– Зачем? – равнодушно поинтересовалась Алевтина. Спросила она об этом по инерции, в общем-то, все, что происходит вокруг, ее мало волновало. Нервная система после лошадиной дозы успокоительного вступила в ледниковый период. Единственное, что продолжало ее раздражать, – это невыносимый запах лилий. Надо же, она и не подозревала, что такие прелестные цветы могут так отвратительно вонять!
– Не знаю, зачем. Все с венками, цветами и в черном. Наверное, тоже будут кого-то хоронить. А вот и она! Вижу «фольц» темно-синий, жаль, номер не разобрать. Подкатила, но не выходит. Понаблюдаем! Фу-ты, блин! Этого только не хватало!
– Что случилось? – легкомысленно спросила Алевтина. Клим грязно выругался и зарычал:
– Ничего! Знаешь, кто все эти люди, что сюда приперлись? Иван Аркадьевич пригласил друзей проводить в последний путь свою приемную дочурку!
– Какую еще приемную дочурку? – не поняла Аля.
– Тебя, твою мать… – взревел Клим. – Ах ты, гад! Подставил все-таки, скотина!
– Бл..! – пропела Алевтина и немного расстроилась.
– Все. Лежи тихо. Начинаем, – рыкнул Клим и хлопнул дверью.
«Катафалк», – пришла к выводу Алевтина. Скрипнуло кресло водителя, включился мотор, и машина медленно тронулась с места.
Топая вслед за катафалком, Клим в бешенстве сжимал кулаки, не сомневаясь ни на минуту, что Иван Аркадьевич пригласил на похороны такую прорву народа намеренно. Очевидно, фольклорист был в курсе этой аферы с самого начала и сделал неправильные выводы. Какой же Клим был дурак, что не поставил его в известность! Скорее всего, милейший Иван Аркадьевич решил, что Клим таким образом хочет обвести его вокруг пальца, чтобы не выполнять условий договора. Замечательно, сейчас он начнет ее воскрешать прилюдно. Подойдет к гробу, поцелует приемную дочурку в теплый лоб, схватится за сердце и, как испуганная галка, пискляво завопит на все кладбище: «Господа, вы звери, господа!..» Нет, это из другой оперы, он завопит: «Она жива, моя дочь жива!» Опять нет, так примитивно Иван Аркадьевич не поступит. Конечно! С Глафирой не получилось, так как несчастное животное хоронили в закрытом гробу, зато получится с Алевтиной. Он попросит Клима поцеловать Алевтину, и выйдет из всей затеи живописный финал сказки «Спящая красавица»: любовь победила смерть, воскрешение из мертвых, парочка «неотложек» для впечатлительной публики, все счастливы, справедливость восторжествовала, свадьба, тили-тили, трали-вали… Это же надо, какая скотина! Сколько бабок отвалил Клим за это мероприятие – и все впустую!
Клим так увлекся тягостными думами, что не заметил, как Иван Аркадьевич поравнялся с ним. Старик похлопал его по плечу и участливо заглянул в глаза.
– Я должен вам все объяснить, – хрипло сказал Клим. – Алевтине угрожает смертельная опасность. Вы не…
– Голубчик, вы себя хорошо чувствуете? – приподнял бровки старик.
– Алю хотят убить, – по инерции сообщил Клим, уже слегка сомневаясь в своих первоначальных предположениях.
– Успокойтесь, Клим, думаю, что теперь Алечке больше ничего не угрожает, – сочувственно сказал Иван Аркадьевич и отошел в сторонку. Клим остался стоять на месте, растерянно хлопая глазами.
Прибыли на место. Катафалк остановился. Открыли задние двери, засуетились у гроба, установили его рядом с могилой на заранее приготовленную подставку, накрытую траурным балдахином. А дальше….
– Уйдите, люди, с глаз моих долой! Хочу проститься я один с… женой! – заорал Клим и бросился к гробу, распихивая всех локтями. От волнения слова сами собой сложились в рифму, что его очень сильно удивило, от ужаса его даже чуть не затошнило. Алечка тем временем набрала в легкие побольше воздуха, задержала дыхание, Клим открыл крышку и, как и обещал, прикрыл девушку своей грудью, но при этом так навалился на нее, что воздух со свистом вышел из ее легких, как из дырявого воздушного шарика.
– Господи! – перекрестились землекопы, стоявшие ближе всех.
– Убирайтесь! – сумрачно поглядывая на толпу растерянных людей, прошипел Клим, нежно погладил Алю по голове и поправил ей косички, которые торчали в разные стороны.
– Думаю, нам следует подчиниться данной просьбе, – неожиданно пришел на выручку Иван Аркадьевич, и толпа отхлынула, отплыла в обратную сторону и замерла на приличном расстоянии, с сочувствием и любопытством наблюдая за поведением Клима. Землекопы, как два китайских болванчика, остались стоять на месте с дебильным выражением лиц.
– Слышь, Серый, – шепнул один другому. – Че-то покойница какая-то странная.
– Че? – переспросил другой.
– Ниче! Обычно они как живые выглядят, а эта как мертвая, – сглотнул слюну друг и озадаченно почесал макушку.
– Ты тупой, Колян, – выдохнул напарник.
– Так уж прямо? – возмутился Колян и опять почесал макушку.
Клим поцеловал Алю в лоб, шепнул, что скоро ей позвонит, всхлипнул пару раз и закрыл крышку. Аля приглушенно пискнула. Клим вздрогнул, покосился на землекопов, откашлялся.
– Петельки надо было бы смазать, – застенчиво сообщил он, озадаченно посмотрел на гроб и вздрогнул во второй раз: кончик одной из косичек Алевтины торчал из гроба наружу. Клим опять немного приоткрыл крышку, затолкал косичку внутрь, закрыл, с облегчением вздохнул и скомандовал:
– Что встали, козлы? Давайте закапывайте. Получите по полтиннику, если все сделаете нежно, быстро и аккуратно.
– Так… а эти? – ткнув пальцем в толпу, спросил один из землекопов.
– Перебьются! – хмыкнул Клим и вознес руки к небу с дикими причитаниями. Пролетающая над головой птичка, испуганная его воплями, невежливо «какнула» на его рубашку.
«Это к счастью», – брезгливо смахнув с плеча липкий птичий помет, решил Клим, криво улыбнулся, и на глазах его появились вполне реальные слезы. Теперь все будет хорошо, с надеждой подумал он и направился к выходу с кладбища. Темно-синего «Фольксвагена» среди припаркованных у ворот машин уже не было.
Глава 8 Виват землекопам!
Колян сдвинул на затылок фуражку, позаимствованную у своего боевого бравого дедули, и посмотрел на небо, затянутое низкими грозовыми тучами. На душе его было тоскливо. Из головы не выходила сегодняшняя покойница. Она так живо вдруг встала перед глазами, что он невольно зажмурился.
– Че жмуришься, копай давай! Нам еще одну яму рыть на завтра, – недовольно скомандовал напарник. – Щас дождь пойдет, будем тогда по уши в грязище. И копать будет тяжелее.
– Серый, а ты покойников боишься? – поинтересовался Колян, воткнул лопату в жесткую бурую глину и надавил на нее ботинком.
– Я живых боюсь, они подлые и злые все! – хмуро ответил Серый, отмечая лопатой примерный размер ямы.
– Так уж прямо! – возразил Колян. – А я? Разве злой?
– Ты тупой, что еще хуже, – категорически заявил напарник, облокотился на черенок своей лопаты, достал из-за пазухи мятую пачку сигарет, закурил.
Колян промолчал и сосредоточился на работе. Серый был за старшего, и его надлежало слушаться во всем. Во всяком случае, пока он, Колян, не пройдет испытательный срок в три месяца, который ему определили в конторе. О таком месте можно было только мечтать. В их городе с работой была напряженка, а уезжать ему не хотелось. Здесь жили мамка, сестра, дед. А на соседней улице – Манька Л., тайная зазноба его сердца, женщина строгая, но справедливая. Правда, замужняя, но, как она клялась ему в редкие минуты близости, замужняя только формально. Она-то и пристроила его по великому блату в контору. Отказать ей не могли, так как трудилась она в местной администрации секретаршей Самого! Пока он отработал только два месяца, но уже пообвыкся, вошел во вкус скорбных денег, прибарахлился, надарил Маньке щедрых презентов: эластичных колготок, парижских духов и шоколадных конфет, – и начал копить на квартиру, в которую собирался привести свою благодетельницу сразу же после новоселья. Ради этого можно было стерпеть все. Даже то, что старший напарник незаслуженно обзывает его тупым. «Пускай называет, – улыбнулся Колян и исподлобья покосился на Серого, – кто тупой, это мы еще посмотрим, когда Манька переедет из твоей квартиры ко мне!»
На кладбище вдруг как-то резко потемнело. Небо словно опустилось еще ниже, воздух загустел, стало душно.
– Пора валить, щас польет как из ведра, вымокнем, как цуцики, – сказал Серый, заглянув в яму, где топтался Николай.
– Ты ж говорил, что нужно две? – удивился Колян.
– С утра придется рыть. Не в темноте же ковыряться. Ну че глаза вылупил? Руку давай!
Колян выбросил из могилы лопату, с помощью Серого выбрался сам, отряхнул штаны от налипшей земли, опасливо огляделся и втянул голову в плечи. Впервые он оказался на кладбище в темноте. Было жутковато, да еще сегодняшняя покойница опять живописно встала перед глазами.
– Выпить бы, – поежился он, продолжая озираться. Показалось, что неподалеку кто-то тихо разговаривает.
– Можно, только до дождя бы успеть, – вытаскивая из-за пазухи чекушку, согласился Серый, снял куртку, расстелил ее, уселся сам и, похлопал по траве, приглашая Николая.
– И ты молчал! – возмутился Колян, присаживаясь рядом. Ботинки были полны сухих комочков глины. Он пошевелил пальцами, потянулся к шнуркам и замер… – Серый, – зашептал он, с ужасом таращась в темноту. – Серый, ты слышал? Там, у свежей могилы, где девку сегодня похоронили…
Серый прислушался и непонимающе уставился на Коляна.
– Копает, что ль, кто-то, – неуверенно сказал он, – скрежет какой-то.
– Нет, Серый, это покойница из могилы вылезает! Я сразу понял, не простая она! – охнул Колян. Его затрясло, он вырвал у напарника бутылку, отвернул крышку и сделал два внушительных глотка.
– Ты тупой, Колян, – тяжело вздохнул Серый, раздраженно забрал свой пузырь у товарища, опростал его до дна и поднялся на ноги.
Темнота сгущалась стремительно, по траве зашелестели крупные редкие капли дождя, заглушая странные звуки со стороны свежей могилы.