Все здоровые мужчины в возрасте от 15 до 40 лет сняли со стен свои луки, дротики и копья и тщательно смазали их тунцовым жиром. Они обмотали вокруг тела три куска материи (красной, белой и синей), расположив их один за другим, и надели на головы продолговатые корзинки из ивовых прутьев, украшенные зелеными и синими перьями. К щитам они прикрепили красные перья и зубы акул.
В такой ослепительной амуниции они собрались на берегу около резиденции Тины в количестве примерно четырех тысяч человек.
Прежде всего, как предписывал старинный обычай, приступили к религиозной церемонии, называемой «тиа-миа», которая должна была обеспечить помощь бога Оро. Обычные богослужения заключались у таитян в молитвах, плясках и мелких жертвоприношениях, но в столь серьезных обстоятельствах Оро не мог удовлетвориться подобными пустяками. По утверждениям жрецов, он требовал человеческой крови.
Накануне дня, назначенного для церемонии, намеченная жертва была убита. Как и всегда в подобных случаях, выбор пал на какого-то бедняка, безродного бродягу. Его не заставили слишком долго страдать. Внезапно забросанный камнями, он упал, и его немедленно прикончили, размозжив ему череп.
На следующий день четыре жреца, одетые в белое, подняли тело несчастного и в пироге доставили его к месту жертвоприношения. Усевшись вокруг трупа, жрецы приступили к произнесению положенных по ритуалу молитв. Другие жрецы в это время приготовляли жертвенный алтарь.
Тина в полном походном облачении, то есть совершенно голый, если не считать красного передника — знака его королевского достоинства, прибыл в сопровождении толпы ареоев, раскрашенных в красные и черные цвета. Рядом с ним стоял Черчиль с ярким султаном в волосах.
Церемониал начался немедленно. Один из слуг преподнес королю молодое банановое дерево; другой пучком красных перьев стер пыль с его ног; четверо мужчин принесли на носилках ковчег, покрытый белой тканью. Внутри ковчега был заключен дух бога Оро.
После долгих молитв тело жертвы положили на алтарь. Верховный жрец обратился к трупу с небольшой речью, в которой заклинал убитого не сердиться за то, что его принесли в жертву, ибо этим ему оказали большую честь, и просил его вымолить у Оро, к которому он теперь стоит так близко, победу для короля Тины.
Затем жрец отрезал у трупа прядь волос и вырвал у него левый глаз; последний он завернул в банановый лист и с одним из своих прислужников послал королю. Тина даже не притронулся к глазу, но принесшего его одарил пучком красных перьев. В этот миг в соседней роще из кокосовых пальм раздался крик зимородка. Тина в восхищении заметил Черчилю:
— Это запел дух умершего, мы победим.
Один из жрецов отрезал голову жертвы и положил ее на специальный помост, напоминавший эшафот. Жрецы зарезали еще собаку и молочного поросенка; тем временем два человека мерно ударяли в барабаны, приглашая бога отведать предложенные ему приношения. На этом церемония закончилась. Тина и ареои устроили военный совет, в котором принял участие и Черчиль. Через некоторое время войско получило приказ выступать в поход.
В ту эпоху войны на Таити велись на рыцарский манер. К засадам и тому подобным хитростям, бесчестящим победителя, прибегать не было принято. Вражеские армии встречались лицом к лицу; обычно это происходило ночью, и поле битвы освещалось факелами, которые несли слуги, не принимавшие участия в сражении. Битва начиналась единоборством между двумя силачами, избираемыми из числа ареоев. Они прежде всего объявляли свои имена, имена своих предков, перечисляли прежние подвиги, а затем приступали к взаимным оскорблениям. Наконец, они сходились и вступали в рукопашную, после чего драка становилась всеобщей. Во время сражения ораторы с копьем в одной руке и пучком зеленых листьев в другой пламенными речами возбуждали рвение бойцов. После битвы победители вели себя так, как полагается победителям, то есть убивали возможно больше людей и опустошали страну побежденных, сжигая деревни, срубая хлебные деревья и кокосовые пальмы. Впрочем, женщин победители не трогали; всякое насилие над ними в этой стране показалось бы чем-то чудовищным и достойным презрения. Они довольствовались тем, что вырезали из трупов павших врагов челюсти, кости рук и ног, которые служили им в качестве трофеев.
В том сражении, о котором идет речь, было убито около ста человек. Тина одержал полную победу, и Тетауара отправил к нему послов с просьбой о мире. Мирные предложения были немедленно приняты. Недавним врагам принесли кусок ткани, наполовину белой, наполовину красной. Оба вождя взялись за концы и разостлали ее на алтаре бога Оро. Пение и танцы окончательно скрепили мирный договор.
Одни только моряки с «Баунти», Черчиль и Томпсон, надолго затаили ненависть друг к другу. Каждый раз, как им приходилось встречаться, они обменивались ругательствами. Повидимому, дело заключалось в том, что Томпсон попросту завидовал Черчилю, занимавшему должность королевского советника; тогда как он сам был только адъютантом простого вождя. Иногда, начав с брани, европейцы переходили к драке.
Однажды Черчиль, обладавший большей физической силой, основательно избил своего противника к великому удивлению и даже отвращению присутствовавших при этой сцене таитян. С той поры Томпсон не переставал мечтать о мщении. Как-то ночью он подстерег Черчиля и выстрелом из ружья убил его. На его несчастье, островитяне видели, как он расправился со своим товарищем. Вне себя от возмущения они закидали убийцу камнями. Так погибли первые два мятежника с «Баунти».
«Баунти» шел под всеми парусами, и вскоре остров Таити скрылся из виду. Перед находившимися на судне мятежниками встал вопрос о том, куда направить свой путь. Первоначально Кристиен предполагал искать убежище на одном из Маркизских островов. Прочитав, однако, описание Питкэрна, сделанное открывшим этот остров капитаном Картеретом, он изменил свое намерение. Этот маленький уединенный островок показался ему наиболее подходящим для поселения местом; к нему Кристиен и направил «Баунти».
13 июня 1790 года мятежники увидели Питкэрн. Он произвел на них малоприятное впечатление. Цепи скал тянулись по всему острову; лишь кое-где виднелись покрытые зеленью долины. Общий вид был настолько мрачен, что столпившиеся на палубе мятежники с недоумением спрашивали себя, неужели Кристиен не мог придумать для них ничего лучшего. Таитянки плакали и причитали, вспоминая ласковую природу родного острова. Таитяне, молчаливые и угрюмые, уже обдумывали планы мщения. У них имелось достаточно оснований быть недовольными своими «белыми друзьями». На борту «Баунти» находилось десять женщин и семнадцать мужчин — девять англичан и восемь таитян. Трудно было ожидать при таких условиях, чтобы жизнь маленькой группы протекала совершенно мирно. И действительно, несмотря на легкость нравов таитян и на обычную терпимость мужей, некоторые из них не слишком охотно соглашались на раздел своих супружеских прав.
Один из мужей, по имени Меналеа, особенно резко проявлял свое недовольство тем, что его жена Манимаст была любовницей матроса Кинталя. Взаимная неприязнь между таитянами и европейцами все время росла; Кристиену и Адамсу стоило больших усилий поддерживать хотя бы внешний порядок. Впрочем, со времени отплытия с Таити Кристиен твердо взял власть в свои руки и в случае нужды не останавливался даже перед мерами строгости. Экипаж «Баунти», повидимому, признал необходимость повиноваться. Адамс, всегда спокойный и хладнокровный, исполнял обязанности помощника командира. Его знание товарищей и такт, с которым он передавал им приказания Кристиена, являлись, быть может, главной причиной, способствовавшей сохранению дисциплины. Мичман Юнг, нежный и мечтательный, держался в стороне от всех. Он был сильно влюблен в молоденькую таитянку, которую звали Миото, и наслаждался своим счастьем.
«Баунти» медленно двигался вокруг Питкэрна в поисках подходящего места для стоянки. Наконец, Кристиен заметил узкий канал и направил в него корабль. Через несколько минут «Баунти» очутился в спокойных водах залива. Вблизи остров показался еще более неприветливым. Отвесные скалы спускались к самой воде, и высадиться на берег представлялось совершенно невозможным. Тогда Кристиен приказал спустить шлюпку и в сопровождении Адамса и Мак-Коя поплыл вдоль берега. Через некоторое время в крутых скалах обнаружился извилистый проход; он вел в маленькую бухту — нечто вроде внутренней лагуны во время прилива туда мог проникнуть и «Баунти». Вытащив шлюпку на покрытый мелкими ракушками берег, Кристиен и его товарищи разошлись в разные стороны, чтобы как можно подробнее исследовать местность.
Остров представлял собой скалистый массив, расположенный уступами; на спускавшихся к морю террасах росли кокосовые пальмы и хлебные деревья; кое-где струились маленькие ручьи, образовывавшие водопады. Кристиен вскарабкался на первый уступ; его площадь не превосходила 25 гектаров. Несколькими метрами выше другой уступ, примерно таких же размеров, был покрыт хлебными деревьями. Дикие свиньи, щипавшие траву, испугались приближения человека и скрылись.
Итак, жизнь на Питкэрне была возможна, пожалуй, даже легка; именно поэтому следовало установить, не заселен ли он полинезийцами.
К вечеру трое моряков снова встретились у шлюпки. Все были согласны в том, что остров Питкэрн является вполне подходящим местом для поселения. Различные плоды росли здесь в изобилии; имелась пресная вода, почва отличалась плодородием; скалы были настолько круты, а проходы между ними так узки, что несколько человек могли бы оказать сопротивление целой армии.
Никаких следов местного населения никто из них не обнаружил. Правда, когда-то здесь жили люди. Мак-Кой заметил среди скал четыре грубые статуи, высеченные из красного туфа. Они представляли собой человеческие фигуры со свирепым лицом и имели в вышину около двух метров. Эти изваяния, неизвестно когда и кем воздвигнутые, стояли на каменной площадке и были обращены лицом к морю; казалось, то были суровые стражи острова. У подножья одной из статуй под грудой камней Мак-Кой нашел человеческие кости, а неподалеку валялись каменные топоры из очень твердого черно