и без того хватает волшебства, я недовольна, что меня призывает куда-то долг.
Незадолго до антракта я навожу бинокль на Фелисити. Она нетерпеливо поглядывает на меня. Я шепчу на ухо бабушке, что мне необходимо выйти в дамскую комнату. И прежде чем бабушка успевает возразить, я выскальзываю за занавеску, прикрывающую выход в коридор, и встречаюсь с Фелисити и Энн.
— Там наверху есть свободная ложа, — говорит Фелисити, хватая меня за руку.
Грустная, задумчивая ария доносится из зала, пока мы молча спешим вверх по лестнице. Пригнувшись, мы ныряем за тяжелую занавеску и садимся на пол в ложе. Я беру подруг за руки. Закрыв глаза, мы сосредотачиваемся… и перед нами возникает дверь света.
ГЛАВА 30
В саду нас приветствует нежный, сладкий аромат сирени, однако все вокруг выглядит не так, как прежде. Деревья и трава кажутся немного одичавшими, они как будто собираются дать семена и умереть. Поганок выросло гораздо больше, и они стали выше.
— Ой, как вы чудесно выглядите! — кричит Пиппа.
Она бросается навстречу нам, и обтрепавшийся подол ее юбки развевается на ветру. Венок на ее голове совсем высох, цветы превратились в ломкие прутики.
— Как прекрасно! И куда вы ходили в таких нарядах?
— В оперу, — отвечает Энн, кружась на месте. — «Микадо», и она еще не закончилась. Мы сбежали!
— Опера, — со вздохом повторяет Пиппа. — Там все выглядят безумно элегантными. Вы должны мне рассказать все до последней мелочи!
— О, это ошеломительно, Пиппа! Женщины увешаны драгоценностями. А мне подмигнул какой-то мужчина, — хвастается Энн.
— Когда это? — недоверчиво спрашивает Фелисити.
— Когда мы поднимались по лестнице. Ой, а Джемма пришла в оперу с Саймоном Миддлтоном и его родными! Она сидит в их ложе! — с восторженным придыханием сообщает Энн.
— Ой, Джемма! Я так за тебя рада! — говорит Пиппа, целуя меня.
Все мои опасения улетучиваются.
— Спасибо, — благодарю ее я и целую в ответ.
— Ох, все это звучит божественно! Рассказывайте дальше.
Пиппа прислоняется к дереву.
— Тебе нравится мое платье? — спрашивает Энн и снова кружится.
Пиппа хватает ее за руки и кружится вместе с ней, пританцовывая.
— Оно прекрасно! И ты прекрасна!
Вдруг Пиппа останавливается, и выражение ее лица меняется, как будто она готова разрыдаться.
— А я так и не побывала в опере и теперь, надо полагать, никогда уже в нее не попаду. Как бы мне хотелось пойти туда вместе с вами!
— Да, ты там наверняка была бы самой прекрасной, с тобой никто не мог бы сравниться, — говорит Фелисити, заставляя Пиппу снова улыбнуться.
Энн подбегает ко мне.
— Джемма, испытай амулет!
— Что такое? — спрашивает Пиппа. — Как испытать?
— Джемма думает, что ее амулет может быть чем-то вроде компаса, — поясняет Фелисити.
— Ты полагаешь, он покажет нам дорогу к Храму? — спрашивает Пиппа.
— Мы намерены это выяснить, — отвечаю я.
Я достаю амулет из театральной сумочки и переворачиваю гладкой стороной вверх. Поначалу я ничего не ощущаю, кроме холода металла, в котором искаженно отражается мое лицо. Но потом что-то меняется. Металлическая поверхность затуманивается. Я медленно поворачиваюсь по кругу. Когда я оказываюсь лицом к двум длинным рядам оливковых деревьев, Око Полумесяца ярко вспыхивает, высвечивая едва заметную тропу.
— Держись тропы, — бормочу я, вспоминая слова Нелл. — Держись тропы, держись истинного пути… Мне кажется, мы нашли дорогу к Храму.
— Ой, дай посмотреть! — Пиппа берет амулет в ладони, всматривается в его свечение, указывающее на оливковые деревья. — Удивительно!
— Ты бывала в той стороне? — спрашиваю я.
Пиппа качает головой. Над тропой между оливковыми деревьями проносится порыв ветра, осыпав нас пригоршней сухих листьев и облив ароматом сирени. Пользуясь мерцающим светом амулета как указателем, мы углубляемся под покров ветвей, идем примерно с милю, мимо странных фигур с головами слонов, змей, птиц… Мы добираемся до невесть откуда взявшейся огромной дыры в земле… это нечто вроде норы, и амулет сияет, указывая на нее.
— Нам в нее лезть? — спрашивает Энн.
— Боюсь, да, — отвечаю я.
Нора узкая и не слишком высокая. Даже Энн, которая ниже всех ростом, приходится нагнуться. Сначала мы шагаем по мягкой земле, потом ощущаем под ногами каменистую почву. И вот мы выбираемся на тропинку, по обе стороны которой простираются поля высоких красновато-оранжевых цветов; они ритмично, гипнотически раскачиваются. Мы шагаем мимо них, ветер наклоняет их, и цветы мягко касаются наших лиц и плеч. От них пахнет летом, свежими фруктами… Пиппа срывает цветок и втыкает его в свой увядший венок.
Что-то мелькает справа от меня.
— Что это? — испуганно спрашивает Энн.
— Не знаю, — отвечаю я.
Я ничего не вижу, но по цветочному морю как будто пробегает рябь…
— Идемте дальше, — предлагает Пиппа.
Мы продолжаем путь, следя за свечением амулета, и вдруг тропинка резко обрывается, уткнувшись в гигантскую каменную стену. Скала высока, как самые высокие горы, и, похоже, тянется в обе стороны бесконечно, так что обойти ее невозможно.
— И что теперь делать? — спрашивает Фелисити.
— Должен быть какой-то проход насквозь, — говорю я, хотя на самом деле не представляю, есть ли здесь какая-нибудь щель. — Давайте поищем.
Мы ползаем вдоль скалы, пока наконец не выдыхаемся окончательно.
— Бесполезно, — говорит Пиппа, едва дыша. — Сплошная скала.
Но не могли же мы проделать весь этот путь впустую? Должен быть способ пробраться сквозь камень. Я иду вдоль стены, так и эдак поворачивая амулет. Вдруг он несколько раз ярко мигает.
— Что такое? — бормочу я.
Я осторожно поворачиваю амулет — и он начинает мерцать в моей ладони. Я всматриваюсь в скалу и вижу едва заметные очертания двери.
— Вы видите? — спрашиваю я подруг, надеясь, что мне ничего не почудилось.
— Да! — восклицает Фелисити. — Это дверь!
Я протягиваю руку и ощущаю под пальцами холодную сталь ручки. С глубоким вздохом я нажимаю на нее. И в камне открывается огромная темная дыра. Амулет ослепительно сияет.
— Похоже, это то, что нам нужно, — возвещаю я, хотя, по правде говоря, у меня нет ни малейшего желания входить в этот глубокий черный провал.
Фелисити нервно облизывает губы.
— Ну так вперед! Мы за тобой.
— Меня это мало утешает… — бормочу я.
С бешено бьющимся сердцем я делаю шаг и жду, пока глаза привыкнут к полумраку. Здесь сыро и пахнет свежевскопанной землей. На каменных стенах висят бумажные фонари, золотые и розовые, они бросают слабый свет на земляной пол. В нескольких футах впереди ничего не видно, но у меня возникает ощущение, что мы поднимаемся вверх и по спирали. Вскоре становится трудно дышать. Ноги дрожат от усталости. И наконец мы добираемся до другой двери. Я поворачиваю ручку — и мы погружаемся в клубы пурпурного и красного дыма, бурлящего вокруг, как облака. Но ветер уносит разноцветный дым — и мы видим, куда попали. Мы стоим высоко над рекой. Далеко внизу волны бесшумно рассекает корабль-горгона.
— Как это мы могли так высоко забраться? — удивленно спрашивает Фелисити.
— Не знаю, — отвечаю я.
Энн наклоняет голову набок.
— Ну и ну!
Она, разинув рот, таращится на изображения чувственных богинь, высеченные на склоне утеса, на изгибы их губ и бедер, на их округлые колени, на их пухлые подбородки… А каменные женщины смотрят на нас сверху вниз, видя все, но ни на что не обращая внимания.
— Я помню это место, — говорю я. — Это недалеко от Пещеры Вздохов, верно?
Пиппа замирает.
— Нам нельзя здесь находиться! Здесь живут неприкасаемые! Это запретное место!
— Давайте вернемся, — пугается Энн.
Мы оборачиваемся и видим, что дверь в скале исчезла. Вернуться обратно той же дорогой невозможно.
— И что нам теперь делать? — спрашивает Энн.
— Ох, если бы у меня были с собой стрелы! — бормочет себе под нос Фелисити.
Кто-то приближается к нам. Из густого дыма возникает фигура — это маленькая женщина с обветренной кожей цвета винного бочонка. Ее руки и лицо покрыты затейливыми рисунками. Ноги у нее так распухли, что стали похожими на древесные стволы. Мы с отвращением отворачиваемся, не в силах смотреть на нее.
— Добро пожаловать, — говорит женщина. — Меня зовут Аша. Идите за мной.
— Мы сейчас уйдем отсюда, — говорит Фелисити.
Аша смеется:
— И куда вы намерены направиться? Отсюда можно выбраться только одним способом. Идти вперед.
Поскольку мы не можем вернуться той же дорогой, какой пришли сюда, мы поневоле идем за Ашей. На тропе мы видим других женщин. Они все тоже так или иначе изуродованы, согнуты, покрыты шрамами.
— Не надо на них таращиться, — тихо предостерегаю я Энн. — Просто смотри себе под ноги.
Аша ведет нас вокруг утеса, сквозь сводчатые туннели, чьи потолки подпирают колонны. Стены расписаны картинами фантастических сражений — рыцари в туниках, разрисованных красными маками, отсекают головы горгон, разрубают змей… Я вижу Лес Света, кентавров, играющих на флейтах, водяных нимф, руны Оракула. Картин здесь так много, что я даже не могу их пересчитать.
Мы выходим из туннеля, и нам открывается ошеломительное зрелище. Мы высоко на горе. Чаши с благовониями выстроились вдоль узкой тропы. Спирали пурпурно-красного, бирюзового и желтого дыма тянутся к моему носу, заставляют глаза слезиться.
Аша останавливается у входа в пещеру. Вход окружен высеченным в камне узором — цепью, сплетенной из змей. Но это не похоже на резьбу, змеи как будто выросли из камня.
— Пещеры Вздохов, — говорит Аша.
— Мне показалось, ты говорила, что мы идем к выходу, — недоумеваю я.
— Так и есть.
Аша входит в пещеру и исчезает в темноте. За нашими спинами, на тропе, женщины собрались в толпу шириной футов в десять, в несколько рядов. Отступать некуда.
— Мне это не нравится, — говорит Пиппа.