Смех слегка напугал Трелони: в нем почудились отчаяние и страх…
Глава 2
Генуя, май 1823 года
– Итак, проблемы, с которыми мы столкнулись, – Байрон походил на полководца, составляющего план сражения, и это отчасти соответствовало истине, – показывают, насколько греки не готовы к общей борьбе. Их силы разрозненны. Нашего положения это не облегчает. Мной уже потрачены немалые средства на закупку необходимого. Зафрахтованный господином Трелони, – Джордж кивнул в сторону Эдварда, и тот поклонился в ответ, – корабль «Геркулес» готов к походу к берегам Греции.
Слушала Байрона не такая уж большая компания: Трелони, Пьетро Гамба, Блессингтоны и д’Орсе, а также забившийся в самый угол комнаты Ли Хант. Мэри ухаживала на вилле Негрото за Марианной, не встававшей с постели, а Тереза принципиально осталась у себя в комнате наверху.
– Лондонский греческий комитет не собирается выслать нам денег? – спросил Трелони. – Предприятие выходит недешевым.
– Пока я вкладываю в кампанию собственные деньги. Комитет работает медленно. Сведения, которые я им отправляю, надеюсь, заставят их поторопиться. Впрочем, тут главное – направить действия в одно русло. Нам понадобится помощь комитета даже более в Греции, чем сейчас в Италии.
Сильнее в тот момент Байрона беспокоило другое обстоятельство, и близкие знали о нем как нельзя лучше. Этим обстоятельством была Тереза, которая нисколько не успокоилась, а даже добилась определенных успехов: Джордж торжественно пообещал ей еще раз обдумать свое решение. Графиня плакала на груди у Байрона, давая клятвы покончить с собой в разлуке с ним, а он не выносил истерик и женских слез. Итогом стала задержка выхода «Геркулеса» в море. Немедля отправляться в путь не представлялось Джорджу возможным. Проклиная себя за слабость, он закупал с помощью Гамба оружие и писал в Лондон о неких неожиданных домашних делах, препятствовавших его скорому отъезду.
– Представьте, – продолжал Байрон делиться с гостями виллы Салюццо, – из Англии шлют книги, учебники, отправляют в Грецию учителей. Просвещают греков, которые и сами просветят англичан не хуже. Мои советы комитету, надеюсь, пойдут на пользу. Люди там не понимают, с кем воюют греки и как воюют.
– Горы, – вставил Трелони, – в горах война идет иначе, чем на равнине. Им необходимы легкие пушки, которые без особого труда переносятся с места на место.
– Порох. Вот я опять получил записку от Карвелласа: порох и медикаменты. Он находится в Пизе, но в курсе происходящих на его родине событий. Греки пытаются объединиться. Я говорил, сей шаг – путь к успеху, но объединение не говорит об окончании войны.
– Нельзя забывать, что турки – серьезный враг, которого так просто не разобьешь, – вновь вставил Трелони. – Помню, мне рассказывали, на какие жестокости они способны, как они упорны в преследовании своих противников. На кораблях служили те, кто помнил историю сражения при Лепанте, битве такой кровавой, что вода в море становилась красной.
Леди Блессингтон ахнула и обмахнулась веером, но было видно, как ей интересно слушать.
– Деньги от продажи «Боливара», Джордж, вы также пустите на помощь Греции? – спросила она. В принципе в этой покупке она не особенно нуждалась, тем не менее Маргарет с удовольствием выкупила шхуну у Байрона, лишив, однако, Трелони работы.
– Несомненно! – пылко воскликнул Байрон. – Ваш вклад оказался весьма кстати.
– Каково ваше мнение, помогут ли формируемые в Англии комитетом бригады? – спросил граф д’Орсе, чье любопытство носило скорее характер стороннего наблюдения, чем реальной заинтересованности в проблеме. – Помнится, подобные использовали когда-то в Колумбии, не так ли?
Байрон покачал головой:
– Не самое успешное начинание, хотя Хобхаус только и пишет о бригадах. Англичанам свойственно совершать одну и ту же ошибку по нескольку раз. Необученных солдат отправлять в Грецию нельзя. Они не говорят ни по-итальянски, ни по-гречески. Я хуже знаю новогреческий, но, поверьте, итальянский язык грекам знаком. А вот английский там совершенно не распространен, что неудивительно. Какими знаниями могут с греками поделиться англичане? Книжками о том, как вести сельское хозяйство?
Француз улыбнулся. Сам он полагал участие Англии в освобождении Греции делом чисто политическим: слишком сильно стало влияние русских, которые, не ровен час, возьмутся не на шутку помогать грекам. А такой альянс англичанам ни к чему…
Далеко за полночь уехал экипаж Блессингтонов и графа д’Орсе. Они пообещали довезти Ханта до виллы Негрото. С Байроном остались Трелони и Пьетро, не желавшие прекращать беседы. В темноте, которую освещали лишь три свечи в высоком серебряном подсвечнике, они шелестели бумагами, перекладывая письма с места на место, делая пометки, касавшиеся количества оружия, пороха и остальных вещей, которые намеревались брать с собой на борт «Геркулеса».
– Скорее бы комитет начал отправлять в Грецию обученных, опытных офицеров, – бубнил Джордж. – Боюсь, мы приедем и увидим тщедушных юнцов, с которыми не повоюешь. Именно такие сведения присылает Карвеллас. Никто не готов к лишениям, к нехватке продовольствия.
– Вы, Джордж, так мало едите, что данный нюанс вас явно не смутит, – неудачно пошутил Трелони и тут же пожалел о сказанном.
– Диета, многоуважаемый господин Трелони, безусловно, полезна для любого организма, включая мой и ваш. Переедание замедляет все жизненные процессы. Человек меньше двигается, болеет. Все его силы направлены на переваривание пищи. Кроме того, для здоровья необходимы физические упражнения. Мы с вами стараемся ездить верхом. Я плаваю. Поверьте, наша выносливость сослужит нам прекрасную службу в Греции, куда мы направляемся не развлекать греков беседами. Вы заметили, я одеваюсь потеплее, когда еду верхом?
– Да, – покорно ответил Трелони, уже догадываясь, к чему ведет его друг.
– Я потею, а с по́том из тела выходят болезни, жир, вредные вещества. Они могут выходить лишь таким образом. Так я делаю с юных лет. И вы верно отметили: меня подобная подготовка будет отличать от иных английских графов.
Трелони мудро не стал упоминать изводившие Байрона лихорадки. Странным образом они участились в последнее время, после переезда из Пизы. Эдвард, в свойственной ему манере искать таинственные причины всему вокруг, считал виновными потусторонние силы, которые якобы мстили Джорджу за то, что он покинул старую виллу. Трелони вспоминал легенду об Уголино, съевшего своих сыновей, и твердо верил в привидения, не желавшие покидать Лафранчи.
– Извините, дорогой Байрон! – воскликнул Трелони. – Я не хотел вас задеть упоминанием вашей изнуряющей диеты. Мне, человеку попроще вас во сто крат, сложно не съесть ломоть свежевыпеченного хлеба со шмотком хорошего куска мяса и запить еду домашним вином, которое итальянцы делают отменно, – он сглотнул слюну и посмотрел на пустой стол.
– Смело идите на кухню, мой друг, – заметил его взгляд Джордж. – Несите сюда все, что найдете, а найдете вы немного. Поэтому несите все. Пьетро, будьте любезны, найдите бутыль красного вина, которое вы намедни притащили из деревни, – он вытащил из буфета череп, служивший ему чашей для вина, и махнул рукой: мол, ступайте, друзья, за чем послал…
Разговоры допоздна не мешали Байрону закончить пятнадцатую и шестнадцатую песни Дон Жуана. Уже к середине мая он отправил их Киньярду в Лондон для подготовки публикации. В письме он не преминул опять пожаловаться на Терезу. Джордж не называл ее имени, но другу было понятно, о ком идет речь. Графиня настаивала на сопровождении Байрона в Грецию, хотя ее отцу власти официально позволили вернуться в Равенну.
– Если бы я уезжал к женщине, – жаловался Джордж Мэри, навестив ее как-то вечером, – я бы понял и постарался смягчить удар, чувствуя себя виноватым. Но я еду исполнить свой долг! И еще ничего не решено окончательно, а я опять предстаю в глазах женщины монстром, которому место в аду!
– Тереза тебя любит, – Мэри отвечала спокойно: для нее главным условием счастья стало одно – любимый человек жив, его можно услышать, на него можно посмотреть, прикоснуться к нему, написать письмо, дождаться встречи. – Она слишком любит тебя, а такая любовь разрушает, делает женщину эгоистичной натурой, не способной жертвовать собой ради любимого.
– О, это правда! – Джордж был рад услышать единомышленника. – Я бы хотел видеть дело в ином свете, но ведь ты права, Мэри! Женщина неспособна рассуждать здраво… За редким исключением. Мадам де Сталь доказала, другие примеры существуют в женской природе. Однако помнится, еще моя матушка изводила меня беседами, в которых здравый смысл отсутствовал, – лишь одно желание приковать человека к себе цепями, неразрывными узами, основанное на глупых измышлениях, слухах, сплетнях и наговорах соседей.
Джорджа стесняла и тяготила обязанность терпеть скандалы Терезы. Ее появление перестало вызывать улыбку на его лице. Впрочем, меланхолия и грусть потихоньку отступали у него на второй план на фоне активной подготовки к высадке в Греции. Приходилось утрясать массу вопросов, в том числе финансовых. Сначала Байрон получил аккредитив на две тысячи фунтов, но, поняв, что этих денег ему может не хватить, просил Киньярда увеличить сумму до пяти тысяч.
– В Греции я пробуду года три-четыре, – рассуждал он во время ежедневных бесед с Трилони и Пьетро. – Здесь мне такие деньги не нужны. Если я не уеду, аккредитив будет аннулирован. Я веду весьма скромный образ жизни, и для личных нужд мне хватает весьма скромного бюджета. Но в Греции понадобится закупать оружие. Потом, вдруг я решусь собрать собственный отряд? Не исключены иные траты…
Выступление планировалось не ранее июля. Погода уже в мае способствовала морскому переходу: ярко светило весеннее солнце, на небе – ни тучки, ни облачка, ветер дул в нужном направлении, и «Геркулес» в любой момент был готов надуть паруса. В Альбаро от пышной зелени становилось больно глазу. Виноградники заполнили склоны, а между ними вились узкие дорожки, по которым брели редкие крестьяне. Рано утром и вечерами прихожане шли к церкви. Джордж смотрел из окна своей комнаты на простиравшийся перед ним