Полл считала часы и минуты. И не только в тот день, но и потом, и после она только и думала про этого свиненочка, который ждет ее дома. Эти думы настолько ее занимали, что у нее не оставалось фантазии для баловства и непослушания. За целую неделю она ни разу не получила линейкой по пальцам и в углу не стояла. Еще она подружилась на всю жизнь с девчонкой по имени Анни Даусетт, которая была старше ее и рассказала как дети рождаются.
- Они из живота, - объяснила Анни. - Приходит мясник и разрзает тебе живот ножом для разделки туши. Только маме своей не говори, что это я тебе сказала.
Полл не очень-то поверила: будь это правда, то разве могли бы женщины иметь больше одного ребенка? Но все равно это была интересная тема, и вообще Полл чувствовала, что новая школа начинает ей нравиться - даже учительница мисс Армстронг, с ее длинным, мягким, чуть овечьим лицом. А кроме того, Полл гордилась, что ее тетка здесь директриса, ее имя на медной доске при входе. Все побаивались тетю Сару. А тетю Гарриет ничуть; ее в глаза называли мисс Гарри, а за глаза - старина Гарри. Она резвилась с малышами на детской площадке, так что скудные ее волосы лезли из-под шляпы, а в класс она всегда приходила с кульком картошки и пекла ее в печи для тех ребятишек, что жили далеко от школы и не успевали дома пообедать.
Даже Тео почувствовал себя счастливей с появлением этого поросенка. Суматоха и неожиданность, сопровождавшие его появление, помогли Тео пережить тот день, и хотя мысль о позорном розовом девчачьем жилете, что у него под рубашкой, преследовала его во сне и наяву, особенно когда он ловил на себе беглый взгляд зеленых глаз Ноя Багга, - он все же смирился. «Никто ведь не собирается, - говорил он себе, - содрать с меня силой верхнюю одежду?» А если кто-нибудь и пройдется опять насчет его малого роста - что ж, он к этому привык. А теперь и утешение появилось - можно, прибежавши домой, взять на руки поросенка и шепнуть в его висячее ухо: «Мятный поросенок, мятный, а я тоже мятный, нас теперь двое таких в одном семействе».
Мама дала поросенку имя Джонни, потому что (причина, по мнению детей, довольно странная!) он ей чем-то напоминал ее дедушку, котороготоже звали Джон. Спустя недолгое время он научился откликаться на свое имя и прибегал, хрюкая, едва его позовешь. Ночью он спал в ямке под котлом на соломенной подстилке, а днем деловито поспевал за мамой или располагался на коврике перед камином и задумчиво глядел в огонь.
Лили заявила:
- Но, мама, нельзя же держать свинью в доме!
- О, когда я была маленькая, - отвечала мама, - какого только зверья у нас не было! Вороны, ежи, цыплята свежевылупившиеся. К камину, бывало, и не подойдешь.
- Но ведь не с в и н ь и, - сказала Лили.
- А почему бы и нет? Собак держат в доме, а у свиньи, могу тебя уверить, соображения побольше, чем у собак. Думаешь, если свинья, значит, обязательно грязная, - ты это хочешь сказать? Я уверена, мы просто п р и в ы к л и так про них думать. Глянь-ка, за какие-то считанные дни наш Джонни уже научился вести себя прилично. Насчет этого с ним гораздо проще, чем было в свое время с тобой, моя девочка!
Полл хихикнула, а Лили покраснела. Мама продолжала:
- Дай только свинье в о з м о ж н о с т ь быть чистой, и уж она ее не упустит. Про человека не про всякого это скажешь. Отвечайте-ка мне: от Джона пахнет?
И правда, если от него и пахло, то разве что подслащенным молоком и отрубями - все, чем его сперва кормили. Потом, когда он подрос, мама стала варить для него мелкую картошку, добавляла объедки со стола.
- Где есть поросенок, - говорила она, - там нет помойки. А весной придется нам пошарить вдоль межей и живых изгородей, чтобы насобирать ему одуванчиков, осота: поросенку нужно много свежей зелени, чтобы расти здоровым и крепким. Кормежка тут главное дело, - говорила мама. - У богача доход от капитала, а у бедного с поросенка.
- Как это - доход? - спросила Полл.
- Да так, - ответила мама быстро. - Не придавай значения.
- А разве мы бедные?..
Полл сразу подумала про Анни Даусетт. Анни всегда ходила в скрипучих башмаках и в женском платье, только подкороченном, и тетя Гарриет каждый день пекла ей картошку. Еще Полл подумала, не рассказать ли маме про то, что ей поведала Анни. Но решила не рассказывать: считается, что дети этого знать не должны и не знают.
- Б е д н а я - это Анни Даусетт, - сказала Полл.
- Бедность тоже разная бывает, - сказала мама.
Она это сказала в о о б щ е и с тем выражением заботы и смятения, которое у нее теперь часто бывало; дети уже знали: когда у мамы такое лицо, то лучше ничего не спрашивать и не просить.
Даже папины письма не могли ее ободрить, хотя, кажется, должны были. Дядя Эдмунд бросил свою фруктовую ферму, перебрался из Калифорнии в Колорадо и заправлял там каким-то кабачком. И папа с ним. Кабачок принадлежал женщине по имени Берта Адамс, и почему-то дядя Эдмунд тоже стал звать себя Адамсом - с чего бы вдруг?
- Не нравится мне это дело, - говорила мама тете Саре. - Какой-то у этого дела сомнительный душок.
- Сомнительный? - Джордж как бы удивился. - Дело питейное, так какой же у него может быть душок?
Тетя Сара только раз глянула на него, и он снова уткнулся в свою книгу.
- Похоже, что и фруктовая ферма тоже не принадлежала Эдмунду, - сказала мама. - Джеймс писал, что Эдмунд только управлял ею и что у него какие-то там неприятности.
- Ничего удивительного, - откликнулась Сара. - У Эдмунда иначе и не бывало никогда. Но я удивляюсь Джеймсу: как он позволил себя втянуть? Уж он-то знает Эдмунда! У Джеймса, что ни говори, всегда была разумная голова на плечах.
- Да, но еще и простодушное сердце в груди! - возразила мама. - А эти два качества порой не слишком уживаются.
Она положила папино письмо за часы, что на камине, погляделась в зеркало, что над часами, прошлась рукой по своим волнистым коротким волосам.
- Что же, - проговорила она. - Ну, что же! Если Джеймс в ближайшее время не разбогатеет, то мне придется сделать это самой.
Она отправилась к Маллену в его магазин на Маркет-сквер; на ней было лучшее ее пальто, отделанное стеклярусом, и шляпа тоже лучшая. Вернулась она усталая и будто чуть меньше ростом. Полл и Лили наблюдали, как она вытянула шляпные булавки, как сняла шляпу, вздохнула.
Лили спросила:
- Так что, мама, ты будешь работать у Маллена?
Она покачала головой и села к огню. Джонни подошел, прислонился к ее ноге. Она слегка потрепала его уши и сказала:
- Вот так, моя славная свинка!
Лили сказала уже с возмущением:
- Но почему? Он же сам говорил, что даст тебе работу, говорил ведь?
- Он и дал бы. Он готов отдать всю мастерскую под мой надзор, поставить меня выше Мериголд Багг. Мне это вообще не слишком нравится - за все отвечать. Но кабы только это! Маллен едва начал объяснять, что к чему, а уж я поняла, куда он клонит, знаю я его, старого черта! Конечно, он ничего не сказал прямо, но недолюбливает он Мериголд. Характера ей не хватает, чтобы иметь с ним дело: она ведь неплохая швея и лучшая закройщица из всех, кто у него есть, но он все равно ее в грош не ставит. А заполучивши меня и отдав мне крой и подгонку, он бы ее вообще выставил. И куда ей тогда деваться, бедняжке? Этот ее детина, которого надо кормить и растить, да еще старик отец - его же упекут в богадельню, если она о нем не позаботится. И во всем мире ни души, чтобы помочь ей, посочувствовать.
Полл сказала:
- Но, мама, ведь ты не любишь миссис Багг. Это просто невозможно, чтобы ты ее любила!
- Тем хуже, потому что она-то считает меня своей подругой. Это был бы для нее двойной удар, если бы я заняла ее место.
- Бедная мамочка! - сказала Лили и подошла к ней, чтобы обнять.
Полл подумала, что ей бы первой это сделать, а теперь будто без нее обошлись, и вот она сидит в сторонке, пока мама улыбается Лили и держит ее руку у своей щеки.
- Ах, дочка, - говорила мама Лили, - какой бы она нынче ни была, эта Мериголд, но ведь девчонками мы ходили вместе, разве я могу это позабыть? Она не всегда была такая сморщенная, нет, в ней тоже искра была. Помню, мы были еще ученицами и жили, как вы знаете, у хозяина, а старый Маллен кормил скудно и плохо. Даст иной раз вареного гороха - вот и весь обед, а мы выкинем все в окошко, пусть куры клюют, а сами тайком, черным ходом, в магазин, в бакалею. А там стоял за прилавком один молодой парень, он нам хлеба давал и сыру. «Повесят меня из-за вас!» - говорил он, но все равно не отказывал. И вот мы пробираемся назад, несем в передниках добычу, а однажды Мериголд чуть не попалась - столкнулась нос к носу со стариком Малленом. Он ей и говорит: «Откуда вы и куда, мисс? И что у вас в переднике?» Я шла сзади и чуть не умерла со страху, а Мериголд нос кверху и отвечает: «Я на вас удивляюсь, мистер Маллен, как можете вы задавать девушке такие неделикатные вопросы!» И - мимо, вся дыша гневом и добродетелью. Ситуация, пожалуй, не слишком веселая, но у него было такое лицо, и мы так смеялись потом!.. А теперь мне грустно видеть, как она перед ним приседает, как разговаривает... - Мама глубоко вздохнула, глядя в огонь, и вдруг лицо ее напряглось, она повернулась к Лили и проговорила чуть ли не с яростью: - Запомни, дочка, этим-то и страшна бедность! Не голодом и не дырявыми башмаками, а тем, что от нее порою душа нищает! И как бы ни повернулась твоя жизнь, э т о г о ты никогда не допустишь, обещай мне!..
Полл промолвила в смущении:
- А я ненавижу, если вдруг голод!
При этих словах мама вскочила со своего места, бросилась к Полл и так крепко прижала ее к себе, что Полл услышала, как бьется мамино сердце.
- Овечка ты моя! - проговорила она, задыхаясь. - Никогда ни за что не будешь ты голодной! Я тебя испугала? Как это глупо с моей стороны, да и пугаться-то нечего! Все будет хорошо, уж вы мне поверьте.
Лили рассмеялась:
- Тетя Сара не позволит нам голодать. Полл это сама понимает и просто слегка прикидывается, ты же ее знаешь! Не волнуйся, мама!