Расспросив островитян, Блай выведал от одного из вождей, что шлюпка находится в Матаваи, а сами беглецы на парусной пироге поплыли к острову Тетуроа.
Блай немедленно отправил боцмана в сопровождении вождя, сообщившего все эти сведения, в бухту Матаваи. Однако на полпути они встретили пропавшую шлюпку, которую пять таитян гнали к кораблю.
Блай попросил короля и вождей оказать ему содействие в поимке дезертиров. Тина и остальные вожди обещали приложить все старания к этому, и брат короля Орипиа на следующее утро должен был отправиться на остров Тетуроа. Орипиа предусмотрительно осведомился только, есть ли у беглецов пистолеты.
— Возможно, конечно, что мы застанем их врасплох и схватим прежде, чем они сумеют воспользоваться своими ружьями; однако если у них есть пистолеты, то они смогут все-таки убить кого-нибудь из наших людей.
Блай успокоил его, заверив, что у дезертировавших матросов пистолетов не было.
На рассвете следующего дня Орипиа в сопровождении еще одного вождя, по имени Моанна, отплыл к Тетуроа; но вскоре поднялась сильная буря, и им пришлось вернуться. Они обещали возобновить поиски, как только погода улучшится. Лишь через неделю ветер стих, море успокоилось и можно было отправиться за беглецами. Орипиа и Моанна опять отплыли в двух пирогах.
Прошла еще неделя; они не возвращались и не присылали никаких известий. Тем временем как-то днем к Блаю явился гонец от одного вождя с сообщением, что беглецы вернулись на Таити и находятся в области Теттаха.
Блай распорядился приготовить шлюпку и перед самым заходом солнца покинул корабль, взяв с собой в качестве проводника вождя, по имени Эдидди. По совету Эдидди они высадились на берег на некотором расстоянии от того места, где, по полученным сведениям, скрывались беглецы.
Ночь была темная; дул сильный ветер. Внезапно навстречу шедшим вдоль берега Блаю и его спутникам из мрака выступило несколько таитян. Их поведение показалось командиру подозрительным; опасаясь внезапного нападения, он решил напугать островитян и, выхватив пистолет, выстрелил в воздух. Таитяне с громкими криками немедленно скрылись. Но и Эдидди настолько струсил, что отказался итти дальше. Лишь после долгих увещеваний он несколько успокоился, и все молча продолжали путь.
Вскоре они добрались до дома, принадлежавшего вождю этой области. Как сам вождь, так и его жена приняли Блая очень любезно и сообщили, что беглецы вместе с их подружками находятся в расположенной поблизости хижине.
Блай решил немедленно окружить с помощью местных жителей хижину и, если дезертиры не пожелают тотчас же сдаться, поджечь ее.
Такое жестокое намерение привело в ужас кротких таитян. Эдидди и вождь области Теттаха предложили отправиться в качестве парламентеров и через несколько минут вернулись с тремя исчезнувшими матросами, которые робко предстали перед своим командиром. За ними с плачем следовали таитянки.
Блай приказал связать руки дезертирам, и печальная процессия двинулась к шлюпке. По дороге беглецы пытались уверить Блая, что не собирались окончательно дезертировать и твердо намеревались в ближайшие дни вернуться на «Баунти»; однако Блай все же решил примерно наказать их. По возвращении на корабль Черчиль, Мус-прат и Миллуорд получили по двенадцать ударов плетьми, а затем их заковали по рукам и ногам и на трое суток посадили в трюм.
6 февраля произошло событие, которое очень обеспокоило Блая — и не только потому, что корабль подвергался большой опасности, но и потому, что оно могло сильно отразиться на добрых отношениях, до тех пор существовавших между ним и островитянами.
Ночью дул сильный ветер, а на рассвете матросы обнаружили, что якорный канат, на котором держался «Баунти», кем-то надрезан. Совершенно непонятно, как корабль, не выбросило на берег и не разбило о скалы.
Пока экипаж «Баунти» был занят приведением в порядок запасного якоря, на борт прибыл Тина. Блай, хотя и считал короля совершенно непричастным к этой проделке, встретил его очень холодно и потребовал, чтобы тот немедленно занялся розыском преступника.
Подозрения Блая падали исключительно на пришельцев из отдаленных областей острова, ибо с жителями Матаван и Опари у него были самые дружеские отношения.
Гнев, проявленный белым начальником, вызвал в таитянах такую тревогу, что отец и мать короля, несмотря на сильный дождь, немедленно покинули свой дом и удалились в горы. За ними последовал еще один вождь с женой. Тина и Иддеа остались в своей резиденции и обещали приложить все старания к поимке преступника.
Весь следующий день они не показывались на корабле. На третий день явились чрезвычайно огорченные и расстроенные и заявили, что до сих пор самое тщательное расследование не дало никаких результатов.
При виде их искреннего отчаяния Блай сложил гнев на милость. После примирения были посланы гонцы в горы, и удалившиеся туда вожди вернулись домой.
Впоследствии Блаю пришла в голову мысль, что попытка погубить корабль могла быть сделана кем-либо из матросов, рассчитывавших таким способом остаться на Таити. Но в то время командир еще не подозревал подобной возможности.
В последних числах марта «Баунти» стал готовиться в обратный путь. Свыше тысячи выкопанных и пересаженных в кадки хлебных деревьев постепенно перевезли на корабль и расставили в предназначенном для них помещении.
Весть о предстоящем отплытии белых гостей быстро распространилась по всему острову. Снова стали стекаться толпы таитян из отдаленных областей. Они приходили прощаться с моряками, дарили им свиней, кокосовые орехи и плоды. А заодно приносили с собой большое количество железных орудий с просьбой починить и привести их в порядок.
Тина распорядился выткать два куска ткани, которые он предназначал в подарок королю Георгу. Когда они были готовы, Тина повесил их у себя в доме, чтобы все могли ими любоваться. По этому случаю устроили даже религиозную церемонию, во время которой жрецы произносили длинные молитвы о том, чтобы король Англии навсегда остался другом Таити и никогда не забывал Тины.
Последние дни перед расставанием опечаленные таитяне всячески выражали экипажу «Баунти» свою любовь и привязанность. Особенно большое огорчение испытывали, конечно, «тайо». Они усердно снабжали белых возлюбленных всякими припасами. Дождливый период с бурями и ветрами, длившийся с ноября до конца марта, окончился, и установилась хорошая погода. Ничто больше не задерживало «Баунти» у берегов Таити, и Блай назначил день отплытия.
3 апреля Тина, его жена и братья явились на прощальный обед. Так как на рассвете следующего дня «Баунти» должен был сняться с якоря, то они решили остаться на корабле ночевать.
В течение всего дня палуба корабля кишела островитянами. Подружки моряков плакали навзрыд, а некоторые в знак горя даже расцарапали себе лицо зубами акул. Приближался вечер. Блай, верный себе, не позволил бедным «тайо» провести эту последнюю ночь с друзьями и приказал всем женщинам покинуть корабль.
В этот вечер на острове не слышно было ни веселых криков, ни песен. Всю ночь подруги моряков просидели на берегу и не сводили с «Баунти» заплаканных глаз. На рассвете, когда корабль стал медленно отплывать, они несколько раз прокричали ему вслед последние прощальные приветствия. Поднялся легкий ветер, «Баунти» поставил все паруса и вышел в открытое море. Он становился все меньше и меньше и, наконец, исчез за горизонтом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
МЯТЕЖ
Подгоняемый свежим южным ветром, «Баунти» на следующий день оказался вблизи острова Хуахине. Здесь в 1777 году побывала экспедиция Кука, и Блаю хотелось узнать о судьбе знакомого островитянина по имени Оман и о том, что сталось с высаженными на острове домашними животными. Однако погода внушала ему некоторые опасения. Поэтому он не решился стать на якорь и принялся крейсировать в виду острова. Вскоре пироги местных жителей подошли к кораблю. Один из них узнал Блая и сообщил, что жил когда-то с Оман, что последний уже умер, а все оставленные экспедицией животные, за исключением одной лошади, погибли. Он рассказал также, что на этой лошади покойный Оман частенько катался верхом. Изображения всадника, вытатуированные на ногах у многих островитян, могли служить подтверждением его слов.
Пироги удалились. «Баунти» поднял паруса и опять пустился в свой нескончаемый бег по океану. В течение всей ночи корабль шел к юго-западу, а наутро переменил курс и повернул к островам Тонга.
Около полудня все небо внезапно покрылось густыми черными тучами. Налетел шквал. Через некоторое время вахтенный заметил на расстоянии приблизительно трех миль какое-то странное явление. Казалось, что высокая струя воды, поднявшаяся из моря, достигает своей вершиной облаков. Эта исполинская водяная колонна, значительно более толстая вверху, нежели внизу, быстро перемещалась, приближаясь к кораблю.
Блай немедленно распорядился убрать большую часть парусов, которые связывали свободу маневра. Одновременно он приказал круто взять лево руля. Едва успел рулевой выполнить эту команду, как в каких-нибудь десяти шагах от кормы со свистом и грохотом пронесся смерч. Он двигался к западу, прямо по направлению ветра, со скоростью около десяти миль в час. Минут через пятнадцать он вдруг исчез, рассыпавшись мелкими брызгами.
При виде надвигающегося смерча матросы решили, что пришел их последний час; однако большинство из них находилось в таком подавленном состоянии духа, что даже мысль о близкой гибели не могла их расшевелить.
С того самого дня, как корабль покинул Таити, их преследовали воспоминания о счастливом острове. Ничто не шло им на ум, ничто не занимало и не интересовало.
Само собой разумеется, что такое настроение не могло не отозваться весьма неблагоприятно на выполнении ими своих обязанностей. Блай, как и прежде, не делал ни малейшей поблажки своим подчиненным. За всякую оплошность матросы подвергались суровым взысканиям. Но командир видел, что экипаж корабля «распустился», и это выводило его из себя. Свое дурное настроение он срывал также на офицерах. Особенно доставалось бедному Кристиену. То и дело Блай жестоко и незаслуженно оскорблял его и пользовался каждым случаем, чтобы сделать ему выговор.