не забыла. Спасибо тебе.
— Мне кажется, это нас по-особому связывает. Как обещание.
— Наверное, да, — не слишком уверенно отвечаю я.
Пиппа целует меня в щеку.
— Возвращайтесь как можно скорее!
Перед нами вспыхивает дверь света, и мы покидаем Пиппу, машущую нам рукой… она тает, как последние образы сна перед пробуждением.
Очутившись в спальне, мы внимательно оглядываем друг друга. В общем, мы в порядке, хотя и слегка взбудоражены, и вполне готовы вернуться к чаепитию.
— Ты это чувствуешь? — спрашивает Фелисити, когда мы спускаемся по лестнице.
Я киваю. Магия течет во мне. Сердце бьется быстрее обычного, все чувства обострены. Это изумительно, я как будто освещена изнутри. Подойдя к закрытой двери столовой, я слышу обрывки разговоров, ощущаю потребности и желания, всплески зависти и разочарования в каждом бьющемся в огромной комнате сердце… и мне приходится отогнать от себя все это.
— О, это же наша мисс Брэдшоу! — восклицает пышная женщина, когда мы входим в столовую. — Насколько мы тут поняли, вы в детстве учились у наилучшего во всей России маэстро, и именно поэтому семья царицы сразу признала в вас давно потерянную родственницу — по вашему чудесному голосу! Не окажете ли нам честь, не споете ли для нас что-нибудь?
Да, история Энн разрастается с каждым пересказом, такая же необузданная, как магия сфер.
— Да, ты просто должна это сделать! — говорит Фелисити. — Воспользуйся магией.
— Фелисити! — шепчу я. — Ты ведь не предполагаешь, что…
— Мы должны! Мы не можем бросить Энн им на съедение!
Энн умоляюще смотрит на меня.
— Всего одну песню, — говорит Фелисити.
— Да, только одну, — повторяю за ней я.
Энн поворачивается лицом к гостям, улыбаясь:
— Я с удовольствием спою.
Она ждет, пока все усядутся на места и утихнет шорох дамских юбок. Потом закрывает глаза. Я ощущаю, как она сосредотачивается, концентрируя принесенную с собой магию. И мы как бы присоединяемся к ней, сливаясь в ансамбль для создания иллюзии. Энн открывает рот, чтобы запеть. У нее и от природы чудесный голос, но песня, которая теперь изливается из ее груди, обладает огромной силой и очарованием. Я не сразу понимаю, что это за язык. Энн поет на русском, хотя на самом деле не знает его совершенно. Да, это весьма убедительная деталь.
Женщины клуба «Александра» пленены ее голосом. Когда Энн добирается до крещендо, некоторые подносят к глазам платочки, чтобы осушить слезы, — настолько они тронуты. Песня закончилась, Энн делает вежливый короткий реверанс, женщины аплодируют и рассыпаются в похвалах. Энн купается в их восхищении.