Старик падает на колени, глаза у него становятся как блюдца.
— Кто… кто вы такие?
— Мы — призраки Рождества, и мы являемся к тем, кто не внемлет нашим предостережениям, — завываю я.
Фелисити громко стонет и прямо в воздухе переворачивается через голову, чтобы усилить впечатление. Энн таращится на нее, разинув рот, и я тоже поражена акробатическим трюком.
— Каким предостережениям? — хрипит старик.
— Если ты будешь продолжать свои чудовищные попытки, на тебя падет ужасное проклятие! — заявляю я.
— И на твою семью, — подвывает Фелисити.
— Да, и на семьи таких ослушников, — решает помочь нам Энн, и мне кажется, что это уж слишком, но сказанного не воротишь.
Однако наше выступление приносит свои плоды. Старик вытряхивает из карманов камни так быстро, что я пугаюсь, как бы он не перевернул лодку.
— Спасибо, — бормочет он. — Да, спасибо вам, это уж точно…
Довольные собой, мы летим к дому, радуясь собственной находчивости и переполняясь самодовольством из-за того, что сумели спасти человеческую жизнь. Когда мы добираемся наконец до района элегантных особняков, меня тянет к дому Саймона. Было бы легче легкого подлететь поближе к нему и, возможно, подслушать мысли Саймона… Я зависаю в воздухе, уже почти повернув в ту сторону, но в последнее мгновение передумываю и вместе с Фелисити и Энн возвращаюсь в гостиную, где нас ждет давно остывший чай.
— Ох, как это было замечательно! — говорит Фелисити, падая в кресло.
— Да, — соглашается Энн. — Только мне хотелось бы понять, почему мы с Фелисити не слышали ничьих мыслей.
— Не знаю, — отвечаю я.
В гостиную осторожно входит маленькая девочка в безупречно аккуратном платьице и фартуке. Ей не больше восьми лет. Ее светлые волосы стянуты на затылке и связаны широкой белой лентой. Глаза у нее такие же голубые, как у Фелисити. Да она и вообще очень похожа на Фелисити.
— Чего тебе надо? — резко бросает Фелисити.
Следом за девочкой входит гувернантка.
— Прошу прощения, мисс Уортингтон. Мисс Полли, похоже, где-то потеряла свою куклу. Я ей говорила, что нужно быть повнимательнее со своими вещами.
Значит, это и есть малышка Полли. Мне жаль девочку, которой придется жить бок о бок с Фелисити.
— Вот она, — говорит Фелисити, поднимая куклу, валяющуюся рядом с ее креслом. — Погоди-ка… Надо сначала убедиться, что с ней все в порядке.
Фелисити устраивает целый спектакль, внимательно осматривая куклу, как будто она доктор, и это заставляет маленькую Полли захихикать, — но когда Фелисити прикрывает глаза и проводит ладонью над куклой, я ощущаю течение магической энергии, которую мы принесли с собой из сфер.
— Фелисити! — окликаю я подругу, нарушая ее сосредоточение.
Она протягивает куклу девочке.
— Забирай ее, Полли. Она в полном порядке. Теперь она будет за тобой присматривать.
— Что ты сделала? — спрашиваю я, когда Полли вместе с гувернанткой отправляется к себе в детскую.
— Ох, только не надо смотреть на меня вот так! — фыркает Фелисити. — У куклы была сломана рука. Я ее вылечила, вот и все.
— Ты ведь не сделала бы ничего такого, что навредит девочке?
— Нет, — холодно отвечает Фелисити. — Не сделала бы.
ГЛАВА 26
Едва проснувшись, я наскоро пишу письмо директрисе школы Святой Виктории — я спрашиваю в нем, когда именно там работала мисс Мак-Клити. И Эмили отправляет его еще до того, как чернила успели просохнуть.
Поскольку сегодня четверг, мисс Мур ведет нас в галерею, как и обещала. Мы садимся в омнибус и едем по лондонским улицам. Так здорово сидеть наверху, где ветер дует в лица, а мы смотрим вниз, на людей, толпящихся на тротуарах, и на лошадей, волочащих телеги с разнообразными товарами. До Рождества осталось меньше недели, и становится все холоднее. Над головами нависли тяжелые тучи, готовые разразиться снегопадом. Их пухлые животы цепляются за каминные трубы, поглощая их целиком, потом переползая к следующим, и к следующим… как будто тучи отдыхают на крышах, готовясь к долгому-предолгому путешествию.
— Скоро наша остановка, леди, — громко говорит мисс Мур, стараясь перекричать уличный шум.
Налетает сильный порыв ветра, и мисс Мур приходится придержать шляпу, чтобы не унесло. Мы осторожно спускаемся по ступенькам в нижний салон омнибуса, и там кондуктор в новенькой униформе подает нам руку, чтобы помочь выйти на улицу.
— Ну наконец-то, — с улыбкой говорит мисс Мур, поправляя выбившиеся из-под шляпки волосы. — Я уж думала, меня унесет этим ветром.
Галерея располагается в доме, где прежде находился какой-то мужской клуб. И сегодня сюда пришло множество людей. Мы движемся с этажа на этаж вместе со всеми, внимательно рассматривая каждую картину. Потом мисс Мур ведет нас по широкому проходу, в котором висят работы менее известных художников. Здесь мы видим милые портреты меланхоличных девиц, картины морских боев и пасторальные ландшафты, вызывающие у меня желание пробежаться босиком по траве. Потом мое внимание привлекает большое полотно, висящее в углу. Картина изображает целую армию ангелов, сошедшихся в схватке. Под ними — роскошный сад, и луг с одиноким деревом, и множество людей, в ужасе закрывающих глаза руками. Под ними — обширная пустошь, и черная скала, облитая яростным оранжевым светом. В облаках высоко над ангелами — золотой город. В самом же центре полотна столкнулись в бою два ангела, их руки переплелись так, что невозможно сказать, где один, а где — второй. И кажется, будто они только потому и держатся в воздухе, что цепляются друг за друга, а если разойдутся — то оба рухнут в пустоту.
— Вы нашли что-то такое, что вам понравилось? — спрашивает мисс Мур, внезапно возникая рядом со мной.
— Не знаю, не уверена, — отвечаю я. — Это как-то… тревожит.
— Хорошее искусство часто производит такое впечатление. Но что тревожит вас именно в этой картине?
Я всматриваюсь в живые оттенки масляных красок, в красные и оранжевые сполохи огня; крылья ангелов — белые, с легкими серыми тенями… их мускулы написаны так, что кажутся живыми, напряженными в стремлении к победе…
— Они выглядят отчаявшимися, как будто слишком многое поставлено на кон.
Мисс Мур наклоняется, чтобы прочесть надпись на бронзовой табличке под картиной: «Неизвестный художник. Около 1801 года. Войско мятежных ангелов».
Потом мисс Мур произносит нечто похожее на стихи:
— «…даже в бездне власть — достойная награда. Лучше быть владыкой Ада, чем слугою Неба!» Это Джон Милтон, «Потерянный рай», книга первая. Вам приходилось его читать?
— Нет. — Я краснею.
— Мисс Уортингтон? Мисс Брэдшоу? — спрашивает мисс Мур. Мои подруги качают головами. — Боже праведный, что станет с Империей, если мы не читаем лучших английских поэтов? Джон Милтон, родился в тысяча шестьсот восьмом году, умер в тысяча шестьсот семьдесят четвертом. Его эпическая поэма «Потерянный рай» — это история Люцифера.
Она показывает на темноволосого ангела в центре холста.
— Самый яркий и умный и самый возлюбленный из ангелов, который был изгнан за то, что поднял бунт против Бога. Утратив рай, Люцифер и его мятежные ангелы поклялись продолжить борьбу здесь, на земле.
Энн достает носовой платок и аккуратно сморкается.
— Я не понимаю, зачем ему нужно было воевать. Он ведь уже жил в раю.
— Верно. Только он не хотел довольствоваться служением. Он хотел большего.
— Но он мог получить все, чего только попросил бы? — спрашивает Энн.
— Именно так, — соглашается мисс Мур. — Он должен был попросить. Он зависел от чужих прихотей. А это слишком ужасно — не иметь собственной власти, власти над собой и своими желаниями. Постоянно находиться под угрозой отказа.
Фелисити и Энн бросают на меня быстрые взгляды, и я переполняюсь чувством вины. Я владею силой. Они — нет. Может, они меня ненавидят за это?
— Бедный Люцифер, — бормочет Фелисити.
Мисс Мур смеется.
— Весьма неожиданная мысль, мисс Уортингтон! Однако вы не одиноки, у вас хорошая компания. Милтон, похоже, тоже преисполнился симпатией к падшему. Равно как и вот этот художник. Видите, каким прекрасным он изобразил темного ангела?
Мы втроем самым внимательным образом всматриваемся в сильные, безупречные тела ангелов. Они выглядят почти любовниками, и им нет дела ни до кого вокруг. Они полностью поглощены схваткой.
— Я иной раз думаю… — произносит мисс Мур и замолкает.
— Что именно, мисс Мур? — мгновенно теряет терпение Энн.
— А что, если зла на самом деле не существует? Что, если зло придумано человеком и на самом деле нам нечему сопротивляться, кроме собственной ограниченности? Что, если это просто-напросто постоянная борьба между нашей волей и нашими желаниями, нашим выбором?
— Но зло действительно существует в реальности, — говорю я, думая о Цирцее.
Мисс Мур удивляется:
— Откуда вам это знать?
— Мы его видели, — брякает Энн.
Фелисити кашляет и бесцеремонно тычет Энн локтем в ребра.
Мисс Мур чуть наклоняется к нам:
— Вы совершенно правы. Зло безусловно существует.
У меня подпрыгивает сердце. Неужели?.. Неужели она признается нам кое в чем, прямо здесь и сейчас?
— И оно называется школами для молодых девиц.
Мисс Мур комично вздрагивает, а мы смеемся. Мрачная пара серых обывателей, проходящая мимо, глядит на нас с откровенным неодобрением.
Фелисити смотрит на картину так, словно хочет ее пощупать.
— А как вы думаете, возможно ли такое, что… что в некоторых людях кроется зло, которое заставляет других…
Фелисити умолкает.
— Заставляет других что? — спрашивает Энн.
— Совершать разные поступки.
Я не понимаю, что она имеет в виду.
Мисс Мур смотрит на ангелов.
— Мы должны сами отвечать за свои действия, мисс Уортингтон, если вы спрашиваете именно об этом.
Если Фелисити и вправду подразумевала именно это, по ней этого не видно. Я не могу сказать, получила ли она ответ на свой вопрос.