Полл выговорила медленно:
- Джонни был не как все. Ты сама говорила, что он не как все.
- Я тебя предупреждал, мама! - сказал Джордж.
Мама поглядела на Полл.
- Мне очень жаль. Мне правда очень жалко... Это для всех нас нелегко. Наш поросенок, мы все его любили...- Ее голос заглох, голова сникла; но вот с усилием она подняла голову, улыбнулась печально: - Наверное, мне следовало поговорить с тобой, Полл, но я думала... да, я подумала, что так для тебя будет легче. А может, и для меня тоже. Ты же знаешь, какая ты. Прости меня, если я что-то сделала не так. Я очень надеюсь, что ты меня простишь. Садись и пей чай.
Полл покачала головой. Джордж сказал:
- А может, она не так уж проголодалась? Я, например, точно не голоден. И еще кое-что я могу сказать точно. Что я не буду есть свинину, пока я жив!
- Меня сейчас стошнит, - сказал Тео.
Он вскочил и выбежал из-за стола. Джордж продолжал еще яростней:
- И бекон тоже не буду. И сосиски. Если Джонни снова явится в этот дом, хоть кусочек, хоть одна свиная ножка в холодце, - я больше не сяду за стол. Я уйду из этого дома, я уеду в Австралию!
Лили отвечала холодно:
- Мало вероятности, Джордж, что тебе придется попробовать Джонни. Мы слишком задолжали мяснику.
- О!.. - Джордж потупился, пробормотал: - Я не знал этого.
- Так вот знай теперь, - сказала Лили. - А как иначе, ты думал, бедная мамочка могла бы управиться? Ты хоть раз поинтересовался? И я не замечала, чтобы ты в чем-нибудь себе отказывал. - Джордж промолчал, а Лили фыркнула: - Как и все мужчины!
Обойдя стол, она подошла к маме и обняла ее, а мама взяла ее руку, прижала к своей щеке. Джордж прокашлялся и сказал:
- Ну, я мог бы уйти из школы. Работать мог бы, деньги домой приносить.
Мама проговорила тихо:
- Ты должен получить образование, это очень важно. Тетя Сара считает, что ты можешь попасть в Кембридж.
- К черту Кембридж! - сказал Джордж. - К черту тетю Сару!
На эти возмутительные слова никто ничего не ответил. Мама выпрямилась, похлопала Лили по руке. Лили вернулась на свое место и сталаразливать чай.
- Может быть, Полл и не хочет есть, - сказала она, - но Анни, наверное, проголодалась. Садись, Анни.
Лили не глядела на Полл, все старались не глядеть на нее. Она облизнула пересохшие губы и проговорили мягко, все еще удивляясь:
- Анни тоже говорила, что Джонни другой. В с е говорили, что он был другой.
Она сидела в дальнем углу садика тети Сары, на дровах. Глаза совершенно сухие, потому что плотный жгучий комок в горле не пропускал слез. Анни подошла к ней, Полл потеснилась, чтобы та тоже могла присесть на дрова, и сразу забыла о подруге. Спустя некоторое время Анн и проговорила:
- А я тоже не люблю, когда свиней режут. - И добавила, помолчав: - Но зато потом всегда бывает много еды, месяц мясоед.
Тогда Полл на нее поглядела. И увидела, что лицо у подруги худое. Как у мамы.
Анни спросила робко:
- Ты на меня не обижаешься?
Полл сказала:
- На тебя - нет.
Сказала и сразу поняла, что она не обижается ни на кого. Какой-то момент она думала, что будет теперь ненавидеть маму, но и этого не было. Люди едят свинину и, значит, должны убивать свиней. Иначе люди будут голодные.
Анни сказала:
- У меня тут для тебя кусочек кекса. Хочешь?
- Спасибо.
Она съела кекс, весь до крошки, чтобы не обижать Анни, но на вкус он был как печная зола.
Любая еда была теперь такой - как зола или как опилки. Ужасное какое-то месиво, которое встает в горле и не дает дышать. Она испытывала отвращение при одной мысли, что надо что-то положить в рот и проглотить.
В тот вечер она не поужинала и завтракать наутро не стала. И обедать тоже. К чаю мама сварила ей яйцо, в точности как Полл любила: разбила его в чашку и заправила тоненькими ломтиками поджаренного хлеба. Но даже это любимое блюдо вызывало тошноту, стоило только глянуть.
Мама сказала:
- Ну вот что, моя девочка, ты не встанешь из-за стола, пока все не съешь.
Но спустя полчаса Полл еще не встала, и мама, не сказав ни слова, убрала нетронутое остывшее яйцо, села рядом и принялась из старой рубашки Джорджа шить тряпичную куклу для Мака.
Потом Лили поднялась в ее комнату, присела к ней на кровать и сказала:
- Полл, пожалуйста! Ты несколько дней не ела - не надо так наказывать маму. Это жестоко.
Полл ответила:
- Я не наказываю. Я н е н е х о ч у есть, н е м о г у.
- Тогда, может, ты выпьешь стакан молока?
Она принесла молоко, Полл попробовала выпить, но подавилась первым же глотком. Лили поспешила убрать стакан, а Полл, согнувшись и всхлипывая сквозь тошноту, выговорила:
- У меня все внутренности закрылись. Правда же!..
Тео ей сказал:
- Ты умрешь, если не будешь есть. Подумай о папе, каково ему будет, когда он вернется, а ты умерла и похоронена.
- Он не вернется.
- Вернется, еще как! Мама письмо получила.
Полл пожала плечами, она знала: папа не вернется никогда. «Кровь себя покажет», - сказала миссис Багг. И тетя Сара сказала: «Некоторые люди непривязанные». Вот и папа бросил их, как дедушка Гринграсс бросил его, когда он был маленьким. Что ж, она не винила папу, как тетя Сара не винила дедушку. Она все понимала, но это понимание легло печалью у нee на душе. Не понимать - легче.
- Бедная мама,- только и вздохнула она.
Тетя Сара взяла ее на прогулку. Полл держалась за теткину руку, потому что уже неделю не ела и ослабла. Они шли по Вокзальной улице, а перед витриной мясной лавки тетя Сара остановилась.
- Посмотри, дорогая моя, - сказала тетя Сара, - это все вывешены туши убитых животных, и ты должна смотреть в глаза фактам. Человеку, чтобы жить и расти, приходится убивать других живых существ. Мы, люди, животные плотоядные. Ты знаешь, что это значит?
- Да, - сказала Полл, - мы едим мясо.
Сказала и свалилась - потеряла сознание.
Она, пожалуй, получила удовольствие от всей этой суматохи. Кто-то смочил ей лоб водою, а когда она добралась до дому, ее уложили на старый диван в передней комнате и Джордж привел Мака, чтобы он ее развлекал. Она рассмеялась, увидев, как щенок играет со своей тряпичной куклой: ухватив ее за голову всей пастью, он носился по комнате и рычал, а потом принес ее Полл. Склонив голову набок, поблескивая своими глазками-пуговками, он глядел на Полл, звал ее по играть с ним - мол, кто у кого отнимет.
Джордж сказал:
- Бедный малый, ему не хватает движения. Тебе бы взять да прогуляться с ним вместе. В лавке шорника я видел синий кожаный ошейник и поводок, можешь купить. ~
- У меня же денег нету.
- Нет - так заработай! - Джордж засмеялся, будто эта счастливая мысль только что пришла ему в голову. - Знаешь что: съешь вот эту грушу, и я дам тебе два пенса.
Груша была совсем маленькая, желтая, и снизу, где толще, чуть красная. Джордж продолжал:
- Можем согласовать цены. За грушу - два пенса, три - за стакан молока. Полный обед - шесть пенсов. Впрочем, это не сразу, а то заболеешь. Когда человек поголодает, у него все кишки ссыхаются.
Она съела ту грушу, и Джордж выдал ей два новеньких блестящих пенни. На другой день она съела еще грушу, выпила стакан молока с глазурованной булочкой - все это составило семь пенсов. Потом и пообедала, и Джордж выплатил ей восемь пенсов, поскольку она съела пудинг и попросила добавки. К тому моменту, когда она заработала достаточно, чтобы купить ошейник, она снова чувствовала обычный голод и ела уже бесплатно, потому что Джордж, как выяснилось, потратился до гроша. Ошейник оказался щенку в самый раз, хотя поначалу он этот поводок возненавидел и упирался передними лапами, когда Полл выводила его на прогулку. Но она действовала лаской и уговором, и вскоре он уже несся впереди и тянул ее за собой, так что она еле поспевала.
- Глупый пес, - ворчала она на него, - ну неужели ты не можешь вести себя разумно и шагать рядом, как старина Джонни.
Мама ей напомнила:
- У свиней больше мозгов, чем у собак, я же тебе говорила.
Она робко поглядывала на Полл. И вообще после смерти Джонни она не знала, как с ней держаться, будто чувствовала себя виноватой, боялась, что Полл никогда ее не простит. От этого Полл тоже было неловко и совестно, будто это о н а в чем-то провинилась. Ей хотелось что-то такое сказать маме, чтобы ее утешить, притом сказать не про Джонни, а про другое, иное. Ведь она знала нечто гораздо более серьезное, а мама не знала. Во-первых, папа их бросил. А еще настанет один такой прекрасный день, когда они все вырастут и тоже от нее уедут и она останется совсем одна. Бывали моменты, когда мама казалась особенно счастливой, мыла посуду и распевала или смеялась над какой-нибудь шуткой Джорджа, и тогда сердце Полл сжималось от боли при мысли, как одиноко и грустно будет маме когда-нибудь. Ей тогда хотелось обнять маму, прижать ее покрепче, но Полл этого не делала. Мама, конечно, скажет: «Ба, с чего это тывдруг?!» А Полл не сможет рассказать ей все, что знает. Так же как мама знала заранее, что будет с Джонни, а рассказать не могла. Да, если ты любишь человека, то самое печальное ты ему не расскажешь, а утаишь.
- А помнишь, - сказала Полл, - как ты посадила Джонни в эту пивную кружку? Какой он был смешной тогда!
Мама рассмеялась, будто какая-то тяжесть спала с ее души, и потрогала дочкину щеку пальцем, исколотым и шершавым от шитья.
На аллее, что за церковью, созрели грецкие орехи. Всю неделю одна старушка сторожила там и гоняла мальчишек, но по воскресным дням она сидела дома; поэтому после церковной службы все ребята старались поотстать от мам, от теток и уж набивали карманы, когда никто не глядел.
Лили сказала:
- Папа любит орехи, надо припасти и для него. Вот бы ему поспеть к тому дню, когда мы выпустим наш школьный спектакль. О, я так надеюсь, что он сумеет меня посмотреть! В чем дело, Полл, к чему ты корчишь такие гримасы?