Что они не могли меня тронуть.
Глава пятнадцатая
Джесси
К тому времени, как я неохотно приоткрыла глаза, Бэйн уже ушел.
Место, где он спал, стало холодным и пустым. Окончательно проснувшись, я нащупала на тумбочке мобильный. Это было новым действием, которое я не практиковала уже два с половиной года. В подростковом возрасте первым делом по утрам я проверяла сообщения в телефоне, просматривала посты в социальных сетях. Но после «Инцидента» я отправила мобильный в один из ящиков стола, где он и оставался до вторжения Романа в мою жизнь.
Он прислал мне одно сообщение, вероятно через несколько минут после того, как вылез из моего окна.
Роман:
«Давай поговорим сегодня вечером».
Я постаралась прочитать это как можно более непринужденно, ведь Бэйн – обычный парень. Но я чувствовала себя настолько отчаянно зависимой от него, что ужасающий страх тут же проник в меня. Я попыталась убедить себя, что ни один настоящий друг не разорвет отношения на следующий день после твоего дня рождения, поэтому написала краткое «конечно» и спустилась вниз, перепрыгивая через ступеньки.
Я чувствовала голод, как будто годами ничего не ела. И в некотором роде так и было.
– Доброе утро, – пропела Ханна из кухни, нарезая корнеплоды для коктейля Пэм. Моя мама жила за счет овощей, ботокса и вина. Адская диета Голливуда. Если Ханна и удивилась, увидев меня, то виду она не подала. Наверняка так и было, потому что я никогда не выходила из комнаты по утрам, поскольку спала, восполняя энергию после ночных пробежек.
– Голодная? – Она взглянула на меня.
– Зверски. – Я открыла наш холодильник и просунула голову внутрь.
– Значит, время для блинчиков. – Я слышала, как она зацокала языком позади меня. Ханна была милой. Слишком милой для Пэм. Даррен относился к ней хорошо, но Пэм определенно забыла, что сама еще совсем недавно обслуживала столики, прежде чем Даррен нашел нас, своих милых, маленьких бездомных.
– Пожалуйста, не стоит беспокоиться. – Я успокаивающе положила руку ей на плечо, понимая, что еще несколько недель назад, до встречи с Бэйном, не стала бы так делать. Сорокалетняя женщина оттолкнула меня бедром, освобождая себе путь к холодильнику.
– Это твой день рождения. Ну, формально, конечно, уже следующий день, но именинницы заслуживают блинчики. Это правило.
И я была счастлива не нарушать это правило.
Я села за кухонный уголок для завтрака и, наблюдая, как Ханна занимается своим делом, накручивала прядь волос на палец и пожевывала кончики. Мне нужно подстричься. Нет. Я перефразирую – я хочу новую стрижку. Впервые за много лет мне хотелось хорошо выглядеть. Или, может быть, я просто готова к тому, чтобы меня увидели. Ханна присела, дабы достать из ящика мерный стакан, а когда она повернулась, держа в руке предмет из нержавеющей стали, моя челюсть отвисла.
Я сидела на диване и читала книгу. Вокруг кромешная темнота.
Он стоял ко мне спиной, как и все люди, кого я фотографировала после того дня.
Спины.
Затылки.
Шеи.
Безликие люди.
Он держал в руке что-то из нержавеющей стали. Кружку? Шейкер? Пахло водкой. Его водкой.
– Папа? – спросила я. Но, конечно, это не мог быть он. Я любила своего отца. Отложив недоеденный шоколадный батончик на стол, расположенный рядом, я встала. – Я хочу уйти.
– Нет. – Его рука сомкнулась на моем запястье. Он вспотел. И у него все еще не было лица. Почему у него нет лица? – Нет, детка.
Я наблюдала за младшей версией себя, когда ее лицо исказилось от осознания. Она не выберется из этой комнаты. По крайней мере, не тем же путем, которым она вошла.
– Пожалуйста, я не хочу…
Ей не удалось закончить предложение. Он пригвоздил ее к стене, как шедевр искусства, и превратил ее во что-то полое и пустое.
– Джесси? Джесси? Милая? – Ханна потрясла меня за плечи, и я наконец-то вырвалась из видения. Передо мной стояла тарелка, полная воздушных горячих блинчиков, щедро политых кленовым сиропом. Сверху лежали ягоды черники и нарезанные кусочки клубники, образовывающие собой цифру двадцать. И я официально потеряла аппетит.
– Я приготовила их из смеси Спэрроу Бреннан[29], ее стоимость на два доллара больше, но твои родители это переживут. Что случилось? Ты выглядишь потерянной. – Ханна вытерла руки о фартук, прислонилась к столу и налила себе стакан апельсинового сока.
– Да. Извини. – Я улыбнулась и поторопилась воткнуть вилку в гору блинов и поднести кусочек ко рту.
Я заставила себя съесть хотя бы пару штук, зная, сколько труда вложила в них Ханна, но как бы я ни старалась, не смогла почувствовать сладость блинов.
Что-то внутри подсказывало, что Майра не могла знать об этом воспоминании.
Я вымыла тарелку, обняла Ханну и, пока она не видела, взяла чашку из нержавеющей стали и отнесла ее к себе в комнату. Я поставила ее на стол и, уставившись на предмет, задумалась.
Что же со мной произошло?
Поскольку сегодня у меня не было смены и Роман больше ничего не писал, я решила продолжить донимать доктора Виза. Я звонила ему дважды, но он не отвечал. Без особого желания я направилась к миссис Белфорт, все еще думая о Шэдоу. Я чувствовала, что пренебрегаю миссис Белфорт с тех пор, как устроилась на работу, но я пообещала себе, что никогда не стану таким человеком. Не стану такой, какими оказались мои школьные друзья после «Инцидента». Потребители. Трусы. Сволочи.
Для начала я совершила долгую прогулку по лабиринту в одиночестве, пытаясь расшифровать свои последние воспоминания. Да, воспоминания. В моем мозгу отсутствовал кусок памяти, и я не знаю, как и что именно со мной случилось, но я чувствовала: это превратилось в катастрофу, которая разрушила мою жизнь.
Я не была девственницей, когда встретила Эмери.
И кто бы ни забрал мою невинность, он сделал это силой.
Мой отец умер примерно в то же время, когда это произошло. Я это точно знаю, потому что во всех подобных воспоминаниях я выглядела лет на двенадцать, может тринадцать. Несмотря на то что я очень любила папу, не могу не задаваться вопросом – что я на самом деле о нем знала?
Знала, что он изменял маме с другой женщиной. У них был долгий роман. Вот почему мама выгнала его из дома в тот день, когда он умер. Но я также знала, что в моих глазах он оставался потрясающим человеком. Именно он научил меня ездить на велосипеде. Он ежедневно возил меня в школу, вытирал мне слезы, когда я грустила, и заставлял смеяться, когда злилась. И он же укладывал меня обратно в кровать, когда мне снились кошмары.
Папа читал мне истории о принцессах, замках, драконах и всегда менял сюжет так, чтобы принцессы сами спасались от огнедышащих злодеев.
Он тратил лишние деньги на покупку пластырей с изображением Чудо-женщины. Каждый раз, когда я простужалась, он готовил свои фирменные макароны с сыром и измельченными чипсами, думая, что я их люблю, хотя на самом деле мне нравилось его внимание. Мне нравилось, как он стоял на кухне и делал для меня что-нибудь глупое.
Мне нравилось чувствовать его любовь.
Да, он часто напивался, выбрав водку в качестве своего любимого напитка. Я помнила запах алкоголя, когда он прижимался к моему лбу, чтобы поцеловать на ночь.
Мне нравился этот острый запах. Пахло домом. И я отказываюсь верить, что дом стал для меня адом. Что отец что-то сделал со мной.
К тому времени, как я выбралась из лабиринта, моя голова была забита нерешенными вопросами.
Миссис Би ждала меня на привычном месте – в своем кресле-качалке, раскачиваясь взад-вперед и скривив губы в улыбке. Из-за своей болезни ей приходилось носить два пальто в сентябре. Сейчас миссис Белфорт казалась исключительно спокойной. Джульетта протянула мне пинцет, тихо постукивая себя по щеке.
– Хотите, чтобы я выщипала вам усики? – Я придвинула свой стул к ней, шевеля бровями. Выщипывать волосинки на подбородке миссис Белфорт лучше всего при ярком солнечном свете. Она сказала, что у меня они тоже появятся, когда я буду в ее возрасте, но вся прелесть двадцати лет в том, что ты еще не понимаешь, что такое старение. Ты знаешь: со временем это произойдет, но еще не веришь в это. Не по-настоящему.
Я немного повыщипывала ей волосинки, прежде чем она сказала:
– Любовь – это искусство. Некоторые люди закрывают глаза и отказываются ее видеть. Другие же посещают все музеи мира. К какому типу относишься ты, Джесси, моя дорогая?
Я посмотрела на лабиринт.
– Думаю, я способна увидеть красоту в искусстве. – Я сглотнула, посмотрела на миссис Белфорт и выдернула еще одну седую волосинку, неуместно торчащую на ее подбородке.
– Хорошо. Хорошо. Потому что это единственный способ дожить до моего возраста без сожалений. Я знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня, Джесси, и я знаю, что тебя не должен привлекать этот вид. Но пойми вот что – я ни о чем не жалею. Я прожила полноценную жизнь. Цельную. Я любила свободно, без сомнений и ревности. Кем бы ни был этот мальчик… – Она склонила голову в сторону лабиринта, от улыбки на ее щеках появились ямочки. Мое сердце застряло в горле – она помнила Бэйна? – Этот мальчик заботится о тебе. Будь умницей и тоже позаботься о нем. Никто не должен проживать эту жизнь в одиночестве.
Она посмотрела на меня и нежно пригладила мои волосы. Подобно маме. Так, как это следовало делать Пэм.
– Да, я помню его, Джесси. У меня есть болезнь, но я все еще здесь, – мягко сказала она.
Я кивнула и собиралась сказать, что не отпущу его. Что я буду держать Романа до тех пор, пока он остается рядом. Но потом она снова заговорила:
– Я знаю, что у меня Альцгеймер.
Ее слова перевернули что-то внутри меня. Возможно, мне хотелось верить, что между миссис Белфорт, которую я знала и любила, и женщиной, ведущей долгие беседы со своим покойным мужем за пустым обеденным столом, не было ничего общего.