ив шхуну на буксире в Матаваи, Хэйуорд на следующий день снова высадился в бухте Папора и вскоре увидел в некотором отдалении моряков с «Баунти». Приблизившись на расстояние человеческого голоса, он предложил им сложить оружие и сдаться. Понимая, что всякое сопротивление ни к чему не поведет, те так и поступили. Через несколько часов мятежники были доставлены на «Пандору», закованы и брошены в трюм, где уже находились добровольно явившиеся мичманы и оружейник Колеман.
Поимка первой группы мятежников произвела сильное впечатление на таитян, которые и без того были изумлены сверхчеловеческим на их взгляд могуществом англичан. «Пандора», тихонько покачивавшаяся на волнах, казалась им сказочно величественной. Все до сих пор виденные ими суда, в том числе и «Баунти», должны были представляться какими-то скорлупками по сравнению с великолепным и грозным фрегатом.
Тина побаивался, как бы командир не вздумал обстрелять остров. Поэтому он приложил все усилия, чтобы возможно скорее поймать и доставить на «Пандору» обосновавшихся в горах матросов. Последние, разумеется, не имели никакой возможности скрыться от островитян, знавших каждую тропинку. К тому же они были совершенно подавлены и безропотно позволяли вязать себя по рукам и по ногам. Одного за другим их привозили на корабль, а там заковывали в кандалы и отправляли в трюм. Этой участи они подверглись все до единого. В припадке усердия Тина вручил капитану Эдуардсу даже черепа Томпсона и Черчиля.
Никто из мятежников, захваченных на Таити по указу Адмиралтейства, не сделал ни малейшей попытки оказать вооруженное сопротивление. В один день проворные плотНики «Пандоры» смастерили большую деревянную клетку длиной в пять метров, шириной в три и высотой в полтора метра. Попасть в нее можно было лишь через устроенный в крыше люк, имевший в поперечнике около 50 сантиметров. Командир приказал поставить клетку на палубе и посадить в нее четырнадцать скованных бунтовщиков.
Матросы «Пандоры», проходя мимо клетки, по большей части отворачивались и делали вид, будто не замечают несчастных пленников. Но когда поблизости не было никого из офицеров, моряки подходили ближе и шептали заключенным слова участия и утешения. Среди команды оказалось все же несколько негодяев, которые, стараясь выслужиться перед начальством, поносили и всячески оскорбляли попавших в беду товарищей. Таитяне, являвшиеся на «Пандору» с фруктами и поросятами, держали себя в высшей степени робко; они боялись, как бы им не поставили в вину их недавнюю дружбу с пленниками. Никто из них ни разу не рискнул приблизиться к клетке.
Капитан Эдуардс разрешил молоденьким таитянкам навещать своих любовников, находившихся теперь в самом плачевном состоянии. Разрешение это было подсказано не гуманностью, но утонченной жестокостью.
Женщины с радостью воспользовались данным им разрешением. Ранним утром они в своих маленьких пирогах подплывали к «Пандоре», карабкались по трапу на палубу и нетерпеливо бросались к своим несчастным друзьям. Они приносили им плоды и всевозможные лакомства собственного приготовления, утешали и ободряли их. Часовые, охранявшие клетку, делали вид, что не замечают, как женщины приближали лицо к самой решетке и вытягивали губы для поцелуя.
Особенно трогательно вела себя Пегги, нежная подруга Джорджа Стюарта. Она приезжала одна из первых, привозя с собой дочь, которую еще кормила грудью, и каждый вечер умоляла офицеров разрешить ей остаться на ночь перед клеткой около того, кого она называла своим мужем. И каждый вечер ее приходилось силой отрывать от решетки, а иногда даже в обморочном состоянии сносить в пирогу.
Командиру надоели все эти сцены, и он запретил бедной Пегги являться на судно. С тех пор она целые дни проводила на берегу и следила за покачивающейся на волнах «Пандорой».
Утром пироги отплывали от острова, а вечером, когда солнце скрывалось за горами, возвращались обратно. Пегги взволнованно расспрашивала подруг о своем муже.
Однажды на рассвете она увидала, что на «Пандоре» поднимают паруса. В этот день ни одна пирога не отошла от берега. Пегги поняла, что фрегат уходит. Обезумев от отчаяния, она бросилась к морю и стала умолять отвезти ее к мужу.
Свежий ветер надувал белые паруса фрегата. Пегги услышала скрип якорных цепей. «Пандора» медленно повернула к югу. Раздались три пушечных выстрела — прощальный салют острову. Вскоре «Пандора» вышла из бухты и исчезла за мысом.
Бедная Пегги не смогла пережить разлуки с мужем. Она была сама не своя, отказывалась от всякой пищи, плакала целыми днями и через два месяца умерла — буквально от горя. Девочку Стюарта приютили соседи и впоследствии воспитали прибывшие на Таити миссионеры.
Капитан Эдуардс не захотел бросить маленькую шхуну, построенную моряками «Баунти». Он перевел на нее несколько человек из своего экипажа и велел, чтобы шхуна сопровождала «Пандору» в дальнейших поисках мятежников. Судьба этого маленького судна, ненамного превосходившего по размерам баркас, на котором лейтенант Блай совершил плавание до Тимора, очень любопытна. Вблизи атолла Палмерстон «Пандора» потеряла шхуну из виду. Когда много месяцев спустя капитан Эдуардс очутился в Батавии, шхуна стояла там на якоре, совершив самостоятельно переход в несколько тысяч миль, во время которого ее команда чуть не погибла от голода и жажды. Затем маленькая шхуна, обладавшая прекрасным ходом, была приспособлена для охоты за морскими выдрами и как-то совершила для того времени рекордный по скорости переход от берегов Китая на Гавайские острова. Впоследствии ее приобрел капитан Броутон в качестве вспомогательного судна для исследования берегов Северного Китая. Когда в 1797 году корабль «Провиденс» потерпел крушение к востоку от Тайваня, шхуна спасла весь его экипаж, насчитывавший 120 человек.
Но вернемся к «Пандоре». После трех месяцев безрезультатных поисков она 29 августа 1791 года очутилась у восточных берегов Австралии вблизи от Большого барьерного рифа. Стояла необыкновенно темная ночь и дул сильный юго-восточный ветер. Внезапно могучий шквал подхватил «Пандору», и, прежде чем моряки успели повернуть на другой галс, корабль налетел на риф. В образовавшуюся пробоину хлынула вода. Капитан Эдуардс приказал немедленно убрать паруса, но фрегат ударился о подводную скалу с такой силой, что через какие-нибудь пять минут трюм оказался наполовину заполненным водой. Экипаж энергично принялся за откачивание ее помпами. Однако, несмотря на все усилия, через час вода в трюме поднялась еще выше.
Чтобы облегчить корабль, командир приказал сбросить в море несколько пушек. Под пробоину попытались подвести парус, но она успела уже настолько расшириться, что ни у кого не оставалось сомнений в неизбежной гибели фрегата; он должен был окончательно затонуть еще до восхода солнца. Всю ночь матросы без отдыха откачивали и вычерпывали ведрами воду. Так как нехватало рук, то расковали троих самых сильных пленников и велели им также стать к помпам. На рассвете судно стало сносить течением к скалам. Тогда офицеры решили, что настало время позаботиться о спасении экипажа. На воду спустили четыре имевшиеся шлюпки. В них сбросили сухари, воду, солонину и ром. К семи часам утра вода доходила уже до второй палубы. Экипаж получил приказ покинуть корабль.
Тут капитан Эдуардс совершил недостойный поступок, навсегда запятнавший его имя.
Видя, что «Пандора» тонет, закованные и запертые в клетке пленники стали умолять, чтобы с них сняли кандалы и дали им возможность наравне со всеми попытаться спасти свою жизнь. Эдуардс поставил около клетки двух часовых и отдал строгий приказ немедленно стрелять в того, кто попытается освободиться от своих оков.
Когда весь экипаж уже покинул фрегат, Эдуардс, направляясь к борту, чтобы спрыгнуть в последнюю шлюпку, прошел мимо клетки. В этот момент корабль накренился под углом в 80°. Несчастные, прижавшись к решетке, стали заклинать бессердечного командира сжалиться над ними.
Эдуардс злобно крикнул им:
— Будьте вы прокляты, собаки! — и спрыгнул в шлюпку.
По счастью, среди моряков «Пандоры» нашелся мужественный человек, осмелившийся ослушаться своего командира.
Младший боцман Вильям Мультон, сидевший в последней шлюпке, услышал нечеловеческие крики несчастных жертв. С опасностью для собственной жизни он вернулся на корабль. С помощью железного лома он принялся разбивать клетку, говоря при этом, что освободит пленников или погибнет вместе с ними.
Судовой оружейник крикнул из шлюпки, что ключи от кандалов находятся в его каюте. Мультон побежал за ними, принес их и торопливо стал освобождать закованных узников.
В этот миг корабль погрузился в воду до верхушек мачт. Мультон исчез в водовороте.
Он не успел расковать лишь четырех: Джорджа Стюарта, Ричарда Скиннера, Джона Самнера и Генри Хилбранта. Все они, конечно, погибли. Остальным удалось ухватиться за доски и, держась за них, доплыть до маленького скалистого островка. На него высадились и все оставшиеся в живых офицеры и матросы «Пандоры»; из ста пятидесяти человек спаслось около ста десяти.
После того как все несколько пришли в себя, капитан Эдуардс приказал разместиться в шлюпках и пуститься в путь. Потерпевшие кораблекрушение направились к острову Тимору.
Их путешествие мало чем отличалось от проделанного Блаем и его спутниками; единственное различие состояло лишь в том, что из-за почти полного отсутствия дождей они страдали главным образом от жажды и палящих лучей солнца.
Они пытались освежаться тем же способом, каким Блай и его люди пытались согреться — смачивали свои одежды в морской воде; однако соль через некоторое время проникала в поры кожи и под действием солнца вызывала мучительные воспаления.
15 сентября шлюпки достигли Тимора. Голландское судно забрало спасшихся с «Пандоры» моряков и доставило их в Батавию.
Там десять мятежников были разделены на две группы и посажены на фрегаты «Горгона» и «Кап». С ними обращались очень сурово, однако поместить их в клетку никому не пришло в голову.