Мятежный лорд — страница 38 из 51

– Итак, два основных отряда действуют сейчас со стороны османов, – провозгласил Напье, усаживаясь за стол. – Первый отряд идет из Ларисы. Он направляется к Фермопилам – опаснейшему проходу возле залива Малиакос. Говорят, греки заставили отряд уйти в Зейтонион, давно и прочно занятый турками. Второй отряд под командованием Скутари Паши прошел к Месолонгиону. Хорошей новостью является то, что турки несут большие потери. На море также продолжаются стычки. Те десять греческих кораблей, которые направлялись к Месолонгиону, попали под обстрел шести турецких фрегатов. Обе стороны понесли потери…

– Сколько сейчас кораблей насчитывает греческий флот? – поинтересовался Байрон.

– Пятьдесят два. Надеюсь, цифры точны, – ответил Напье. – Точно сказать сложно – информация до нас доходит с опозданием. Основные силы сосредоточены возле острова Скиатос, на котором скопилось огромное количество беженцев, бежавших от османов из ближайших поселений. Основной турецкий флот стоит у островов Лемнос и Митилини, что довольно далеко от материка. На материке самым укрепленным городом у осман остаются Патры. Но, заметьте, Байрон, греческое правительство после революции владеет большими наделами земли. Интересно, как оно собирается ими распоряжаться? Это отличный источник дохода!

– В первую очередь землю следует оценить, – заявил Джордж. – Потом участки надо продать, причем позволив участвовать в аукционе как грекам, так и иностранцам. Филэллины, приехавшие бороться за свободу Греции, получат прекрасную возможность помочь стране, выкупив землю, а затем получая с нее доход.

– Вы правы. Но греческие вожди сейчас более заняты личным обогащением. Как я понимаю, они стараются работать на собственное благо. Ходят слухи, Колокотрони уже неслыханно обогатился, выручив состояние на миллион долларов.

– Неплохо! Теперь вы понимаете, почему я не тороплюсь на материк! Следует очень внимательно отнестись к вопросу, кому оказывать помощь, – Байрон покачал головой. – Личное обогащение некоторыми людьми здесь ставится превыше всего.

– Кстати, на острова послали своих представителей немецкий и швейцарский греческие комитеты. На вашем прекрасном примере люди начинают осознавать, что только агенты, работающие на месте, способны направить помощь в нужное русло.

Уходя, полковник Напье сообщил, что на Корфу прибыл очередной представитель лондонского комитета господин Стенхоуп, вместе с которым находятся три француза и пятнадцать греческих беженцев из России.

– Будьте со Стенхоупом осмотрительны, – предупредил Напье. – Он, скорее всего, шпионит, а в чью пользу – неясно…

* * *

На Кефалонии Лестер Стенхоуп очутился двадцать второго ноября. Пятый граф Харрингтон представлял собой интересную личность. Байрон помнил его отца, третьего графа Харрингтона, воевавшего в Америке, и мать – фрейлину королевы Шарлоты. Все Стенхоупы служили в армии, и пятый граф не стал исключением, повоевав в Южной Америке и Ост-Индии как минимум. Быстро выяснилось, что лондонский комитет отправил Лестера Стенхоупа в Грецию в том же качестве, в каком там пребывал Байрон, то есть в качестве официального агента комитета.

– А Напье прав, – прокомментировал Джордж новости, – с этим джентльменом надо разговаривать аккуратно и вежливо. С чего бы комитету присылать сюда еще одного представителя? Посмотрим, – Байрон обращался к Пьетро, – приглашайте, мой друг, Стенхоупа сюда, если возникнет в том необходимость. Уверен, он захочет навестить меня.

Действительно, буквально на следующий же день Стенхоуп объявился в Метаксате.

– Что вы думаете о греках? – сразу спросил Лестер. Кучерявые волосы, круглое лицо и пухлые щеки придавали ему сходство скорее с ребенком, чем с бывалым воякой тридцати девяти лет. К тому же Стенхоуп не обладал крупной фигурой или хотя бы высоким ростом. Однако держался он спокойно и уверенно.

– Несмотря на разобщенность, необразованность и отсутствие понятий о чести, греки успешно бьются с османами, – спокойно ответил Байрон. – Каковы ваши планы, если позволите узнать?

– Я собираюсь ехать в Месолонгион. С собой я везу три типографии и собираюсь издавать газету, свободную от цензуры. Насколько я в курсе дел, в Греции нет своего издания, отражавшего правду о происходящих событиях. Газета необходима в любом государстве, а уж в государстве, обретающем независимость, тем паче. Состояние нынешнего правительства Греции пока не позволяет Англии выделить им заем. Им следует навести сначала порядок в управлении страной. Здесь царит анархия. Судя по письму секретаря Маврокордато, исполнительные и законодательные органы власти раскололись на два лагеря и даже разъехались по разным городам. Поэтому смею обратиться к вам, лорд Байрон, с просьбой написать обеим сторонам, что усилия по получению займа будут напрасны, если они не смогут объединиться ради общего дела. Судя по всему, греческий флот появился у Каламаты. Он огибает Морею и при благоприятных условиях вскоре будет возле Месолонгиона. Я слышал, вы щедро предоставили средства для вооружения этих кораблей. Думаю, вскоре мы услышим добрые вести о снятии блокады с этого города.

Байрон вежливо улыбнулся в ответ:

– Конечно, я напишу письма в правительство. Что касаетсяч моего вклада – он ничтожен в сравнении с тем, что необходимо флоту и армии. Без займа дело не сдвинется.

– Выдача займа зависит только от самих греков. В Англии ждут депутатов, а также реальных действий по объединению партий. Я собираюсь на материк и постараюсь уговорить греков прекратить распри в правительстве. Если вы успеете написать письма, то буду рад их собственноручно доставить.

Байрон считал, что заем спасет греков, но настаивать на своей точке зрения не стал. Очевидно, Стенхоуп подозревал его в некоей заинтересованности в данном деле и пытался выяснить, кого конкретно он поддерживает. Вечером Джордж объявил Пьетро об очередной задержке отъезда с Кефалонии.

– В сторону Триполиса мы выезжать не должны. Скорее, как Маврокордато, стремящийся освободить запад страны, нам следует направляться в Месолонгион. Стенхоуп, хоть и несимпатичен мне, рассуждает верно: сначала следует принять меры по объединению партий. Иначе усилия всей Европы пропадут даром – слишком велики противоречия, раздирающие греческих вождей…

В ноябре на материк уехал Финли. Следом отправился и Стенхоуп, взяв письма Байрона к Маврокордато и к расколовшимся фракциям греческого правительства. Изменившаяся погода заставила Байрона в конце месяца сидеть дома. Он разбирал письма и читал книги.

– Затишье перед бурей, – сказал он Пьетро. – Нам следует набраться терпения. Несмотря на заносчивость и самоуверенность, Стенхоуп произвел впечатление человека дела. Плюс он опытный воин. Думается, от его действий на материке будет польза. Маврокордато я отрекомендовал графа наилучшим образом…

Глава 5


Кефалония, декабрь 1823 года


Сведения, поступавшие с материка, порой ввергали Байрона в уныние. Филэллины из Германии, хорошо обученные офицеры, предлагали услуги по организации постоянной, дисциплинированной армии, но греки их помощь отвергали.

– Меня не удивляет, но удручает позиция греческих племен. Захваченных в освобожденных городах богатств османов хватило бы на организацию двадцатитысячной армии только на одной Идре. Конечно, после стольких лет рабства им хочется, как детям, рядиться в меха и золото, любоваться на красоток из захваченных турецких гаремов. Куда там солдатская жизнь, полная опасности и бесконечной рутинной муштры! – Байрон вздохнул.

Перед ним сидели Пьетро и Миллинген. Джулиус собирался в путь – вслед за Финли и Стенхоупом он намеревался ехать в Месолонгион.

– Вы должны полностью осознавать, мой дорогой друг, что та часть правительства, которая сейчас у власти, преследует лишь собственные корыстные интересы, но мы находимся в их стране и вынуждены играть по их правилам, – продолжил Байрон. – А правила таковы: если вас сюда специально никто не приглашал, то вы обязаны иметь средства к существованию. Вас не будут ни кормить, ни платить жалованье. Немецким филэллинам, по слухам, выдают каждый день немного хлеба – вот и все гостеприимство. У многих нет денег на обратный путь домой, они попали в ловушку, находясь в городах, заполненных больными тифом. Не заразиться в царящей там антисанитарии невозможно, а лечить филэллинов никто не собирается…

Тревожная тишина повисла в воздухе. Джулиус и без слов Байрона успел увидеть и услышать изрядно. На остров прибывали беженцы и те самые несчастные филэллины, которые спешили ретироваться обратно домой. Казалось, только рука божья способна навести порядок в разрываемой на части стране, но небесные силы выжидали, то ли оставляя людям возможность справиться самим, то ли продолжая испытывать их характеры на прочность.

– Я знаю, слышал, – промолвил Миллинген, – одному из вождей немецкий комитет передал средства, которые следовало употребить для лечения филэллинов. Но грек утверждал, что никаких денег у него нет. Он сам заболел и умер, а в его доме нашли десять тысяч франков…

– Мне пришло письмо, – снова заговорил Байрон. – Из Германии отправился агент выручать соотечественников. В Месолонгионе осталась пятая часть прибывших туда молодых энтузиастов. Агент немецкого комитета обнаружил их голодными, больными, истощенными до предела. Я отправил туда письмо с гарантией для тех, кто решит остаться. Я беру их под свое покровительство, гарантирую службу в моем отряде и обещаю соответствующую оплату. В данный момент лишь Месолонгион не контролируется приспешниками Колокотрони, поэтому ваш выбор вполне верен. Я свой отъезд на Пелопоннес не откладываю, я его отменяю. Не следует варварам помогать грабить Грецию и поощрять раздувание гражданской войны…

Восьмого декабря Миллинген вместе с Георгием Караскатисом отправился из Аргостолиона в Месолонгион. Караскатис, один из революционных вождей греков, несмотря на плохое состояние здоровья, решился предпринять опасное путешествие на материк. Действия правительства возмущали его не менее, чем Байрона. Дождливая, ветреная погода и курсирующие по морю турецкие корабли не могли остановить его пыл. Намерения грека были не совсем лишены меркантильных интересов: освободив провинцию Аграфа, он полагал эти земли своей собственностью. Однако правительство считало иначе. Не одного Караскатиса лишили отвоеванных у турков территорий, обвиняя вождей в слишком тесных, дружеских отношениях с албанцами.