Напасть со школой свалилась на прошлой неделе. В Пещерах Диса школьные инспектора боялись совать нос в те секторы Муравейника, где обитали Сурки. Среднее образование в доме Рива было всеобщим, бесплатным и обязательным. Юноши и девушки школьного возраста, проходящие стажировку в космосе, должны были каждые полгода проходить аттестацию — как Дик проходил в Империи, сдавая экзамены на Мауи. Однако обязать к учебе юных оболтусов из Муравейника было делом непростым: они не бывали дома месяцами и нигде не работали, оттого воздействовать ни на родителей, ни на работодателей отдел образования не мог.
В клане Сога дела обстояли иначе. Несмотря на нищету космоходов и большое социальное расслоение, уличные дети в Шоранде отсутствовали как таковые. Даже круглые сироты были пристроены в семьи, и закон о всеобщем среднем образовании соблюдался неукоснительно.
Так что Дик, едва переселившись к Сэйкити и Баккарин в качестве хакобия, на вторые же сутки попал в поле зрения школьного инспектора, посетившего «Горячее поле». Инспектор пришел ради Шаны, дочери торговца Нарсеса, несовершеннолетней. Юный Огаи был просто неожиданным бонусом. Школьного инспектора не волновало, что несовершеннолетние работают в борделе — главное, чтобы они посещали школу не меньше трех раз в неделю. Тем более что понедельник во всех веселых домах — выходной день.
Это казалось полнейшим абсурдом: участвуя в подготовке кланового переворота, ходить в школу и готовить домашние задания. Ройе, у которого были украдены несколько часов тренировок, тихо бесился, но сделать ничего не мог: нарываться на конфликт с инспекцией значило всех подставить.
Поэтому через десять минут Дик, одетый по всей форме (старый рабочий комбо констебля Чжун, ботинки лейтенанта Сильвестри, и нижнее белье — слава Богу, никем прежде не ношеное, но купленное на распродаже и потому несколько великоватое), шагал за Шаной к центру города.
Поступив в бордель, Шана не переменила места учебы — школа была недалеко от дома и лавки ее отца, но не так уж близко к «Горячему полю». «Бешеной собаке семь верст не крюк», — думал порой Дик, наблюдая размеренные и быстрые движения бедер Шаны. Это утром, когда Шана спала, ее бедра могли вызвать приступ вожделения. Сейчас они наводили разве что на мысль о маховике новенького двигателя.
Шана училась со всем возможным в ее ситуации рвением. Так, как Дик учился на борту «Паломника», надеясь поступить в Имперскую Академию Космофлота. Шана не поддавалась ползучему отчаянию, пропитавшему, кажется, весь дом Рива сверху донизу — будущего нет, так зачем учиться? Неважно, придет ли сюда Империя, победит ли партия изоляционистов или Шнайдер уведет всех, как обещает, на Инару — у человека с образованием всегда больше шансов, чем у неуча.
Дик разумом соглашался с ней — но обнаружил, что уже неспособен смотреть на себя как на человека с будущим. Да, наверное, ему и вредно на себя так смотреть. Особенно в преддверии Сэцубуна.
Поэтому на уроках он преимущественно спал. Иногда его вызывали отвечать. Если он мог что-то сказать — говорил, если нет — получал свой штрафной балл и возвращался к дремоте.
По документам, выправленным в Лагаше, ему было семнадцать. Где-то в сейфе затонувшего «Паломника» лежал сейчас его сертификат об успешном переходе в школу высшей ступени. Здесь его записали в класс Шаны — девятый. Школа на ступени не делилась.
Вавилон не имел единого образовательного стандарта, а о стандарте дома Рива Дик ничего не знал. Высшую математику, дискретную геометрию и физику пространства он изучал дома с опережением, ибо готовился в Академию — но теперь оказалось, что с другими детьми космоходов он на одном уровне, а дети планетников от этих предметов освобождены. А с другой стороны — он ведь на год младше, чем одноклассники. Шане семнадцать. Значит, образовательный стандарт в доме Рива — для космоходов, по крайней мере, — примерно соответствует имперскому? Но в Империи, начиная с первого класса высшей школы, вводилась специализация — юноши и девушки готовились к поступлению в высшие учебные заведения или цеховые школы, концентринуясь на нужных им предметах. Перейдя в высшую школу, Дик навсегда, как ему казалось, распростился с общей историей, биологией и литературой. Из гуманитарных предметов обязательными оставались два: начала экономики и обществоведение (молодежь готовили к сознательному исполнению гражданского долга). В школе дома Сога ничего похожего не было — зато преподавали литературу, опять-таки историю и единственный (кроме спортивных занятий) предмет, на котором Дик поначалу не спал — историю этических учений.
Он не спал, потому что хотел понять наконец смысл вавилонской доктрины — но, несмотря на усердие, не преуспел. Чем больше он слушал объяснения учителя, читал канонические тексты и комментарии к ним — тем больше чувствовал себя идиотом. Он угадал под тестовое задание, тщательно готовился к нему весь день, стараясь вычислить, как на те или иные вопросы ответил бы правильный вавилонянин — и с треском тест провалил. Поскольку этот предмет был обязателен для аттестации, Дика оставили на следующий день пересдавать. Юноша плюнул на все, что успел изучить, ответил как Бог на душу положит — и к своему удивлению, получил приличный балл. Тогда он понял, что пытаться понять вавилонян, изучая их доктрину по их же учебнику — дело совершенно тухлое, и на уроках истории этических учений тоже начал спать.
Как ни странно, проблем с учебой у него было не больше, чем у большинства детей-планетников. Проблемы возникли с одноклассниками. Это произошло само собой, в первый же день. Его спросили, планетник он или космоход. Он сказал, что космоход, боясь, что незнание быта планетников может его выдать. Тогда у него спросили — какого хрена на лице «маска планетника». Дик ответил, что дядя-эколог помог с работой. На этом все и закончилось — от него отвернулись и планетники, поняв, что он не свой, и космоходы — узнав, что он запятнал себя работой на поверхности. Как ни смешно, при этом никого не смущало, что он сейчас работал в борделе и что там работала Шана, которую отчего-то числили в космоходах.
Он не решился расспрашивать ее, почему и как так получилось. По правде говоря, ему это было безразлично — он не знал, переживет ли Сэцубун, и точно знал, что если переживет — то не останется на Архипелаге. Месяц можно и потерпеть. Но проблемы возникли у Шаны. Несколько раз ей в присутствии Дика прозрачно намекнули, что он — персона нон грата. Ей приходится спать с планетниками — это одно. Это работа, ничего больше. Но дружить с отщепенцем, который добровольно стал планетником — это совсем другое. Это личное.
Она сделала вид, что не поняла намека. Тогда ей объяснили открытым текстом — и пригрозили, что в случае нарушения неписаных правил класса она превратится в такого же изгоя. Дик, не дослушав конец разговора, поспешил уйти, чтобы Шана не оказалась с ним по дороге в «Горячее поле» даже случайно. Что бы она там себе ни решила, он не хотел влиять на ее выбор.
— Ты почему удрал? — спросила она за обедом.
— Не хочу тебе мешать, — тихо объяснил он. — Я знаю, как это бывает. Ты из-за меня поссоришься с ними, а я… не смогу тебя защитить. И получится, что я тебя подставил.
— Это кто тебе сказал, что я нуждаюсь в защите? — фыркнула Шана. — Знаешь, Огаи Ран, ты много на себя берешь. Я поссорилась с одноклассниками, это верно. Но не из-за тебя. А по собственному желанию. Мне не понравилось, как они себя повели с тобой — но будь на твоем месте кто угодно, мое отношение не изменилось бы. Хотя ты, конечно приятный парень, и это облегчает мне дело, но ты — не центр вселенной и не все в мире происходит из-за тебя. Мне открылось новое лицо моих друзей — и оно мне не понравилось, вот и все.
Дик, пристыженный, не нашелся что ответить, и снова принялся за хаси. Неужели он и в самом деле говорит с непомерным самомнением? Но ведь он и поступает так, как говорит. Он благодарен Шане и хотел бы защитить ее… Она ему… ну да, нравится.
— У тебя лицо не болит? — спросила вдруг девушка.
— М-м? — с полным ртом удивился Дик.
— Сколько тебя вижу, ты все время ходишь вот такой, — она насупила брови. — Я попробовала так ходить — лоб начинает болеть. Может, если сделать так — пройдет? — Девушка перегнулась через столик и поцеловала Дика между бровей. — О. Теперь морщины пошли в другом направлении!
Она засмеялась. Дик закашлялся, поперхнувшись. Да что это такое, подумал он. Намазали меня чем-то? Этот поцелуй что-то значит — или Шана уже нахваталась здешних манер? Девушки тут постоянно лизались друг с другом, да и Тигр был не лучше.
…После школы Шана затащила его в лавку отца. Господин Нарсес Дику понравился бы, если бы не отдал дочь в бордель вместо того чтоб самому наняться разгружать навеги. Дик, похоже, понравился господину Нарсесу без оговорок. Они пили чай, Шана болтала с отцом, Дик тихонечко отодвинулся со своим стулом в угол и начал изучать корешки старых книг на полке.
Дверной колокольчик позвонил. Господин Нарсес почти бегом спустился в лавку. Дик прислушался к его разговору с покупателем, но голоса звучали невнятно. Покупатель, видимо, был не из простых — потому что лавочник повел его в столовую, Дик услышал, как он говорит — «Да-да, у меня есть как раз такой, я как будто знал, что вы придете…» — и тут дверь открылась.
Вслед за Нарсесом в комнату вошел высокий человек с белыми волосами.
Ничем, кроме волос и стати, он на Моро не походил, лицом был не бледен, а скорее чёрен, — но и того хватило, чтобы у Дика застыла печень.
— Это моя дочь, господин Огата, — улыбаясь, представил Шану Нарсес. — А это ее одноклассник, Огаи Ран.
— Очень приятно, — улыбнулся темнокожий красавец. И, больше не обращая на них внимания, прошел вслед за Нарсесом во внутренние комнаты.
— Это… тот, о ком я подумал? — шепотом спросил Дик, когда за ними закрылась дверь.
— Да, — так же, шепотом, сказала Шана. — Он сейчас вроде как в отпуске.
— А у них бывают отпуска?