обе власти — посадничья и княжеская».{81} Думаем, это невозможно, поскольку для того, чтобы располагать княжеской властью, надо было принадлежать к княжескому роду. Точно так же, чтобы стать посадником, необходимо было принадлежать к боярству. Нельзя забывать об особенностях представлений о власти на Руси той поры, пронизанных архаическими воззрениями, свойственными древним обществам. «Человек — это всегда конкретный представитель определенной социальной группы, общественного статуса, присущего данной группе, и от этого статуса зависит общественная оценка человека».{82} Принадлежность к группе являлась также мерилом человеческих возможностей. Вот почему осуществлять княжескую власть мог только князь, но не боярин, даже если он находился в должности посадника. В противном случае не понять, отчего новгородцы так настойчиво искали себе князей.
Посадничество Судилы не прервалось с приходом Ростислава Юрьевича; оно продолжалось и с вокняжением в Новгороде Святополка Мстиславича. Но в 1144 г. новгородцы «дата посадницьство Нежате Твьрдятицю».{83} В 1146 г. посадничество у Нежаты было отнято и передано Костянтину Микульчичу, после смерти которого посадником стал опять Судила Иванкович.{84} В. Л. Янину «причины перемен в посадничестве не ясны, так как посадничество вяский раз переходит к кандидатам одной и той же античерниговской группировки. Вполне вероятно, что перечисленные посадники в действительности и не составляли единой группировки, а лишь внешне были объединены совместной борьбой против сторонников черниговской ориентации».{85} Последнее соображение делает беспочвенным утверждение о тесной связи смены посадников с переменами на княжеском столе, происходящими якобы, как правило, в результате борьбы боярских группировок, рвущихся к власти. Чтобы выйти из трудного положения, В. Л. Янин вынужден предположить «существование временной античерниговской коалиции разнородных боярских групп».{86} Однако есть возможность взглянуть на вопрос проще и в соответствии с летописными известиями. Уходу с посадничества Судилы предшествовали стихийные бедствия. Летописная статья, помеченная 1143 г., начинается таким сообщением: «Стояше вся осенина дъждева, от Госпожина дни до Корочюна, тепло, дъжг; и бы вода велика вельми в Волхове и всюде, сено и дръва разнесе; озеро морози в нощь, и растьрза ветр, и вънесе в Волхово, и поломи мост, 4 городне отинудь безнатбе занесе».{87} В следующем году «погоре Хълм весь и церкы святого Илье». На фоне этих бедствий Судила и был отстранен от посадничества. И все же несчастья продолжались. В 1145 г. «стояста 2 недели пълне, яко искря гуце, тепле велми, переже жатвы; потомь наиде дъжгь, яко не видехом ясна дни ни до зимы; и много бы уйме житъ и сена не уделаша; а вода бы больши третьяго лета на ту осень; а на зиму не бысть снега велика, ни ясна дни, и до марта».{88} Вскоре новгородцы избрали нового посадника. Упомянутые перемены в посадничестве, по нашему мнению, были обусловлены бедами, о которых говорит новгородский летописец. Для подобного предположения есть определенные основания.
В древности люди наделяли правителей способностью управлять природой, вызывать дождь или засуху. Поэтому, когда выпадало слишком мало или много дождей, виновными считались вожди, которых либо низлагали, либо умерщвляли. Неурожаи, порождавшие голод, неудачные войны, пожары воспринимались как неоспоримое свидетельство дурных качеств правителя, не справляющегося со своими обязанностями по обеспечению безопасности и благосостояния общества. Такого рода представления существовали у множества народов мира.{89} Их элементы находим и в общественном сознании новгородцев. Конечно, в них нет прямого тождества с верованиями древних, но сходство, хотя и весьма отдаленное, здесь присутствует.
Таким образом, смещение с посадничества Судилы и Нежаты надо рассматривать как средство, с помощью которого новгородцы, следуя языческим традициям, пытались покончить со стихийными бедствиями и восстановить благоденствие своей общины.{90} С аналогичной практикой обращения новгородцев с правителями мы уже встречались; будем наблюдать ее и позже.{91}
Святополк Мстиславич княжил в Новгороде до 1148 г., когда «приела Изяслав ис Кыева сына своего Ярослава, и прияша новгородьци, а Святопълка выведе злобы его ради».{92} Неизвестно, в чем заключалась «злоба» князя. Ясно, только, что новгородцы расстались с ним без сожаления. Весной 1154 г. они изгнали князя Ярослава и «въведоша» Ростислава Мстиславича, брата выведенного из Новгорода в 1148 г. Святополка. Однако в ноябре 1154 г. умер в Киеве великий князь Изяслав, и Ростислав поспешил туда, оставив вместо себя в Новгороде сына своего Давыда. И тогда «възнегодоваша новгородци, зане не створи им ряду, нъ боле раздьра, и показаша путь, по немь сынови его». А затем «послаша владыку Нифонта съ передьними мужи к Гюргеви по сын, и въведоша Мьстнслава, сына Гюргева».{93}
Обращение к Юрию было, по всей видимости, следствием изменения внешнеполитической обстановки, произошедшей со смертью Изяслава Мстиславича, много раз защищавшего Новгород от Юрия Долгорукого, который нападал на Новгородские земли, блокировал торговлю новгородских купцов с соседними волостями, ближними и дальними, загораживал пути, ведущие к данникам, отнимал у новгородцев дани. «Се стрыи мои Гюргии из Ростова, — говорил Изяслав, — обидить мои Новгород и дани от них отоимал и на путех им пакости дееть, а хочю поити на нь».{94} Ипатьевская летопись запечатлела яркие сцены пребывания Изяслава в Новгороде в 1148 г. Отстояв обедню в св. Софии, князь послал «подвоискеи и бириче по улицам кликати, зовучи ко князю на обед от мала и до велика, и тако обедавше веселишася радостью великою, честью разидошася в своя домы, на утрии же день послав Изяслав на Ярославль двор и повеле звонити, и тако Новгородци и Плесковичи снидошас на вече и рече им: „Се, братье, сын мои вы прислалися есте ко мне, оже вы обидить стрыи мои Гюрги на есьм пришел семо оставя Рускую землю вас деля и ваших деля обид, а гадайте на нь, братье, како на нь поити, а любо с ним мир возмем, пакы ли с ним ратью кончаимы”. Они же рекоша: „Ты наш князь, ты наш Володимир, ты наш Мьстислав, ради с тобою идем своих деля обид”. И тако разоидошася».{95} Состоялся поход, во время которого много зла «сотвориша» юрьевой волости.{96} После смерти Изяслава князь Юрий стал для Новгорода еще более опасен. К тому же перед Юрием открывалась реальная возможность занять киевский стол. Сообразив все это, новгородцы и «послаша к Гюргеви» за князем.
Между 1148 и 1155 гг. на новгородском столе, как мы знаем, поменялось несколько князей: Святополк Мстиславич, Ярослав Изяславич, Ростислав Мстиславич и Мстислав Юрьевич. При всех названных князьях посадником оставался Судила Иванкович, избранный на должность за год (1147) до ухода Святополка и лишенный ее через год (1156) после прихода Мстислава.{97} Факт примечательный, свидетельствующий об отсутствии непосредственной зависимости перемен в княжении и посадничестве, а следовательно, и обусловленности занятия княжеского стола борьбою боярских «партий».
Согнав в 1156 г. Судилу с посадничества, новгородцы избрали на его место Якуна Мирославича. В. Л. Янин посвящает этому событию следующий комментарий: «На первый взгляд, это весьма неожиданное сочетание: сын Юрия Долгорукого оказывается в союзе с врагом Юрия — Якуном, подвергшимся за 15 лет до того публичному позору, избитым, закованным в цепи и жившим из милости на дворе суздальских князей. Однако мы уже видели, что за прошедшее с тех пор время политические привязанности враждующих боярских группировок заметно изменились. Судила, в 1141 г. выступавший на стороне суздальского князя, уже в 1142 г. поддерживает Мстиславичей, когда их союз с Суздалем прекратил существование. Такую же эволюцию пережил и Нежата, вместе с Судилой стоявший на стороне Юрия Долгорукого, когда тот выступал против черниговских князей, и порвавший с ним, когда Юрий стал поддерживать черниговцев. Коль скоро обстоятельства привели к падению в Новгороде Мстиславичей, вместе с ними должны были утратить власть и все группы боярства, выступавшие в их поддержку, а к власти должен был прийти тот круг, с которым связан Якун Мирославич. В то же время приход Якуна к власти может быть результатом и более глубоких причин. Его выдвижением посадничеству придавался тот закономерный характер, который лежит в основе этого института, — характер боярской власти, противостоящей власти князя».{98} В. Л. Янин, как видим, неоднозначно толкует причины «прихода Якуна к власти». Эта неоднозначность идет, на наш взгляд, не столько от противоречивости исторической действительности, сколько от противоречия ее концепции историка. В частности, не согласуется с ней идея противостояния боярской посадничьей власти княжеской, ибо посадничество дополняло княжение, а отнюдь не противостояло ему. Князь в Древней Руси не являлся еще монархом и представлял собой высшее лицо в системе общинной власти.