Поэзия — не повод для соития,
поэзия должна объединять.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Сислибам с коммунистами системными
уж нечего делить десяток лет.
Ворами все являются туземными:
всосались в нефтегазовый бюджет.
Ругаются они скорей для публики,
Бюджет сумел ребят объединить.
Все в курсе: не у них дыра от бублика.
Привыкли сообща бюджет пилить.
Одни сидят в Минфине, в департаментах,
где цель — за экономикой смотреть.
Другие — в губернаторах, в парламентах;
к ГосДуме получилось прикипеть.
Пелевины ни с кем не станут ссориться,
а тихо-мирно отойдут в астрал.
У этих без скандалов дело спорится,
в затылок лишь бы Быков не дышал.
Объединиться все хотят. Без мордобития,
без Латвий, без России чтобы жить
Единым человечьим общежитием —
бюджет хотят всем скопом подоить.
Основы мира рухнут — так прокаркаю.
Спасётся красотою мир опять.
Сольются все со всеми лавой жаркою.
Пустым святому месту не бывать.
Не виновата я в таком развитии.
Мечтаю (чур, меня не материть!):
чтоб слились все в одном большом соитии.
…Поэзию ли в оргиях винить?
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Отползает в сторону куда-то
день тягучий, словно пастила,
в огороде брошена лопата
и другие важные дела.
Завтра будет ветреней и суше,
а сейчас, в закатном серебре
медленно плывут святые груши,
нимбами красуясь при дворе.
Травы за сараями примяты
оттого, что встретили пчелу
дикие, ушастые котята
в мусоре, оставленном в углу.
И теперь не то, что подорожник,
чистотел лежит, как заводной
и идти, поэтому, несложно
к крану за поливочной водой.
Хорошо здесь. Солнце как пружина
стягивает свет за тополя
и встаёт над точкою зажима
мертвенная, лунная петля.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Во дворе у дома красоваться
не сравнимо с тем, что при дворе
с тамошнею публикой общаться.
Царский терем не ровня дыре.
Груши могут путь удобный выбрать:
плыть на юг, на север иль восток
(с Западом опасны эти игры).
Но святые груши? Это — шок.
Как сумели души погрузиться
в груши, расплескав своё нутро?
…Завтра будет суше: обратится
золотом червонным серебро.
Вот просохну — нимбы растекутся.
С груш стекут текучей пастилой.
Дикие котята разбегутся,
будучи ужалены пчелой.
Утро тёмной ночи мудренее,
вечера — тем паче. Ветерок
утром выгладит лицо нежнее,
нежели вечерний посошок.
Я шагну к поливочному крану,
литра два волью в себя воды.
Небо ало — всё теперь по плану.
Жизнь прекрасна, нет в петле нужды.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
колышет воздух волны ветел
шуршит струной по всем ладам
чуть выше странствующий ветер
стучит по голым проводам
и чистота стоит в округе
как будто вылился эфир
как будто выполнил услуги
работник клининговых фирм
но нарушают диаграмму
косые стайки воробьих
они разыгрывают драму
мужей чирикают своих
над воробьями суд верховен
им в прокуроры будет зван
один лишь людвиг ван бетховен
один бетховен людвиг ван
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Работник клининга сегодня
округу чистил поутру.
Отмыл он в небе лик Господний,
Почистил и зажёг зарю.
Ему заданье дал начальник:
Мол, экологию спасай,
эфир загажен, как свинарник,
ступай, природу возрождай.
Но с воробьями сам не сладил
работник клининговых фирм.
Он столько сил на них потратил —
всё без толку, молчит эфир.
Он от художественных свистов
вконец охрип, стал уставать.
На субподряд специалиста
решил для верности позвать.
Пришлось работнику изрядно
карман свой жалкий растрясти.
Бетховен мастер хоть и знатный,
но дорог, мог не снизойти.
Торг оказался неуместен.
Чтобы согласье получить,
пришлось не денежку отвесить,
а лжесвидетельством платить.
Бетховен ведь не просто мастер.
В петлицах. Бравый прокурор.
Он стаям намекнул на карцер —
и воробьиный спелся хор.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Стоят коралловые клёны,
проспекта линия пряма,
и город кажется влюблённым
в свои высокие дома.
Народу осенью несладко,
и здесь обходится не без
полубезумия осадков,
косноязычия небес.
Листва стекает понемногу,
но не берет меня хандра,
мне хорошо — я верю в Бога,
в победу света и добра.
Кустарник птицами забанен,
он сверху кажется литым,
как будто лично мэр Собянин
листву покрасил золотым.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Столица любит что повыше:
дома, деревья, небеса.
Влюбиться можно даже в крышу,
коль отказали тормоза.
Собянин рассадил по веткам
пернатых, по шесткам — сверчков.
И за одну лишь пятилетку
очистил город от ларьков.
В году менял по пять раз плитку
в местах одних и тех же мэр.
Он менеджер крутой и прыткий,
Всё было честно, без афер.
Листву теперь решил покрасить
во славу светлых добрых дел.
В нём куча разных ипостасей.
…Бордюры клал вчера, пострел.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Склеили из плоти и духа,
а потом ушли, обманули.
Если пуля свищет над ухом,
уклоняйся, детка, от пули.
Выглянешь на улицу — ветер
гонит на убой самолёты,
направляйся, детка, на север
к леммингам, песцам и койотам.
Угол наклонения оси
изменился. Тронулась суша.
А медведей, детка, не бойся,
человек страшнее и хуже.
Наши шкуры — верх дешевизны,
удаляйся, жми на педали,
этот мир опасен для жизни,
но другого не предлагали.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Я могу бесценных советов
надавать и взрослым, и детям.
Если бьют тебя как поэта,
значит, стоит спеться дуэтом.
Если бьют кастетом, то надо
убежать иль пулей ответить.
Если полетела граната,
главное — штаны не пометить.
Если же ядрёную бомбу
(ядерная — ох как ядрёна)
в небе зришь, то и в катакомбах
не спастись железобетонных.
Потому готовиться нужно
загодя и тщательно очень:
пусть не встретит Север радушно,
шанс ещё пожить правомочен.
Так вперёд на северный полюс
к леммингам, песцам и койотам.
Пусть там не цветёт гладиолус,
Но туда летят вертолёты.
Взрослые и дети, спасайтесь,
кто как может и кто не может.
…А советов глупых чурайтесь,
даже если я их умножу.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Мы брали снег и делали огонь,
но нам сказали, ждите, будет осень,
на пустыре, похожем на ладонь,
сегодня, возле виселицы, в восемь.
Мы так решили: встанем и пойдём,
посмотрим, для кого она желтела,
среди травы, исколотой дождём,
найдём её измученное тело
и воскресим. Пусть радость чистоты
красивых женщин, что на распродаже
себе купили новые зонты,
но ими не воспользовались даже,
пусть эта радость капает с крыльца
на острова засушенных газонов,
на двери, на улыбку без лица,
на улицы повешенных сезонов.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Огонь не крали, словно Прометей,
но делали они его из снега.
Мошенники, стяжавшие люлей?
Волшебники из сказочного века?
Им заявили: осень только будет,
её дождитесь, в прошлое — ни-ни!
Они, решив, что с ними просто шутят,
под снег свои впихнули пятерни.
Листвы пожухлой отыскать хотели,
чтоб, лето пропустивши, оживить
труп осени (без марта и апреля,
без мая). Воскреся — крестить.
Мудрили с мертвецом без маски
Волшебники. И тут явились
«Двенадцать месяцев». Как в сказке.
Зонты подснежником раскрылись.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Медлительно, как древняя пирога,
боками дымноватыми алея,
плывёт рассвет. Окраина. Дорога.
Век двадцать первый. Эра Водолея.
Земля нетленна, густонаселённа,
над ней столбы застыли часовые,
внутри двора от тополя до клёна
натянуты верёвки бельевые.
Поэзия закончилась. Ни песню
не сочинишь, ни горестную оду.
Лишь изморось над крышами, хоть тресни,
да санкции на зимнюю погоду.
Мой дом выходит окнами на небо —
я на него смотреть предпочитаю,
но Бог давненько в наших сферах не был,
здесь Докинза архангелы читают.
Вот и лежу в миру материальном,
смотрю из незаправленной кровати,
на то, что оказалось идеальным:
косяк двери, розетку, выключатель.
ВЛАДИМИР БУЕВ
*
Что вижу, то пою. Чего не вижу,
О том я тоже песню сочиню.
Поэзия отыщет свою нишу,
Хоть оды не живут в моём меню.
«Ходил большой тайга» я тут намедни
(ходила же, конечно, не ходил)
и землю наблюдала не в передней,
а в тех местах, в каких медведь бродил.
Я заблудилась, долго я металась
(вокруг сплошные ели, не аллеи),
но не отчаялась, в итоге оказалась
я на дороге… в эре Водолея.
И как так сразу в двадцать первом веке?
Ведь только что в глухой тайге бродила.
И вдруг верёвки, тополя, калеки.
Ой, нет калек — у атеистов сила.
Я пó миру пошла… ой, нет, по миру:
в материальном есть определённость.
Я прозреваю, мозг не тихомирю:
В тайге какая ж густонаселённость?
Лежу в кровати, дальше прозреваю
косяк двери, розетку, выключатель.
Я не хочу в тайгу. Я оды знаю.
…Не всякой жизни хочет созерцатель.
ГАННА ШЕВЧЕНКО
*
Деревья раскачивал ветер,
дождило, шуршала листва,